2-4-4
Охота всегда была поприщем графов,
Князей и помещиков, знатных людей,
Им не предъявляли тогда грозных штрафов,
Шёл грубый убой всех природных зверей.
Ростов, старый граф, увлекался охотой,
Держал в этих целях он много людей,
Их в плане военном назвать можно ротой,
И целый табун, эскадрон лошадей.
Всегда непременным оружьем охоты
Являлась и свора различных собак,
Они выполняли роль как бы «пехоты»,
Поскольку хитёр и серьёзен был враг.
Охота была в этот раз, как сраженьем,
Одна лишь пехота — сто тридцать собак;
Десятка два конных со всем снаряженьем,
А волк был матёрым — один только враг.
Внезапно ростовской охоте навстречу,
Уже утренний слабый и ясный туман,
Явил, как подмогу, и явную встречу,
С собаками всадников, в этот же стан.
Средь них выделялся могучий и свежий,
Он родственник дальний, красивый старик,
Но цели у них были явно всё те же,
Хотя и отряд был совсем невелик.
— Приветствую вас я во здравие вашем! —
В счастливом настрое сказал Николай:
— С такою подмогой и волк нам не страшен, —
И, перебивая собачий весь лай.
— Я вижу, сынок, ты хороший охотник,
Наследник в сим деле достойный отца:
— Илагины в Корнигах тож всей заботой,
Хотят выводок взять с другого конца.
— Туда и иду. Что «свалить» наши стаи?
— Свалить, — согласился желанный сосед;
В одну стаю гончих сгонять они стали,
Всё для достижения общих побед.
Вот к ним прискакала «глава всей охоты»,
Наташа, как фактор, излишней заботы,
Платками укутан был весь её стан,
Морозцу, но слабому, не бы;л бы отдан.
Наташа уверенно, ловко сидела,
Под нею Арабчик был — конь вороной,
Рукой она верной его осадила,
Но к ней был приставлен охотник иной.
Берейтора роль выполнял он на случай,
На всяк непредвиденный в деле конфуз,
Бывает в охоте случа;й невезучий,
И лишний охотник всегда в деле — груз.
Ростов уточнил с дядей план «наступленья»,
Наташе он место её указал,
В заезд над оврагом сам взял направленье,
Собаке Карай он команду отдал.
Карай был известен, что брал в одиночку,
(Он — старый, уродливый, сильный кобель),
Волкам он по жизни всегда «ставит точку»,
Всегда он находит всю нужную цель.
Граф зная горячность охотничью сына,
Уже торопился к ним не опоздать,
Участие графа достойно картины,
Он должен был видеть охоту и знать.
Весёлый, румяный подъехал на дрожках,
Оставленный был для него этот лаз,
На крепких, упругих своих ещё ножках,
На смирную лошадь уселся он враз.
Подъехав к кустам, разобрал он поводья,
Теперь уже граф был к охоте «готов»,
Он глянул кругом на лесные угодья,
Он словно приказ отдал взглядом, без слов.
Его камердинер был графу подобен,
Держал он на своре лихих трёх собак,
Уже ожиревших, но каждый был годен,
Все три волкодава — охотничьих драк.
Стремянный встал Митька на сто шагов дальше,
Он — страстный охотник и быстрый ездок,
По старой привычке отныне граф чаще,
Всегда пред охотой — «принял… так… чуток».
Теперь, в бодром духе и красен от зелья,
Подёрнуты влагой, блестели глаза,
Укутанный в шубку, сидел от безделья,
Имел вид ребёнка, для волка — «гроза».
И третий «охотник явился из леса»,
Он — в женском капоте, с седой бородой,
Высокий колпак на главе, с интересом,
То шут был, и ехал он чуть стороной.
Настасьей Ивановной шут этот звался:
«Серьёзный помощник господских охот»,
Он встал сзади графа, как будто боялся,
Охоты ему не вспугнуть бы весь ход.
