Деформированным глазным наслоением я утыкаюсь в упругое желеобразное создание с циклами рыбных крыльев... Что-то клокочет в моей грудной клетке, размазанное впотьмах по оболочке вытаращенного сердца... Нет, не метафора, не складки на животе сознания, не сгусток рифлёного гула, а явственный штрихующий воздушные яйца молекул оперируемый глагол со смещённой мыслевитальной симметрией...
За барной стойкой стоит вещевой накопитель с ржавой козлиной бородкой, с магическими ушами, вывернутыми наизнанку... Роняя сиюминутно вспышки и ядра... Мне хочется пить и пускать пар, как грустно, как склизко... Утягивающее бельё, карта, контролирующая живучий процессор... Специфика работы над закадровыми ячейками вызывает ироническую усмешку - каламбур или живой кальмар на блюдце из скелетирующих бутонов...
Впалой ногой препарирует жареная арифметика тонкочувствительный снежный клеточный бархат... Выпирает музыкальный фон, гравитация понижает градус присутствия, жёлтая шляпа облегает фарфоровый череп...
Я заказываю фаршированного гуся и прошу дать мне выпить... Вещевой накопитель гудит и поддакивает... Слишком рифмованные пространства нависают над дирижаблем головы... Падает стенной фонарик, жгучей пастелью таракан в глубоких брюках маринует мою ушную раковину, подражая властелину насекомых, исчезнувшему в грибном супе накануне вечером...
Мои глазные шумные атаки растворяются в пряных микробах... Густая мандариновая шевелюра творит хаотичные движения... Фобическая планетарная геометрия распахивает настежь дверное такси... Въезжают сумки, карандаши, ноутбуки, кирпичные мишки, улитки-конвейеры, поедающие кислородный крем шторы...
Как зовут этого бармена... Я не могу никак вспомнить инструменты его имени... Хочется высверлить в потоке дверных ваз красочный проём... Но что-то мешает и утаскивает книжный трансформер... Слизь в бронхах выматывает... Никакой живописи в пределах бара и вываливания ковровой пыли в наружный уличный букет...
Оттенки звуков, рептилоидных фраз и ядрёных кустарников...
Мой хрусталик настолько атрофирован и перекрыт тысячью иных хирургически склеенных хрусталиков, что мне можно лишь осязать, пробираясь вовнутрь барной стойки. Вещевой накопитель отрыгивает съеденный пару минут назад паштет... Я вспоминаю вдруг, что мой роман уже устал ждать пьянствующий издатель с седым париком на макушке...
Радостно озираясь, дощатая лягушка смывает слюной буквы у самого входа в этот просторный итог... Итог мыслеобразов и сплошных мыслекадров...
Опять в бар заходят пеликаны и ламы... Сверхземной циркуль обводит фантазии внутреннего бога... Проект не доделан и оставлен, к моему сожалению...
Я получаю вместо гуся говяжье сердце, тушёное с приправами... Выпивка уже на столе - квас и только...
Сажусь за комедийный стол, смотрю, как выступают Базилик и Петрушка... Странные, однако, тексты песен и не менее перевёрнутые танцы... Чайная шерсть и круглые овощные полосы...
Здесь явно нужен программист с его ультраинтеллектуальным потенциалом... Но никак не официант и не бариста...
Я отношу лягушачьи тембровые пласты к новейшим энциклопедическим врастаниям...
Бармен выпивает за моё здоровье из пятилитровой ёмкости... Ик-ик-икает... Трясёт головой тихонько...
Что-то рождается в этом баре... Вечное противостояние райских и адских сил... Мы сплетаемся, превращаясь в промокший натюрморт... Приходится доставать зонт, чтобы не намочить окончательно пятки...
Давно я тут не был... И вывеска молчала, не призывая во внутренности двухэтажного изысканно оформленного здания... Радио несколько дребезжит в ушах... Должно быть, проделки асфальтовых пилотов... Или куриных мастеров...
Хватит с меня... Я вспыхиваю... Огонь вырывает с корнем мою фигуру... Этого и следовало ожидать, ибо мне нельзя есть и пить во время командировок... Ну и ладно...
Листья мои утекают... В никуда... И только лицо вещевого накопителя продолжает всплывать в разломившейся памяти...