Ребёнком-дошкольником я росла любознательным и непоседливым, жажда познания мира была неуёмной. Конечно, шалила и проказничала, что греха таить. Родители, естественно, реагировали. Но иногда воспитательные меры казались мне обидными и несправедливыми. И тогда я решительно объявляла:
— Всё! Я от вас уезжаю! Навсегда!
На самом деле, мне хотелось, чтобы родители расстроились, поняли, что зря обидели ребёнка, признали мою ценность и нужность. В идеале, чтобы раскаялись в содеянном и умоляли остаться. Однако они меня знали лучше.
Родители соглашались: так вещи же собрать надо. Папа вытаскивал на середину комнаты свой волшебный рыбацко-охотничий рюкзак. Его для начала нужно было освободить. Я доставала из глубоких карманов всякие интересные штучки: коробочку с блестящими мормышками (минут 10 уходило на их рассматривание, перебирание), лески разной толщины на разноразмерных бобинах (по пути папа показывал, как обозначается толщина и длина лески, рассказывал, какую именно рыбу и какого веса она выдержит). Далее выуживались кусачки, пассатижи, моток новенькой синей изоленты, свечи и спички. Свечи лежали в пакете из плотной вощёной бумаги, а спички – в круглой металлической коробочке из-под ваксы. Такие баночки во дворе именовались битками, мы играли ими в классики.
По пути папа вспоминал, что у меня есть большая баночка из-под леденцов монпансье, и не могла бы я отдать ему эту баночку для очень нужной всячины. Я вприпрыжку бежала к ящику с игрушками, доставала оттуда невероятно красивую, всю в леденцах, блестящую баночку и вручала папе. Тот, довольно крякнув, придирчиво осматривал её, открывал-закрывал и показывал маме:
— Смотри, какую баночку мне Ляля отдала!
Мама, улыбаясь, кивала головой и периодически уходила на кухню. Оттуда доносились звуки брякающей посуды, стука ножа, журчания воды в раковине и необыкновенно вкусные запахи.
Очередь доходила до большого отделения. Доставались особым образом уложенные зимние удочки, пыжи, связанные бабушкой шерстяные носки с толстой пяткой. Затем выуживалась коробка, где в отдельных пакетиках лежали чёрный чай россыпью, карамельки и кусочки рафинада. В узком боковом кармане находился суперскладник с костяной ручкой и складная ложка-вилка. Рюкзак был и впрямь волшебный: в нём хранилось столько интересных вещей!
Так как времени на вышеописанное действо уходило довольно много, моя обида постепенно улетучивалась. Я чувствовала свою причастность и нужность, была окружена вниманием, заботой и любовью родителей. Со мной считались и помогали осуществить задуманное. Тут вмешивалась мама:
— Сборы затянулись, надо бы перед дорогой хорошо поесть, путь-то долгий.
Куда? Зачем? Мы все вместе шли на кухню. Я за обе щёки уплетала жаренную на шкварках картошку, вкуснее которой ничего не было, заедала хрустящей корочкой хлеба, солёными огурцами и помидорами. Папа подкладывал мясо, отделяя мякоть от мосолыги из борща, чтоб точно наелась. Потом он наводил «папин чай». Как сейчас, так ничего особенного: чёрный чай с молоком и сахаром. И наливал его непременно в свою кружку. В ней было Здоровье, Сила Духа, Сила Воли, Зов Предков, Ловкость, Смётка, Сила Семьи. Мама подавала испечённый за время сборов пирог с малиной (для Житейской Мудрости, Ума, Любви, Красоты и Терпения). Она как-то ловко успевала между делом и чай попить, и поесть. И почему-то они с отцом перемигивались. Вершиной всего ужина была замуськанная в рюкзаке карамелька, фантик от которой местами отдирался зубами - она казалась слаще халвы и мороженого. Потом папа говорил:
— Ну, мать, Ляля подкрепилась, идите теперь рюкзак в дорогу собирать.
Какой рюкзак? Зачем собирать? Дома так хорошо! Пыла давешнего уже не было, но выручала мамина бодрость: надо кофточку сложить. И носочки вязаные. Шарфик. Платочек, чтоб ушки не простыли. Подушку надо бы, чтоб спать удобно. Вот с подушкой прямо беда: не лезет в рюкзак перовая подушка 70х70. Вяло соглашаюсь на думочку. Потом идёт та же коробка с чаем, леденцами и рафинадом. В хозяйственное отделение помещаются мыло, свечки, спички, изолента, моток бельевой верёвки с прищепками. Очень важно не забыть любимую книжку, мишку с куклой, пистолет с пистонами (от настоящих медведей обороняться). В сборах рюкзака незаметно проходит час, а то и больше. Вроде всё нужное с собой положила. Я, уже без былого запала и вдохновения, примериваюсь к рюкзаку. Тяжеловат — не то слово! Неподъёмный!
Глаза у меня совершенно осоловевшие, всё чаще поглядываю на диван. Мама сокрушается:
— Надо же, как ты устала, пока собиралась! Надо бы сил набраться, а заодно и подрасти немного. Давай-ка, я тебя уложу, расскажу сказку, спинку почешу? А завтра встанешь с новыми силами. Утро вечера мудренее.
Я соглашаюсь, плетусь умываться, кое-как переодеваюсь в пижаму и проваливаюсь в сон очень быстро, даже не дослушав сказку. Засыпаю с полным ощущением причастности и нужности в своей семье, в окружении внимания, любви и заботы.