Роковые женщины. Часть II

Николина Вальд
  Дух Далилы


Картина "Самсон и Далила"
Художник Хендрик ван Сомер
Картинка из интернета


   
В шатре удобном вражьем Олоферна
Лежала женщина, пришедшая убить.               
И он в объятьях страсти правоверной,
Как одолеет «вражескую скверну»,
Поклялся искренне с ней счастье разделить.

Её уста во тьме его уста целуют,   
Ей горечь чувств жёг тягостный огонь,
Душа кляла с укором долю злую,
Но не найти вдове судьбу иную –
Спасти народ: «Долг, чувства урезонь!»

В шатре уют, персидскими коврами
Устлала пол прислуга по песку,
Тоскою ныла грудь и со слезами   
Глаза сверлили острый меч, и сами 
Тянулись руки к острому клинку.
               
С небес Далила взглядом говорила:
«Смелей, сестра моя! Пришёл твой звёздный час!
Самсона преданно, всей страстью я любила,
Но воля долга милого сгубила –
Любовь к отцам навек сковала нас!..

И вспомни, как Самсон был мною предан,
И схоже участь Олоферна решена,
И к миру путь туманный неизведан,      
Нужна под сводом каждому победа –
Война безжалостна, проклятая война!

Возьми в пример мою судьбу, подруга,
И душу чувством долга успокой.
Не упускай дерзанья от испуга
И не жалей зарвавшегося друга,
Месть также предначертана судьбой!

Как тяжко нынче женщине без дела,
Не выйти в мир общинный за плетень.
Вернулась в небо мудрая Ашера*,
И женщина с тех пор осиротела,
Их ценность в жизни – призрачная тень.
               
Мужчины – головы, а мы же шея трону,
Сумеем развернуть, как нужно будет нам…
Пройдут века к царю Ахашверону
В гарем Эсфирь возьмут, что по тому закону
Взамен Астинь усладой по ночам.

Всяк женщина – букет, в миру ж они – рабыни,
Коль нет любви к мужчине в их сердцах,
Пьёт горький сок цветков хмельной полыни,
В груди ни чувств восторженных доныне,
Ни жара пламеня в холодных небесах.

                Юдифь:

Ты знаешь суть решенья, смелая Далила,
Коль чёрной крови на твоих ладонях нет,
Хоть ты, не ведая, Самсона погубила,
Самсон был не в обиде на тебя, твой милый,
За то, что выдала врагам его секрет.

А я одна с мужчиной под глухим навесом,
Меня в полночный час бросали мысли в дрожь,
Что предводитель Олоферн с семейным интересом,
Запал мне в душу, спал, я ж в сумраке белесом
Искала ощупью в палатке острый нож.

А в сердце жарком распалилось гневно жало –
Любовь без спроса жуткой тенью шла ко мне,
Безумным ветром под пологом в ночь терзала,            
А с ней жестокий мне урок несла устало,
Трясла, былинкой слабой в дышащем окне.

Но как я с чувствами отважно ни сражалась,
Бессильна я, увы! Свидетелем мой рок!
В борьбе чудовищной мечта не удержалась,               
Она взяла меня врасплох, как ни старалась,
Я оказалась сброшенной в мучительный итог.

Горит душа в огне костра …
Что делать? Дай совет, сестра!

                Далила :

    – Юдифь, подумай о народе,
Цепями скованной свободе…

Решать тебе одной в ночи по сердца зову,
Все иудеи ждут, и дети их не спят…
Не стань послушной вражескому взору,
Предашь достойный род свой на века позору –
Потомки выживших такого не простят.

Коль ты неверный шаг исполнишь без согласья,            
Когда судьба врага огнём в твоих руках,
Когда готовит враг погибель и несчастье
У стен богатой Иудеи в одночасье,
Подумай о погибших детях, стариках.

Бери пример святой с пророчицы Деворы**,
Пророчицы эпохи судей, и судьи.
Иль слабой Иаиль, что так под разговоры,
Сисара*** усыпила, как простого вора,               
И в череп вбила гвоздь – её не осуди!

Сгорит ваш храм и в пламени свобода,
Иерусалимский храм и с ним сгорит ваш дух,               
И боль, и скорбь восстанут над остатком рода –
Детей и матерей, толпящихся у входа…
Смердящий пепел к их стенаньям глух.

Бесчувственный трагизм жестоких испытаний,
Коль я бесплотный дух, мне выпало узреть.
Разбойный умысел насильственных скитаний
Убьёт безжалостно в молитвах причитаний,
Изгоям призовёт спасительную смерть.
               
Не убоюсь я страхов вязких  разговоров
Все силы в образах пленительных собрав –
Не всем дана судьба Раав****, в огне колючих взоров               
Не испытать шипов презренного позора,
В безумном счастье сотворения добра.

