В дымных клубах, сжигающих всеидущие лица порочные,
Мотыльки фонарей пробивались стращающей струйкой-стрелою несрочной.
Я молчал, говоря о безмолвии в шумном доме снежинистом.
Я искал объясняющее условие на лбу морщинистом.
Жизнь давно себя изживала, непутёво болтаясь заглохшею.
Жизнь давно себя замарала разодранной раной засохшею.