I.
,
где прилеплен к лицу караульный, как чёрная птица,
и почтовой землёй запечатанный рот двойника,
и моча со слезой пополам по щеке очевидца
а я ясные дни а я в рот эти яблоки ел
анн иванна я вовсе не ванна мы больше не пара
а она мне цветущей землёй заголяет предел
а она мне из гейских голов подливает отвара
А она мне горящего света на сто киловатт
«На, неси, обжигаясь; просветы разломанной речи»
И хохочет, рифмуя: гранат, киловатт, виноват
Подбегаю, хватаю за плечи
«Перед кем виноват?» – «У подола спроси, что почём»
Убегает, землёю плюётся, подолом играя
И по сельскому клубу восходит ночной Горбачёв,
Вновь на танцах влюбляется Рая
II.
«Давай поменяемся, – всходит, – айда на «вы», –
телом утраты мерцающ, разъят на две, –
Ты отменённое тело со дна травы,
я наблюдающий гибель Твою в траве».
Прячется, весь подробен, горит, горит:
«Мной становись на заказ, раз бедой не смог,
Ты – потайное, экстремум, небывший вид,
я – полубог, полузверь, полуречь-цветок».
скоро узнаешь во тьме карнавальных морд
жарким исчадьем эзопова речь на влёт
словом изолганным вставший ко мне биллборд
адская радуга льдистый танатоход
что же не видишь я скользкая речь я вот
лжи или до метафоры довела
там говорят есть земля отменённый лёт
пламя молчанья объяло мои крыла
а не захочешь пробитую брешь земли
доречевой безъязыкий ещё-не-Бог
пальцем испытанный омут расшевели
спасти не смог меня Ты спасти не смог