- Случайности настолько закономерны, насколько этому судьба способствует… Фатум у греческих стоиков – единственная сила, управляющая миром! Это и про карточные игры. И не только. Вообще про карты… Они же разными бывают: игральными, медицинскими, библиотечными, топографическими, карты Таро или астрологов, да мало ли ещё какими. Они и предсказывают, предупреждая о чём-то; и фиксируют положение предметов на плоскости, в масштабе по отношению к сторонам света; и, бывает, выносят приговор… Соображаешь? Это я недавно у одной психологини на фокус-группе подслушал…
Мишаня подлил Палычу в чашку с остывшим чаем кипятку и, окинув взглядом складские стеллажи в полуподвальном помещении клиники, продолжил:
- Вот ты говоришь: инвентаризация, учёт, приходные ордера, накладные, акты, – кому они тут нужны?.. Это же психушка!.. Лекарства дорогие и запретные у врачей по сейфам рассованы вместе с историями болезни. Больные все без имени и фамилии числятся только по номерам да по палатам. Их же за деньги немалые здесь, в Рехабе, содержат и типа лечат. Индивидуальный подход используют, закрытый контур с колючкой и круглосуточную охрану! У них даже пижамы свои собственные, особенные, без карманов, без пуговиц и резинок… Ты не заметил?.. Это чтобы не насуицидничали ненароком… А у меня здесь что?.. Так, лампочки, тряпочки, тапочки, бельё да мыльно-рыльные принадлежности хранятся. Ну, канцелярии немного, бумаги… Карандашей, и то нет! Пациенты, как глупые дети, в нос или в ухо могут карандаш засунуть… Понял?.. Сам-то откуда пришёл?
Палыч сделал глоток горячей и безвкусной жидкости и поёрзал на неудобном деревянном стуле:
- Из коммунального хозяйства, по инженерной части, пенсионер… Меня попросили склад у тебя посмотреть. Я завхозом числюсь, на полставки и…
- А-а… Числишься… - протянул Мишаня, недослушав, и одёрнул на себе старый буклешный пиджачок в катышках, накинутый на древнюю нитяную водолазку. Сомкнул тонкие бесцветные губы и повёл в сторону блеклыми глазами алкоголика со стажем: – Надоели все… Проверяют в очередной раз. Понятно…
- Вряд ли, - осторожно не согласился Палыч. – Скорее помочь просили. Подсказать, как правильно склад вести.
- Они уже десять лет подсказывают, сами не зная что. Специалисты, едрёна вошь. Главврачу стоит поменяться, и начинается… - сказал Мишаня не без раздражения и недоумённо пожал острыми плечами под пиджаком. – Хочешь – давай, считай! У меня вот тетрадочка одна и есть: что пришло, что ушло, что осталось и где лежит, чтобы не забыть. Мне ясно… А им – не знаю!
Палыч взял в руки тетрадочку, встал и нехотя двинулся к дальнему краю стеллажей с большими гарбичными мешками. На повязанном узле каждого черного мешка болталась бирка с двузначным номером. Он подозвал к себе Мишаню жестом. Мишаня подошел. Палыч, показывая на картонный квадратик с числом «51», недоумённо спросил:
- Это что?
- Это Мурманск.
- И как это понимать?
- Вещи одного мужика, зимние. Его в январе положили, а летом выписали, он не стал их с собой тащить, тут оставил. У него и летние шмотки здесь лежат. Видишь, повыше?.. На случай, если в следующий раз весной положат, чтобы к лету переодеться.
- И много таких мешков?
- Много. Я их по регионам подписал ради хохмы, чтобы хоть какую-то информацию о хозяине сохранить. Фамилии-то не говорят… Я же сам таких недолеченных (или у кого деньги на содержание закончились) до аэропорта сопровождаю, а иногда - до личного самолёта. Куда летят, такую бирку на их мешок и вешаю. Там номер рейса с обратной стороны карточки написан, не перепутаешь. И флажок в карту втыкаю. Вот сюда…
Мишаня показал на стену, где была распростёрта двухметровая карта России, утыканная от края до края разноцветными флажками на булавочных иголках.
