Век двадцатый пришёл, и опять проиграли казаки,
Поглотила их Степь и волнистый, могильный ковыль.
Разорвали их в клочья цепные пришельцы-собаки,
Превратили в сухую как степь придорожную пыль.
Каждый вечер смотрю в ненавистные, чуждые лица,
Матерюсь как босяк, голубой презирая экран,
Утонула в сугробах холодных родная станица,
Истекает она алой кровью из колотых ран.
Сколько ж миль я прошёл в этих мерзких, ненавистных путах,
Сколько долгих ночей я в степи от ветров замерзал.
Белый Ангел сошёл и сказал: - Ты опять перепутал
И дрожащим перстом мне на ветхий чертог указал.
Я смотрел сквозь пургу на замёрзшие окна приюта,
С побледневшим лицом всё стоял у дубовых дверей,
И катилась слеза в предвкушении сна и уюта,
А в окно щурил глаз недоверчиво старый еврей.