Мозаика жизни или повесть для сына 5

Светлана Казакова Саблина
Смешное и не очень.


   У каждого в жизни случаются такие вещи. Есть они и у тебя, сын. Но хочу рассказать тебе о тех, что приключались со мной.
   

   Помню, перед самым отъездом Альки на Дальний Восток, он провел со мной, шестнадцатилетней девчонкой, инструктаж, который начинался такими словами:
– Вообще-то любая девушка должна уметь защитить себя в случае непредвиденных обстоятельств. Твой Волк осенью уйдет в армию. А на уборочную опять приедут солдаты. Ты должна уметь постоять за себя в случае чего. Сейчас я тебя обучу нескольким приёмам, что помогут тебе в случае крайней нужды.
  И проводит приём, как уйти от захвата сзади. У меня, конечно, не получается даже с двадцатой попытки. И поняв всю бесперспективность этого занятия со своей не спортивной сестрой, огорчённо машет рукой и выдаёт:
– Короче, если что, со всего размаха бей ногой парню сразу по яйцам!
   Я краснею, уяснив как надо применять этот «беспроигрышный» приём.  Как хорошо, что он мне в жизни не пригодился.
 
    Единственное, что однажды спасло меня студентку-заочницу первого курса от наглого приставания парня «под шафе», так это мои… туфли.  После занятий во вторую смену я с сокурсницами шла вместе до остановки на площадь Ленина. Их маршрутные автобусы шли чаще, а мой – на Трикотажку (так звали в народе маршрут №35 на трикотажную фабрику) ходил с более продолжительным интервалом. Парень заприметил меня ещё в стайке девчат и начал «клеиться» несмотря на увещевания своего товарища. Был он высок, строен и, в общем-то симпатичный. Но алкогольные пары, исходящие от этих товарищей, отбивали всякую охоту знакомиться с одним из них поближе. Я отшивала его как могла под смех сокурсниц, что тихо потешались над его неуклюжими попытками завязать знакомство. Но стало мне не до смеха, когда уехала последняя из моих сокурсниц в свои Нефтянники, а мой «35» так и не показывался. На почти безлюдной остановке становилось опасно парировать с таким атлетом. Резко увернувшись от его протянутых рук, я со всех ног пустилась через площадь вниз вдоль Омки к спасительной своей улице Подгорной, где жила у родственников в частном доме на период своих сессий. До сих пор удивляюсь своему километровому забегу. Никогда не была спортсменкой (по физкультуре выше четвёрки не получала) Как мне удалось убежать от преследователя-атлета, до сих пор загадка? Он почти догнал меня у ворот, но они меня и спасли. Захлопнув калитку, я успела накинуть тяжёлый засов за мгновение до того, как он рванул на себя воротное кольцо. Залаяли соседские собаки, кто-то из родственников выглянул из сеней. Сразу сделавшимися ватными ногами и с гулко стучащим в висках сердцем я кое-как добрела до спасительного крыльца. На следующий день девчонки с интересом расспрашивали состоялось ли знакомство с таким красавчиком? А я хохотала в ответ, что помешали этому мои удобные туфли.

  Кстати, о последних: эти чёрные лакированные глубокие туфли с красивой шнуровкой впереди на устойчивой высокой платформе, плавно переходящей в крепкие каблуки, были куплены мною в райцентре за половину моей зарплаты. Ровно через год они опять сослужили мне добрую службу.

    Я тогда уже работала в красивом старинном сельце, что стояло на берегу огромного озера. Сентябрьским прохладным днём я с сослуживицей отправились за очередной зарплатой в райцентр. Село, где я работала, стояло от основной трассы в километрах двух. Прошагав их скоро за приятными размышлениями о том, что прикупим мы с Катериной с зарплаты, и выйдя на главную магистраль, мы остановились передохнуть и дождаться попутки. До райцентра было двенадцать километров. Рейсовый автобус в наше село заходил лишь рано утром и вечером и потому добраться днём можно было лишь на попутном проходящем транспорте.