Пал Палыч кинул взгляд на флажки и посмотрел на обратную сторону привязанной к мешку картонки: она была подписана Мишаней год назад. Спросил:
- Бывает, что не возвращаются? Да?
- Всякое бывает… Я полтора года храню, обычно… Потом спрашиваю у главврача: что с вещами делать? Случается, и помирают пациенты где-то там, у себя. Тогда мешок – в утиль. А бывает и у нас помирают… Впрочем, если дорогие вещи остаются, первым на них всё равно главврач смотрит, оценивает…
- Продаёте?
- По-разному… Тут некоторые, из нянечек, в очереди за шубами стоят. Серьёзно!.. А родственникам на эти шмотки – тьфу и растереть, получается. Не веришь?.. Они за миллионное бабло своих чудиков сюда суют, лишь бы с глаз долой и никто не узнал, где они есть! Им забыть бы поскорей, что такое на свете было! А ты говоришь: вещи какие-то… Некоторые через три месяца и не помнят, во что они одеты были, когда их сюда привезли, да и одеты ли вообще… Старики с Альцгеймером и Паркинсоном, наркоты, алканы, психи, шизики, - кому они дома нужны?
- Что-то это мне напоминает…
- Тюрягу или лагерь? – Мишаня коротко и зло хихикнул. – Не-ет, тут другое… Ты не путай!.. Тут изоляция от искушений происходит, временная. И добровольная, как в договоре у них написано… А там, где ты думаешь, - вершится сплошное насилие и наказание за преступление перед обществом. Общество их от себя изолирует!.. А тут - наоборот!.. Соображаешь?
- Разницы не вижу, - грустно подвёл итог Палыч. – Что в лоб, что по лбу: век воли не видать ни тем, ни этим… Отшельники… Невозвращенцы… Заключенные… - он не смог подобрать нужное слово.
Мишаня промолчал. Отошёл от Палыча к своему столу с чаем. Палыч в это время перебирал вещи на стеллажах, что-то записывал себе в блокнотик из тетрадки и сердито рычал, как пёс, сам зарывший где-то свою кость, но никак не могущий её отыскать.
- Ищи-ищи, разнюхивай… - подзуживал его Мишаня. – Я когда из Ханты-Мансийска во второй раз сюда попал лет пятнадцать назад, тоже копался, себя искал, думал: выберусь, вылечат, о водке навсегда забуду. А как в третий раз последние деньги, те, что с вахты привёз, на Рехаб спустил, понял: а зачем отсюда вообще уезжать? Только время зря тратить… Здесь все – свои! Я и врачей, и пациентов понимаю. И живу здесь, и работаю, забываю потихоньку, кем был… Чистилище, одним словом!.. Ты-то издалека сюда добираешься?.. Как тебя?.. А?.. Пал Палыч?
- Из города. На электричке, - ответил из-за ближних стеллажей с застиранным бельём Палыч.
Мишаня присвистнул.
- Далёко!.. Машина сломалась?
- Не было у меня никогда машины.
- Что так? Не научился? Или пил много?
- Не больше других.
- Хороший ответ… Хочешь, я тебе тут жильё подыщу, чтобы каждый день по четыре часа в транспорте не мотаться? Недорого, и время жизни на дорогу не тратить? В «пулечку» бы вечерами перебрасывались. Четвёртым бы тебя приняли. Завхоз, кладовщик, шеф-повар и начальник охраны - идеальный вариант для преферанса. А на выходные – домой, к жене, отдыхать… Ты подумай, я не тороплю…
- Какая ставка за «вист»?
- Доллар.
- Я подумаю…
***
В среду пришла телефонограмма из Калининграда. Главврач Эдуард Альбертович вызвал к себе Мишаню с мешком «39». Шуба из викуньи, туфли от Тестони, костюм от Китон, полдюжины дорогих итальянских сорочек, носков и галстуков. Вещи все на два размера больше, чем могли бы стать впору подающему надежды светилу психологии. Пару галстуков главврач бережно отложил в сторону, остальное отправил назад на склад, будучи слегка разочарован. В Рехабе такого размера, каковым обладал покойный калининградец, у персонала не было. Это его утешало. Но Эдуард Альбертович ошибался. Он забыл о новом завхозе, который сегодня вечером должен был взять реванш за вчерашний небольшой, но обидный проигрыш…
Как только закрылись ворота за последней машиной персонала, выехавшего с территории Рехаба к вечеру, и двери двух корпусов клиники были поставлены на сигнализацию, Виктор Петрович, сухой отставной подполковник, а теперь начальник охраны, отдал последние распоряжения дежурным, окинул взглядом мониторы пятнадцати наружных камер и сорока пяти внутренних, угрожающе погремел связкой с ключами перед носом жующего старшего постового и удалился из КПП на обход своего реабилитационного хозяйства.
