(по мотивам стихотворений Ко Ына)
Скажу вам: рис — противная еда.
А я — мужчина низкого достатка.
И так порой приходится несладко,
плюс эта кулинарная беда.
В дорожном рационе — перекос.
Я так устал от этого припаса.
И ослик мой — знакомый вам Юльпасо —
воротит грустный, вытянутый нос.
Рис пахнет пылью, трещиной в стене,
руинами — за неимением — жилища.
Считается доступным даже нищим,
а всё равно кусается в цене.
Два дня назад (а это — целый век,
срок для бродяг непредсказуемый и древний)
мы набрели на тихую деревню
и в крайнем доме попросились на ночлег.
Нам хорошо известен этот трюк.
На юге гость не очень-то сакрален:
гостеприимство начинается с окраин,
а вглубь села изнашивается вдруг.
Открыла женщина, не глядя на меня.
И сумерки побрехивали псами.
“Муж поселился в небе над Пусаном,
как началась Имджинская резня”.
Садилось солнце, крыши золотя.
Хозяйка подала с поклоном мису
горячего, рассыпчатого риса
и стала убаюкивать дитя.
“Мой милый, мы по-прежнему втроем.
Но папу долг удерживает в поле.
Свободен, но содержится в неволе.
Откуда рис берется в этот дом?”
Малыш поплакал, всхлипнул и затих.
Обильный плач — преддверие покоя.
У жизни сто забывчивых настроев,
и детство есть отходчивей других.
Остыло небо, выгорев дотла.
Был сон готов к усталому явиться,
когда, легонько скрипнув половицей,
вошла вдова, вздохнула и легла.
Мы так совпали, будто ювелир
одно изделие разрезал на две части.
Как, собственно, страдание и счастье.
И я обрушил рис на этот мир.