   Времена были не теперешние, известные всевозможными мошенничествами и подлостями. Люди все сплошь и рядом именовались товарищами и братьями, а о изуверах в наших местах и слыхом было не слыхано. Простояв минут пятнадцать на ветру и похлопав подолами своих юбок подобно берёзовым веткам в близлежащей роще, мы обрадовались приближающему мотоциклу «Урал». Катя, правда, немного огорчилась: у неё только недавно прошла простуда, а тут ехать не в кабине придётся. Я предложила ей усаживаться в люльку, там теплее и удобнее, чем трястись на высоком седле сзади мотоциклиста. Держась одной рукой за ручку заднего сиденья, но не сев на него, я помогла Кате усесться в мотоциклетную люльку, укрыв её до подбородка и подоткнув со всех сторон кожаным тентом. Только успела отдать ей свою сумочку, как мотоцикл тронулся, и я только и успела вцепилась второй рукой за луку седла. На вытянутых руках и носках своих прекрасных туфель я вместе с мотоциклом набирала скорость. Мелькнула мысль, что если отпущу руки, то плашмя упаду на асфальт лицом вниз и вряд ли останусь жива. Молитв я тогда ещё не знала и начала орать со всей мочи. У нашего славного водителя шлем был не мотоциклетный, а основательный шлем танкиста с внутренними наушниками. Шум ветра и эти наушники не доносили до его ушей мои вопли. Их услышала Катя и выглянув из-под тента, округлив глаза, заикаясь, что-то зашептала про себя. Меня спас водитель грузовика, что догнал нас на дороге. Он-то и просигналил мотоциклисту о неполадках в его танковом экипаже. Увидев в зеркале сигналившую машину и повернувшись он обнаружил вместо заднего пассажира скрюченные лишь его руки, мёртвой хваткой вцепившиеся в держатель. Как у мотоциклиста хватило ума резко не остановиться (сказался, должно быть, многолетний опыт водителя), иначе влететь бы мне со скоростью петарды в крыло заднего колеса всем своим фейсом. Когда мотоцикл всё же сделал остановку на обочине дороги, я не могла сразу отпустить руки, мне помог в этом матерящийся от стресса водитель. У него самого дрожали руки, а мои долго оставались в скрюченном состоянии. Катерина выпрыгнула из люльки, велев мне сесть вместо неё. Действительно, я бы не смогла в таком состоянии держаться уже сзади.
 
   Каким же подарком судьбы была покупка этих туфель-спасателей! Передняя часть высокой их платформы была напрочь скошена, словно бритвой, ездой по асфальту. Если представить, что было бы с моими ногами, будь я в обыкновенных туфлях? Осталась бы без пальцев. Нет, определённо те туфли стоили ползарплаты! Я их, кстати, ещё долго носила, лишь чёрным кремом закрашивая переднюю скошенную и побелевшую часть платформы.

  Никогда не жалейте денег на дорогую, удобную и понравившуюся вам модель обуви. Оказывается, она многофункциональна.

  И всё же в страшную минуту тебя спасает твоя неустрашимость.

  Было это, когда я, девятнадцатилетняя, переехав уже в другое село, принимала библиотеку.

    Двадцатичетырёхлетняя Лина, по деревенским понятиям засидевшаяся в девках, отработав три года библиотекарем в этом селе, решила вернуться на родину – в родной южный город Казахстана Чимкент (ныне Шымкент). Парня она тут не встретила, судьбу свою с Сибирью не связала, что ей оставалось – только вернуться к любимой маме. Да и третий по величине город соседней республики разве мог сравниться с селом, пусть и красиво расположенном на берегу озера, с благоустроенным бытом и радушными, открытыми людьми, но такой суровой зимой? Чимкент славен был не только южным жарким солнцем, но и своей историей – заложен был еще за сто с лишним лет до нашей эры. Отмечен он был и Тимуром - завоевателем, что одно время сделал город своей вотчиной.

   Рассказывала Лина и о том, что в годы войны в Чимкенте было много ссыльных из республик Закавказья. После смерти Сталина многие вернулись, но много горцев осталось.  Дети гор отличались своей воинственностью. Особо отмечала моя коллега чеченцев и говорила, что с ними лучше никогда и ни при каких обстоятельствах не связываться. Опасно. А у нас в 70–80- е годы в сёлах области как раз народы Закавказья строили дома, фермы, элеваторы и прочие сельхозобъекты.