Судя по записям в журнале, на рабочих местах остались только шеф-повар, кладовщик и завхоз. Где они могут находиться, догадываться не пришлось. Стальная дверь, ведущая в цокольный этаж на хозяйственный склад, холодный склад столовой и котельную, оказалась закрытой изнутри. Виктор Петрович в целях экономии приказал охраннику по рации перевести наружное освещение в ночной режим и, как только часть светильников на зданиях и фонарей на дорожках в больничном сквере погасло, утопив ноябрьский безрадостный пейзаж за окнами несчастных пациентов в мутную полумглу, сбросил сообщение Мишане: «Юстас Алексу. Отворяй.»
Роман, шеф-повар, молодой приземистый бритый качок с татуированными руками, грудью и шеей, заканчивал составление технологических карт и завтрашнего меню на утверждение главврачу. Он сидел рядом с холодильником за столиком с бумагами, на котором едва умещались его богатырские локти, и жутко потел несмотря на пониженную температуру в помещении. Его мокрый черный френч был скинут на спинку стула. Причудливые морды драконов, клювы невиданных хищных птиц и клыкастых псов готовы были соскочить с его кожи и вцепиться в ненавидимые им бумаги, призвав хозяина к его истинному предназначению: ножу и топору.
Виктор Петрович, проходя мимо него с Мишаней на склад, остановился, полюбовавшись чуть видимым дымком, исходящим от бритого темени Романа в форме светящегося нимба или пара над кастрюлей, и скомандовал:
- Брось хернёй заниматься! Пошли!
Тот тут же встал, отёр себе подмышки снятым френчем и поспешил за ними, натягивая на ходу футболку. Он не скрывал своей радости по поводу предстоящей «пули». Последний выигрыш был за ним. Судьба ему благоволила. Да и деньги были Роме намного нужнее, чем этим трём старпёрам: в нём вновь затеплилась надежда сменить свою съёмную квартиру на собственную.
Пал Палыч успел уже подремать в чистенькой котельной на больничном матрасе и, отдохнувший, готов был просидеть на «вистах» всю ночь, чтобы вернуть вчерашний ночной проигрыш в лоно семьи. У его жены, прекрасной хозяйки, каждая сотня долларов была на счету. Да и трата собственных сбережений на какие-то карты в бюджет Палыча отнюдь не вписывалась. Роме просто повезло, случайно, два «мизера» подряд в одни руки редко приходят…
Все четверо, наконец, расселись за столом. Мишаня скинул до туза. Выпало раздавать ему. Вяло, медленно тянулась раздача. Кое-как кто-то на третьем роббере сыграл «шестерную». Карта никому не шла. Отдавались за «полвиста». До «распасов» не дотягивали. «Горы» на листе бумаги медленно и ровно росли, отбиваясь по краю взаимообратными «вистами». Все ждали хорошую карту, не рисковали, не возмущались, тянули время до того момента, когда кто-то сорвётся и выскочит хотя бы с «восьмерной», чтобы потом поприжимать его вдвоём и втроём, как получится...
За игрой делились Рехабовскими новостями и сплетнями.
- Эдуарда Альбертовича, говорят, скоро погонят, - вещал Виктор Петрович. – Дело по второй палате так и не закрыли… С пареньком этим, суицидником, родители дальше копают… Виновных ищут, деньги назад требуют…
- Так его спасли, вроде? – вяло удивляется Мишаня.
