Башня из слоновой кости

Никита Столбов
Желтеет свет - от кости белой отражение
В горах, близ КАзбека, глухое единение.
То башня из кости' слоновой,
В ней диалог идёт по новой.
И разум твой рисует в оживленье
Тот разговор двоих,
Но одного поэта пенье.

Один встревоженно и злобно рвет,
Другой его все ободрить стремится.
Он счастлив от того, о чем душа его поёт,
А первый ищет то, чего боится.

Он томный будто бы Сократ,
И голова вся мыслями стократ
Набита. Он ищет нить,
Которую получится схватить,
Перо иголкой станет, чтобы сотворить
Полотна - сшитых рифм сплетенье.

Второму чувства все покорны стали.
И грусть его прочнее стали,
А если радость, то вся радость мира.
Ему струной игривой лиры
И солнца луч, и струй дождливый
Покорно станутся служить,
Нетленно станут все творить.

Но прерван спор.
Густой и громкий звук, от стенок отражаясь,
Пленил раздор.
То гульный стук ворот, повсюду рассыпаясь,
Впустил в собор,
Тебя, читатель, будто бы в укор.

И сразу чувственный пришелец
Решил все мысли оборвать,
Свои слова везде вставлять:
"Пиши скорей, поэт несчастный,
Твоя зависимость видна!
Ты хочешь есть, царицей властной,
Гром рифмы в строчке громогласной,
То будет вот твоя еда!"

Пора настала уточнить
И ясность некую пролить:
Два наших славных анархиста,
Что спор вели между собой,
То будто пара шахматистов,
Единым целым над игрой
Склонятся будто бы дугой.
Задумчивый и погруженный,
Он хмурый, где-то раздраженный -
То есть поэт на этом свете.
Второй, конечно же в поэте -
Его лирический герой,
Я их развёл здесь меж собой.

И наш туманный стихотворец
В ответ пришельцу говорит:
"Катарсис мой, как лёд скользит.
Как нумизмату твой червонец,
Так свои строки ест пиит.
Мне часто хочется излиться,
Чтоб лучшая могла родиться,
Абзаца новая ряда.
Но идеальность мне сестра.
Никак не думаю иначе,
Чтоб будто числа Фибоначчи,
Слились сечением золотым
Слова в большую гору рифм.
И слог же кончить на глагол,
Конечно, тоже моветон,
И Посейдоновые лужи
Преодолел бы мой линкор.

И я конечно был бы весел,
Но в целом свете нету уж давно,
Того,
о чем в том целом свете не было бы песен.
Я все писал, и думал, что стихи я заложил,
Но стало так, что сам заложником служил
Своим стихам, и вот тому, кто в них светил,
светилом стал.
Его кадил
Весь фимиам мой распустил."

И понял все читатель, помутнился.
Ещё грустнее стал поэт,
Поник и больше опустился.
Сковал свой новый пируэт -
По всей той башне растворился.
Остался горестный читатель
Наедине с героем сказки.
И я скажу, без преукраски,
Вновь диалог тут распустился:

"Он понял главный страх всей жизни:
Его стихи его же превзойдут." -
Сказал читатель, и эскизы
На будущий сложил салют:
"Он ощутит всю мощь сложенья.
Возьмет все точки вдохновенья,
Но слишком сильно свет твоя
Его сломает не шутя.

В своей той башне просветления
Он будет жить как будто бы в тени твоей.
И щуря глаз от твоего светенья,
Останется лишь мотом и транжирой словарей.

Уже сейчас в чувствённой стычке
Эмоций бранных, по привычке,
Что дали волю оба вы,
От сердца все нашли отмычки
Пожара первые следы.
И в мыслях, будто бы серьёзных,
Забудет он в потугах злостных
и счастья жизнь и света день.
О том, каков бывает он порою,
Затмится бурею и мглою.
Его смятений - злость-жена.
И будет в прах повержена'
Его рука твоей рукою!"

"Уж не глупи ты, буревестник,
Кудесник слова он, и вестник,
И всяко рукопись его
В огне гореть уж не должно" -
Ответил лирик наш курьёзный,
Поток сей мысли разложил серьёзный:

" Он крест себе воздвиг нерукотворный,
И горб его, что холм узорный.
И на голгофе той его,
Слогут егоно ремесло.
Бессилен весь поэтов хор,
Чтоб гимн ему сложить достойный;
И можно нам спросить всегда:
То боль от глупости,
Иль горе от ума?
А если речь вести о свете,
То я лишь отражение в моменте.
Но каждый зеркала фрагмент
Есть для тебя, читатель,
Искажения процент.

Мы симбиот поэта и стиха.
Мы будто бы Ундина и вода.
Он Фрактал, я - его углы,
Он шаг к Парнасу, я - его следы.
Он океана силу постигал,
Я будто в сущности девятый вал.
Он осени унылая пора,
А я улыбка, что бежит всегда,
Когда кленовый лист из золота ты видишь.
И эту мысль ты, конечно, слышишь.

Мы будто Врубель и тот демонов сюжет,
Но не от демона стихов фуршет.
Они пронзают искорками света,
То будет изначалее поэта.
Он для себя ещё понятность просит,
Кто строчку лучшую возносит,
Мечтая в голове его.

И он не он, когда бежит,
И над листком рука дрожит,
Когда вселенную с главой связуя,
Струя из света льёт лета минуя.

И под конец - выводим аргумент:
Не ты автор стихов своих, поэт".