Граф был озабочен участьем в охоте
Наташи и Пети — своих же детей,
Спросил о них «где они, в какой они роте»,
Он ими гордился от «детских затей».
— А где Николаша? — «Над Лядовским верхом,
Они уже знают, где нужно им стать» —;
Таков был ответ камердинера, мельком:
— Так тонко езду им приходится знать!
Вдруг ясно раздавшийся гон с подвываньем,
Не более двух иль трёх гончих собак,
Заставил всю группу держать с пониманьем
Себя, в сей ответственный, значимый шаг.
За лаем собак слышен голос по волку,
Пода;нный Данилой в басистый свой рог,
И голос на весь лес звучал очень громко,
Возможно, услышал на небе сам бог.
Погоня разбилась на две больших стаи,
Одна, что ревела особо сильней,
Другая — помчалась вдоль леса всё далее,
«Проплыв» мимо графа и группы своей.
Но, как это часто бывает, звук гона
Приблизился вновь, вплоть до графских ушей,
То Митькина «рота», проснувшись от стона»,
Неслась прямо на графа и графа друзей.
Ушла из опушки вся графская группа;
Внезапно, чуть слева явился сам волк,
Внезапность явила, как группа вся глу;па,
Они все там зрители, из них какой толк?
Волк неторопливо скакал к той опушке,
Где раньше вся группа стояла, как штаб,
Пожалуй, их враг оказался в ловушке,
Но это лишь был всей охоты этап.
Собаки от злобы помчались за волком,
Волк, остановившись, глядел на собак,
Как будто «он думал, каким ему толком
Мотнуться туда ли, сюда ли и как».
Мгновенно как будто поняв обстановку,
Он скрылся в опушку, мотнувши хвостом,
И в ту же минуту, почуяв уловку,
С опушки напротив и с рёвом, скачком;
Одна за другой понеслась и вся стая,
К тому самому месту, где скрылся волк,
А следом за стаей, кусты раздвигая,
И лошадь Данилы пополнила «полк».
Кричал: «Улюлю»! — пронесясь мимо графа,
Сверкнули, как молньей, Данилы глаза,
Он крикнул: «Про…ли — охотники, штрафа
Вам мало, разверзнись над вами гроза»!
Стоял, как наказанный, граф, улыбаясь,
Стараясь улыбкой себя оправдать,
К себе вызвать жалость, и как бы пытаясь,
Себе, как за старость, пощаду создать.
Семён, камердинер, включился в охоту,
Заскакивал волка в объезд по кустам,
Борзятники также явили заботу,
С обеих сторон гнали зверя к местам;
Где выхода нет, и казалось — потерян,
Но волк шёл кустами, и просто — исчез…
2-4-5
А между тем, на этом месте
Ждал зверя Николай Ростов,
Мечтая о великой чести,
К которой был давно готов;
О встрече и борьбе с матёрым,
И, как его боец, Карай,
Своею хваткой в горло, мёртвой,
Не раз уже таких карал.
По звукам голосов от гона,
Он чувствовал успех всех дел,
Охотничьего их закона,
Волков безжалостный удел.
„Не будет мне такого счастья,
Всегда мне не везёт в делах,
И карты мне противной масти,
И Аустерлиц — не в ладах.
Направо и опять налево
Бросал по сторонам он взгляд,
В душе вся злость уже кипела,
По жилам разливая яд.
И вдруг по чистому же полю
Бежит неуловимый зверь,
Ростов своей довольный долей:
«Не упущу», — сказал теперь.
От возбужденья даже голос
Он не узнал в мгновенье свой,
Не дрогнул ни один и волос,
Как разразился общий вой.
— Улю-лю-лю! — сама собою
Скакала лошадь с седоком,
И стая ринулась вся к бою,
С седым, стареющим волком.