- Ну, здесь спасли, а до дома не довезли как будто! – Петрович жестом просит у Ромы сдвинуть колоду. Тот сдвигает карты с каким-то магическим пришептыванием. Виктор Петрович, заметив это, иронично приподнимает уголок рта и продолжает раздачу. – …Да он если б и жив остался - толку-то! Следаки посмотрели по камерам внимательно. Скрепку эту злосчастную, что Катька на ресепшн уронила, она, оказывается, и подняла. Не та эта скрепка, которой он себе вены под одеялом вскрыл. Зря Катьку с администраторов уволили, на неё все свалили. Хотя мы с магнитом всю стойку на ресепшн потом облазили – ничего не нашли, правда… А парень, похоже, к вам сюда заходил, в цокольный этаж, дверь была открыта, тут камер нет… Кстати, никто его не видел? Вы-то сами скрепок не роняли? Сейчас дело потянут, до всех дойдут… Посмотрите по своим углам, где острые предметы валяются. Или лампочки старые… Они их под одеялом давят и режутся стеклом… Пал Палыч, слышишь? Придёт проверка, не посмотрят, что на пенсии, на полную оштрафуют…
Пал Палыч взял свои карты, посмотрел в них, разложил по мастям и сказал:
- Если следаки придут, они другое найдут… - и он кивнул на стеллажи с черными гарбичными мешками. – Это тот парень, что из Калининграда? У него вся семья, целый клан на янтаре кормится. Не бедные люди, я их видел, авторитетные, до всего докопаются… А Мишаня с утра Эдуарду мешок в кабинет таскал, они и вещи этого мажора, поди, уже поделили… Да, Мишаня?
Кладовщик сложил свои карты в стопочку на столе, осмотрел играющих удивлённо.
- Господа, вы меня в чём подозреваете?.. Я только выполняю задания руководства.
Шеф-повар тоже отложил карты в сторону.
- И много поделили? – спросил Роман, глядя на Мишаню.
- Да он ничего и не взял, кроме галстуков, - ответил испуганный Мишаня. – А что?
Виктор Петрович перехватил инициативу.
- Ты, Миша, не прав. Ну, подумай: почему Эдик остальное не взял? Испугался, что и это к делу пришьют? Смыться захотел?
- Рост не его! Большое очень! – пролепетал Мишаня.
- Конечно, не его размер. Но мог бы и взять, и без тебя сдать в комиссионку. Значит, очень торопился Эдуард Альбертович… О какой сумме-то договорились? Дай-ка нам свою тетрадочку…
Мишаня как по команде спрятал руки за спину. Тетрадь Петровичу подал из ящика стола Роман. Отставной полковник открыл её на странице 39 и поднял брови:
- Комплект на десять лимонов деревянных тянул по нынешнему курсу. А ты его разукомплектовал. Нехорошо, Мишаня. Со старшими товарищами надо было посоветоваться, узнать обстоятельства дела. Они бы и без тебя решение приняли.
- Да я без задней мысли…
- Оно и плохо, Миша, что ты ни передом, ни задом беды не чуешь! – покачал головой Виктор Петрович. – Теперь весь мешок придётся возвращать родителям. А Эдуард Альбертович на камеру в новом галстуке уже засветился, не утерпел… Думаешь, родные не узнают? Или у нас здесь бутик открыли, что ли?
- Вот дурак! – проговорился Роман.
- Ой, не любишь ты главврача, Рома… И я, впрочем, не люблю… Пижон, да и с голубизной в придачу… Пал Палыч, придётся тебе очередную инвентаризацию провести по мёртвым душам, может Мишаня с Эдиком ещё что-то не продали?
- Хоть сейчас, - отозвался Пал Палыч.
- Нет! Сейчас Мишаня мешок обратно в кабинет Эдику отнесёт. Я Роме дам ключ. А завтра следаки приедут на готовенькое. И вылетит наш Альбертыч с Рехаба к чёрту на кулички, как и предыдущий главный… Правильно, Мишаня?
- Да мне всё равно, - разочарованно ответил кладовщик. – Подумаешь… И отнесу!
Виктор Петрович тут же взялся за рацию:
- Второй, ответь первому.
- Второй слушает, - ответили ему с КПП.
- Проверка бесперебойника питания на камеры видеонаблюдения в главном корпусе. По моей команде отключишь электросеть. Посчитаем, сколько камеры без сети на ИБП протянут.