   Бригады армян, осетин и чеченцев были обычным делом на селе. Не строили только грузины, они специализировались на торговле гвоздик, мимозы и фруктов, что продавали на городских рынках.
   В этом селе улица Комсомольская в народе звалась Армянкой, так как её построила бригада армян.  В год описываемого события как раз строительная бригада была из Чечни, она строила два новых коровника. Кавказцы отличались от местных строителей дисциплиной, качеством строительства и его темпами: к холодам им всем хотелось вернуться к родным очагам.

  Народ южный, горячий не только до работы, но и до русских девушек охочий. Что уж говорить, редко, но встречались и девушки, охочие до знойной кавказской любви. Но кавказцы к себе домой их не брали. Я только один случай и знаю, как учительницу, кстати мою классную, увёз к себе на родину осетин, предварительно здесь в Сибири зарегистрировав брак. Наверное, потому, что там бы ему не дали разрешения на свадьбу родители и многочисленная родня и так почитаемый ими закон гор, что негативно относился к межнациональным бракам. Итак, горцы любить русских девушек любили, но в жёны, как правило, не брали.

   Передача фонда библиотеки предполагала не менее месяца по времени, а уже с первых дней её в библиотеку по вечерам после работы, перед киносеансом повадился Юсуп из этой чеченской бригады. Высокий, стройный, не лишённый приятности двадцатисемилетний парень (в библиотеку обязательно записываются по паспорту) был удивительно начитанным. При сдаче книг он не взял-расписался-ушёл, а старался продлить общение какой-нибудь интересной историей, даже неизвестным нам историческим фактом. Как выяснилось, в зимнее время у себя на родине он подрабатывал инструктором, водил в горы туристические группы.

   Мы с Линой торопились уложиться в срок передачи и времени свободного практически не оставалось, но с приходом этого эрудита и интересного собеседника, мы как-то немного расслаблялись. Где- то после второго-третьего его посещения по утрам в дверях библиотеки стали появляться цветы, по всему видно, что с конторской клумбы, или шоколадки. Я думала, что они предназначены Лине, она думала, что мне. Цветы ставились в вазу, шоколадки съедались вместе. Допрос с пристрастием клубной уборщицы ничего не дал:
– Да слышала я как дверь в фойе скрипнула, но я кинозал мыла, не видела, кто заходил.
  Такой был неуловимый наш даритель, об имени которого мы догадывались, но Юсуп не сознавался, а цветы, по мере увядания старого букета, появлялись вновь, как и ежедневные шоколадки в ручке библиотечной двери.
   Лина призадумалась и сказала, что он всё-таки ухаживает за мной, потому как с самой весны, когда приехала бригада, никто из чеченцев не порывался стать местным книгочеем.
– Будь осторожна, Вера, поверь, чеченцы опасны.
– Так я же не даю повода для близкой дружбы. Я думала, что он за тобой ухаживает, он тебе, к тому же ближе по возрасту, – возразила я.
Мы знали, что он не женат: Лина успела при записи в формуляр «случайно» открыть страничку паспорта о семейном положении. Страничка была пуста.
– А что до меня, так ты знаешь, что я жду парня из армии! –Напомнила я коллеге.

   В тот же вечер я решила, как говориться, поставить все точки над «i». Протянув несъеденный утренний шоколад (который Юсуп не взял даже в руки) я честно объяснила ситуацию и предложила оставаться друзьями, тем более, что «…такого умного и эрудированного парня ещё надо поискать». Юсуп сник лицом, но тут же подхватил:
– Конечно, мы друзья и ничего более. Но отныне, как друг, я буду провожать вас до дома, потому как таких красавиц без охраны нельзя оставлять одних.
   Мы облегчённо засмеялись и согласились на такую охрану, потому что и вправду после вечерних киносеансов были охотники увязаться за нами. Наша квартира была в конце длинной главной улицы села, а скоротать дорогу с интересным собеседником куда интересней, чем вести беседу «ни о чём» с сельскими Дон Жуанами, которые мне казались все на одно лицо и которые почему-то все «жили» на нашем конце села, о чём Лина не подозревала все свои три года проживания там.