Ростов увлёкся только скачкой,
Успеть отрезать волку путь,
Считал себе большой удачей,
Поймать матёрого и вздуть.
Достигла волка первой Милка,
За ней — кобель Красны;й Любим,
Поймали волка как бы в вилку,
Казалось, волк уже сразим;
Любим схватил его за гачи,
(Так звали ляшки задних ног),
Но не случилось здесь удачи,
Пёс отскочил, волк дал, как сдачи,
Схватить надёжней пёс не смог.
Волк, ощетинившись, поднялся
И поскакал опять вперёд,
За ним весь полк собак погнался,
Но — ни одна не достаёт.
«Уйдёт! Нет, это невозможно»! —
Уже подумал Николай,
И силой голоса, как можно,
Собак перекрывая лай;
— Улю-лю-лю! Карай! — над полем
Ростова раздавался крик,
Объятый вновь возможным горем,
Не упустить, не дай бог миг.
Искал глазами он Карая,
Его последний в деле шанс,
Но пёс бежал, не успевая,
Давая зверю, как «аванс».
Уже и лес совсем был близко,
Казалось, волк уже спасён,
И вся охота, вся зачистка,
Без малого, какого риска,
«В рубашке был наш зверь рождён».
Но вдруг ещё одна охота
Пред волком встала, как с небес,
Опять такая точно «рота»,
Скакала зверю «в перерез».
Чужой огромный пёс с налёта,
В своём стремительном прыжке…
Казалось, кончится охота,
И зверь окажется в мешке…
Почти что опрокинул волка…
Поднявшись, бросился на пса,
Но, оказалось, мало толка:
Успел ужалить наглеца.
Волк щёлкнул кобеля зубами,
И окровавленный весь пёс,
Уткнулся в землю меж ногами,
А волк себя опять унёс.
Но этой маленькой заминки
Хватило снова для прыжка,
Подобно действию дубинки,
Карай запрыгнул на волка;.
И вместе с ним в овраг скатился,
Как вдруг увидел Николай,
За горло волку он вцепился,
Настал счастливейший случа;й.
Ростов колоть собрался волка,
Как вдруг зверь вылезал наверх,
Борьба в овраге, как умолкла,
Опять для зверя был успех.
Карай, ушибленный паденьем,
За волком вылезать стал вслед,
Но волк своим освобожденьем,
Прыжками вновь терял свой след.
Охота вновь догнала волка,
Он обессилен был борьбой,
Над ним кружились, но — без толку,
Никто не рисковал собой.
Волк каждый раз вперёд пускался,
Всё ближе становился лес,
Он — то садился и боялся,
То вновь вперёд бежать пытался,
Что нападёт какой-то пёс.
Данило, услыхав позывы,
Тотчас покинул место — лес,
Он видел, как Карай в порыве,
Взяв волка, вместе с ним исчез.
Увидев зверя вновь бегущим,
Пустился он наперерез,
Настиг его, ещё «живущим»,
Уже и с лошади он слез.
Собаками был остановлен,
И — в окружение собак,
Он как бы в плен был ими пойман,
В круг лающих всех забияк.
В прыжке, ворвавшись в эту свору,
Уже у волка на спине,
Собакам всем дал словно фору,
Вещая тем конец войне.
Схватил волка; уже за уши,
Весь навалившись на него,
Под тяжестью своей же туши,
Не мог зверь сделать ничего.
Ему связали даже ноги,
Вложили палку волку в пасть,
Тем самым подводя итоги:
Кому положена вся власть.
Взвалили связанного волка
На лошадь, поперёк седла,
Свисали ноги и головка
По обе стороны коня.
Счастливая вся их охота
Везла матёрого волка;,
Визжала рядом вся «пехота»
Многоголосого «полка».
На место сбора всей охоты,
Где расположен главный штаб,
Где старый граф имел заботу,
Поскольку был здоровьем слаб;
С волненьем ожидал итогов
Сраженья во;лков и людей,
Не нарушая всех порогов,
Им созданной охоты всей.