Проходят сотни лет, и новые расплаты,
Селенья, пламень, пепелища. На крестах
Гляжу с высот как стонет люд распятый,   
Терзал кровавый враг, безумием объятый,            
И крики страшные «добейте!» на устах.

В объятиях призрачных героя Рима Тита
Воскуривая терпких благовоний  яд,
В безмерном счастье Береники***** карта бита,
Мечты замужества в густом тумане скрыты,
Бездушным пламенем под облаком сгорят.
               
Лежал счастливый воин на любовном ложе
Враг жуткий Олоферн. Сон воина сморил!
Юдифь решила всё ж мне Родина дороже,
Бог иудейский осудить никак не сможет –
Срубила голову под говоры ветрил.

Святая память ночи выплеснулась ядом,
Терзала грудь вдовы душевных мук гроза,
Унёс порыв остывший пепел,  рядом
Смотрела за полог луна холодным взглядом,
Стекая, щёки жгла горючая слеза…

И в светлой памяти народ увековечил,
И в Книге Судей путь Юдифь пролёг…
А нынче – время серых будней, свечи,
Дней вереницы, судьбы. В тот печальный вечер             
Сгорел её костра последний уголёк.
         

*Ашера – женская богиня, жена Яхве. В её праздник иудейки пекли посвящённые ей медовые лепёшки. После прибытия в Египет мужчины решили перейти на полный патриархат и для этого упразнили Ашеру, признав богом творцом только Яхве. Лишившись своей богини женщины потеряли силу и право голоса.
** Девора, также Дебора или Деворра (букв. «пчела»), «жена Лапидофова[en]» (Лапидота, или Лапидуса[3) — героиня библейской книги Судей, четвёртая по счёту судья Израилева (единственная женщина); одна из семи пророчиц эпохи Судей (XII—XI вв. до н. э.)[4][5]. Сидя под пальмовым деревом («пальмой Деворы» в Эфраимских горах, судила израильтян, приходивших к ней со своими тяжбами со всех концов страны Израиля[3]. Вдохновительница и руководительница войны еврейского ополчения против ханаанейского царя Явина, правившего в Хацоре (ок. 1200—1125 гг. до н. э.). Одержала победу над хананеями у «потока Кисона», воспетую в сохранившейся песне, древнейшем памятнике еврейского поэтического творчества[6].
 ***Иаиль. Полководец Ханаана остался жив и бежал, укрылся в доме кенейки (родственное евреям племя) Иаили. Она соблазнила его(по другой версии он её изнасиловал), напоила и в скором времени Сисара уснул. Пока он спал, нежные и сухие ручки Иаиль взяли молот со здоровенным гвоздем и одним ударом вогнали стальной кол в висок полководца. Этот поступок прославил Иаиль.
****Раав, Рахав; также Раава, Рахава; 2 тыс. до н. э.) — жительница Иерихона, блудница, которая, согласно Книге Иисуса Навина (Нав. 2:1) укрыла в своём доме двух соглядатаев из войска Иисуса Навина и за это при взятии города была вместе со всеми домочадцами пощажена[1], прославлена (в Евр. 11:31, она числится в списке героев веры) и «объявлена праведной на основании дел», и одним из таких дел было то, что она направила по ложному следу слуг царя (Иак. 2:24—26). Всё остальное население Иерихона, кроме семьи Раав, было поголовно перебито. Почитается Православной церковью как святая праведная Раав Иерихонская, память в Неделю святых праотец и Неделю святых отец[2].

*****Береника  — иудейская царица, дочь Ирода Агриппы I, сестра и соправительница Ирода Агриппы II. Была любовницей будущего императора Тита.
То немногое, что известно о её жизни и происхождении, известно в основном от раннего историка Иосифа Флавия, подробно описавшего историю еврейского народа и написавшего об еврейском восстании 67 г. Светоний, Тацит, Дион Кассий, Аврелий Виктор и Ювенал также рассказывают про неё. Однако со времён эпохи Возрождения она становится известна именно своей бурной личной жизнью. Её репутация основывалась на предубеждении римлян против восточных принцесс типа Клеопатры или позднее Зенобии. После нескольких неудачных браков в 40-е гг. она провела большую часть оставшейся жизни при дворе своего брата Ирода Агриппы II, несмотря на слухи о кровосмесительных отношениях между ними. Во время Первой иудейско-римской войны у неё завязался роман с будущим императором Титом Флавием Веспасианом. Однако её непопулярность среди римлян вынудила Тита разжаловать её после восшествия на престол в 79 г. Когда он умер два года спустя, исторические свидетельства о ней прекращаются.