   Охранять нас Юсуп взялся в тот же вечер. По дороге домой, поделившись впечатлениями от увиденного кино про войну, мы затеяли спор. Как не странно, но он начал говорить о пользе войны. Она, мол, выявляет слабые и сильные стороны государства, нации в целом и людей в частности: кто чего стоит – кто трус, кто герой. Я не выдержала:
– А сколько стоят убитые на войне женщины, дети и старики? А сколько стоят преследуемые Гитлером целые народы, как цыгане и евреи?
   Я разгорячилась и чего-то ещё говорила, припомнив Достоевского, его «Счастье всего мира не стоит слезы на щеке одного невинного ребенка».
   Мы уже давно стояли на дороге напротив нашего дома, а спор только разгорался. В запале я бросила, что аргументы Юсупа попахивают гитлеровской «Mein Kampf».
– И вообще, я не хочу продолжать этот спор. Нам пора домой! – сказала я и шагнула на мостик через канаву, что вел к калитке.
   Не участвующая в споре Лина, обогнав меня, быстро приблизилась к воротам. И всё же первым у воротного кольца оказался Юсуп. Задетый за живое нелестным сравнением, он загородил вход в ограду, оттеснив Лину в сторону. Он просил поменять тему, но остаться и поговорить ещё. Мы дружно отказались. Тогда он неожиданно выхватил из кармана пиджака небольшой кинжал и таким аргументом хотел удержать нас. Это, конечно, он сделал зря.
  Как сейчас помню: полная серебряная луна на небе, такого же цвета стальной клинок кинжала и высокий грозный чеченец.
– Вот это называется поменять тему? Нас не запугаешь! – крикнула я и шагнула навстречу.
   Оторопевший Юсуп быстро спрятал нож и шагнул в сторону. На негнущихся ногах я гордо прошествовала мимо.
   Дело испортила Лина. Когда она шмыгнула в ограду, то с криком со всех ног пустилась к входным дверям. Страх заразителен. Я тоже в два прыжка оказалась у двери, которая, – о чудо! – распахнулась нам навстречу и тут же была закрыта на внутренний крючок третьей нашей жиличкой – воспитательницей Валей. Она в этот вечер в кино не ходила, но слышала наш спор в открытую форточку. Наши крики и топот взорвал юсуповский темперамент. Он кинулся за нами, но не успел. Он рвал двери на себя и клялся, что ничего нам не сделает, что он просто погорячился и просит всего лишь попрощаться по-хорошему. Мы молча втроём держали ручку двери, чтобы не сорвался крючок. Поняв, что дверь не поддастся, проговорив что-то на своём языке, Юсуп удалился.
  А мы ещё долго не решались разжать ладони от дверной ручки. Потом я ругала Лину, что убегать в таких случаях нельзя, это только будит в преследователе инстинкт охотника (напрочь забыв, что именно это действие год назад спасло меня от пьяных приставаний парня-амбала). Валя ругала нас обоих, согласившихся на такую охрану. А я не скрывала своего разочарования в этом человеке.
 
    Но именно этот человек подтолкнул моего будущего мужа добиваться меня всеми правдами и неправдами (я, действительно, ждала парня из деревни, где прежде работала).
   Пройдет несколько лет и однажды мой благоверный признается мне, что Юсуп сказал ему, что за свои двадцать семь лет он ни разу не встречал таких «хороших и правильных девушек». Именно, провоцируя меня в споре, он понял это окончательно.

   Юсуп был главной опорой в семье рано овдовевшей матери. Поэтому и не женился долго, потому что содержал мать и младшего брата-школьника. Его мать никогда бы не пошла против сына-кормильца и одобрила его выбор, каким бы он не был. И такую вот пташку он бы в жёны взял.
– Откуда ты это знаешь? – изумилась я.
– А мы с ним сдружились с первого знакомства, ещё весной, как они приехали работать. У него сломался магнитофон, его направили ко мне  (техническая одарённость будущего моего мужа была хорошо известна не только в своём селе, но и в окрестных), и мы как-то сразу нашли общий язык и общее увлечение инструментальной музыкой.