- А зачем опять в темноте-то? Вдруг чего случится?
- Выполнять!.. Дизельгенератор ещё должен включиться автоматически на наружное освещение. Проверим и его заодно.
- Пал Палыч на месте?
Петрович развернул рацию к Палычу.
- На месте! – крикнул тот в микрофон.
- Тогда другое дело! – ответили по рации. – Сейчас всё вырублю!
Через минуту здание погрузилось в кромешную темноту.
Преферансисты включили фонарики на телефонах.
- С богом! – проводил Петрович в темноту повара и кладовщика. – Мешок подложите и – сразу назад! И светите только под ноги, а то охрана по окнам может заметить, где вы шляетесь - ребята у меня глазастые.
Стоило затихнуть звуку шагов ушедших, как Пал Палыч спросил у Виктора Петровича:
- Думаешь, сработает?
- Стопроцентно. Мешок до кабинета не дойдёт. Рома своего не упустит.
- Отнимет и перепрячет?
- Угу. Где-нибудь у себя в холодильнике… И будет у парня квартира.
- Петрович, тогда я отыграю у него свою сотню баксов, ладно?
- Подожди, Палыч, вернутся, мы и так поймём, герой наш повар или тварь дрожащая. Может, мы зря старались…
Виктор Петрович выключил фонарик на телефоне и крикнул по рации:
- Что там с камерами, второй? Почему молчим?
- Ни одна не работает. Через пять минут всё погасло, бл…
- Отставить мат! Зафиксировать время! Перейти на дизельгенератор!
- Вас понял!
Виктор Петрович спросил у Палыча:
- Ты реле времени на отключение бесперебойника на пять минут ставил?
- На шесть, как и считали с тобой… Да это реле такое, китайское…
- Вот и проверили. А генератор-то запустится?
- Поживём-увидим…
Через пару минут в полной темноте раздался стрёкот дизеля, выхлопы газа, похожие на раскаты далёкого грома, затем тяжелый равномерный гул двигателя заполнил мертвецкую тишину вокруг корпусов клиники. Ноябрьский сквер осветился зыбким желтковым светом фонарей. Тени от голых кустов и деревьев прочертили на блестящей грязи иноземные жуткие иероглифы. Возникала картина если не самого конца света, то его предсказуемого начала.
Разбуженные пациенты со страхом выглядывали в зарешёченные окна палат со всех этажей. Трижды запертые на ночь: дверью комнаты, дверью этажа и дверью подъезда, они испытывали по средам отдельный стресс проводимыми ночными испытаниями. После них им часто снились кошмарные сны, они рассказывали о снах психологиням-кураторам, и те, в свою очередь, искали и находили причину общей тревоги то во вспышках на солнце, то в атмосферном давлении, то в меню ужина, то в просмотренном на ночь кинофильме советских времён…
Рома и Мишаня вернулись к столу по очереди. Повар первым. Он положил ключ от кабинета на стол перед Виктором Петровичем и, предупредив его вопрос о Мише, ответил, что тот заглянул в туалет на обратном пути, споткнулся в темноте и повредил себе по неосторожности лицо, задев им о раковину. Но не сильно. Сейчас, когда свет уже включили, он умоется и можно будет продолжить игру.
Так и случилось. Мишаня, смущаясь своего кровоподтека под глазом, нашёл у себя в столе очки с тёмными стёклами. В продолжение игры он только отшучивался, не переставая болезненно морщиться, поправляя очки на носу. Роман был рассеян и делал много ошибок. Пал Палыч легко отыграл у него свою сотню и даже немного лишнего. Виктор Петрович остался при своих.
Часам к трём утра отыграли последний роббер и разошлись по разным углам. У ночной компании осталось часов пять на здоровый сон до прибытия следственного комитета.
Пал Палыч, устраиваясь на чистом белье в котельной, думал о картах и о судьбе, которая выбирает себе в поводыри такие разные вещи, как шубу из викуньи, две семерки в прикупе на мизер и какую-то канцелярскую скрепку, случайно оброненную под ноги бывшему мажору, превратившемуся в наркота-самоубийцу. И вроде никто не виноват, а вроде и все виноваты. Вот и живи с этим, как захочешь или как карта ляжет…