И гончие все отличились,
«Достали» молодых волков,
Борзые тоже не ленились,
Трёх «порешили» их голов.
Восторг всеобщий был на волка,
Что связанный лежал в седле,
Он вызвал слишком много толков,
Во всей охотничьей толпе.
Граф вспоминал свою оплошность,
Когда с дворецким болтовнёй,
Он растерял свою дотошность
И не вступил он с волком в бой.
И, обращаясь, он к Даниле,
Так примирительно сказал:
— Однако, брат, сердит ты в деле, —
На что Данило промолчал.
2-4-6а
Всё дальше двигалась охота,
Лису поймать была их цель,
Была обычная забота,
Лисицу «посадить на мель».
Её догнать, не убивая,
Её как будто взять бы в плен,
Собачьей сворой окружая,
Создать из них «барьер из стен».
Успешно справившись с задачей,
Загнали зверя в круг собак,
И два охотника в придачу,
Скакали к ним на всех парах.
Один был свой и в красной шапке,
Зелёный — на чужом кафтан,
«Убрав с лисы собачьи лапки»,
Решали меж собой обман.
Размахивая все руками,
И что-то делали с жертво;й,
Меж ними спор возник, цунами,
Кто будет обладать лисой.
Оттуда звук раздался рога,
Возникшей драки был сигнал,
Охотники, забывши бога,
В кафтане явный был нахал.
Он был илагинский охотник,
Илагин сам был их сосед,
Он — своеволия сторонник,
Творил в округе много бед.
Узнав, зачем случилась драка:
Травили от чужих собак;
В Ростове вспыхнула отвага,
Для столь решительного шага,
Соседу дать об этом знак.
С Илагиным все были в ссоре,
Ростовы — тоже, в том числе,
Он доставлял всем много горя,
Где мог, он пакостил везде.
В местах охотился обычно,
Где у Ростовых был удел,
Вот и сейчас он, как нарочно,
Охоте помешать велел.
Илагина Ростов не видел,
Но ненавидел всей душой,
Он нагло в этот раз обидел,
Начав открытый с ними бой.
Ростов озлобленно-взволнован,
Сжимал арапник на руке,
Он мыслью мщения был скован,
Расправу учинить в уме.
Какое было удивленье,
Когда Ростов вместо врага,
Увидел в нём всё умиленье,
Во всей фигуре — извиненье,
Упрятав все свои «рога».
Навстречу ехал толстый барин,
Под ним — прекрасный вороной,
Учтивый вид и опечален,
Внезапно вспыхнувшей войной.
Желающий найти знакомство,
Пред ним был молодой сам граф,
Своё загладить вероломство,
Готовый уплатить и штраф.
Он сожалеет, что случилось,
Сказал: «Виновных накажу», —
Казалось, примиренье сбылось:
— Свои угодья покажу.
И предлагал он Николаю,
Забыть всю давнюю вражду:
— Охоту я вам предлагаю,
Её я с вами тоже жду.
Он пред подъехавшей Наташей
С большим поклоном снял картуз:
— Графиня, вы — Дианы краше,
Охота, вижу, вам — не груз.
Полны зайчатами угодья,
Продлим охоту у меня,
На них как нынче половодье,
Всех приглашаю, вас любя.
Приняв прими;ренье соседа,
Все вместе ехали к нему;
И оживлённая беседа
В дороге длилась по всему.
В обеих их собачьих сворах,
Всего средь множества собак,
Вне всяких выделялись споров,
Как средь травы, цветущий мак;
Одна Илагинская сучка,
Ростовской Милке — в перевес;
— Да, хороша та ваша штучка,
Мне доставляет интерес.
— Но ваша Милка и не хуже,
Хоть толстовата, но резва,
Моя Ерза фигурой у;же,
Но в беге — слишком хороша.