   А я вспоминаю, чем закончилась история с Юсупом. Букеты время от времени продолжали появляться в ручке библиотечной двери, но сам он больше за книгами не приходил. Пришёл однажды их бригадир и передал книги, попросив при этом не поминать лихом его сотоварища и что-то добавил об извинении и уважении. Говорил он, в отличии от Юсупа, по-русски плохо. Но общий смысл мы с Линой уловили.

   Интересно было бы знать, как этот человек пережил две Чеченских войны? Жив ли он? Пусть и запоздало мне бы хотелось попросить у него прощения, что думала о нём плохо долгое время. А ещё хотелось бы его поблагодарить,  хотя бы за то, что своим присутствием в жизни моего мужа, он определил присутствие его уже в моей жизни.
 
   Вспомнился и ещё один интересный случай, как в минуты опасности мобилизуется человек.

   Было это в пору моего гостевания в Германии ещё в то, досанкционное время.

   Немцы по сути своей, народ чем-то похожий на русский, недаром мы одной языковой ветви. Безусловно, они более дисциплинированны, более прагматичны. Но так же, как русские, открыты.  А их непосредственность меня даже удивляла: громко пукнуть в соседней кабинке общественного туалета, чуть ли не вылизать понравившуюся подливку с тарелки в ресторане считается естественным делом. Мы в этом плане более стыдливы. Но вот выпить они не дураки и пьют, мне думается, почище русских.  Но не об этом речь.
  Поехали мы с родственницей закупить продукты на неделю в супермаркет в соседний городок. Там, кстати, был сезон скидок. Купили кое-что в отделе одежды в другом магазинчике по дешёвке и пошли в продуктовый.  В тележку посадили внучку моей снохи и доверху затарились продуктами.  Везти внучку с недельным набором продуктов в тележке взялась я. Мы весело переговаривались с малышкой (каждый на своём языке, т.к. трёхлетний ребёнок русский язык понимал, но говорить пока ещё учился на немецком) и не спеша шли к машине на стоянку.

   Местность проживания моих родственников гористая. Их старенькая подержанная «Аudi» стояла на возвышенной части огромной стоянки.  Открыв багажник, сноха стала разгружать провизию в него. Маленькая Кристинка продолжала щебетать о чём-то своём, а я решила ускорить процесс разгрузки и, вытащив огромный пакет очередной заморской вкусности, попыталась найти ему место в почти доверху уже набитом багажнике. Упаковка шуршит, Кристинка лепечет и вдруг мы понимаем, что к этому шуму добавился ещё один звук – звук дребежжания колёс магазинной тележки, оглядываемся и– о ужас– Кристина весело катится вниз к ряду там припаркованных машин. Секундный столбняк и я со всех ног делаю второй в моей жизни спортивный рекорд: бегу наперерез набирающей скорость тележке с ребёнком. Всего лишь в полуметре от дорогущей машины «Maybach» я перехватываю «угонщицу» и слышу рукоплескания нескольких немцев, что находились неподалёку от своих машин. 
  Запыхавшаяся, с колотящимся сердцем, смущённая вниманием незнакомых людей, нисколько не понимающая их комплиментов, я тихо ползу с тележкой наверх к нашей машине. Потом сноха, облегчённо выдохнув, говорит, что штраф за поцарапанную машину владелец бы высудил такую, что выплачивать бы пришлось не менее полгода.  Только тут почувствовала себя я героем. Наверное, именно так чувствуют себя чемпионы, всходя на пьедестал почёта.  И уже во время обратной дороги, родственница в красках описывает мой чемпионский забег. Наверное, это, действительно, было завораживающим зрелищем – видеть разодетую фрау на каблуках и в узкой юбке со всего духу несущуюся по склону.
   Мы громко смеёмся от понимания, какой неприятности мы избежали.