Когда-то чёрный цвет не слыл прекрасным,
А кто любил, таким не возглашал,
И чёрный цвет, безродный и безгласный,
Лишь нынче смело распахнул глаза.
.
С тех пор любая разрисует вежды
И лик дурнушки в яркие цвета,
Наивно полагая, как и прежде,
Что это всё зовётся "красота"
.
А у моей любимой чёрны брови
И очи в цвет воронова крыла,
Что грустно смотрят на меня с любовью -
То лучшая на свете красота.
.
С клеветниками не вступая в ссору,
Скажу: очам любимой траур впору!
.
.
Sonnet 127 by William Shakespeare
.
In the old age black was not counted fair,
Or if it were it bore not beauty's name;
But now is black beauty's successive heir,
And beauty slandered with a bastard shame:
For since each hand hath put on Nature's power,
Fairing the foul with art's false borrowed face,
Sweet beauty hath no name, no holy bower,
But is profaned, if not lives in disgrace.
Therefore my mistress' brows are raven black,
Her eyes so suited, and they mourners seem
At such who not born fair no beauty lack,
Sland'ring creation with a false esteem:
Yet so they mourn, becoming of their woe,
That every tongue says beauty should look so.
.
.
Подстрочник Шаракшанэ:
.
В прежнее время черный цвет не считали красивым,
или, даже если считали, он не носил имени красоты,
но теперь черный цвет стал законным наследником красоты,
а красота опорочена появлением незаконнорожденных детей,
ибо с тех пор как каждая рука присвоила власть Природы,
делая уродливое красивым с помощью фальшивой личины искусства,
у красоты нет ни имени, ни священного приюта,
она осквернена или живет в позоре.
Поэтому брови моей возлюбленной черны, как вороново крыло,
и глаза им под стать, -- кажется, что они в трауре
по тем женщинам, которые не рождены красивыми [светловолосыми], но не имеют недостатка в красоте*,
пороча творение незаслуженными почестями.
Но траур их так идет им**,
что любой язык скажет: красота должна выглядеть так.
* Красотой, приобретенной искусствеными средствами.
** глазам возлюбленной.