Война и мир. Эпилог. гл. Э-2-10, Э-2-11 и Э-2-12

Марк Штремт
Э-2-10

Понятья свобода и необходимость
Меняют всю степень своей остроты,
Какие условья, причины, «решимость»,
И время, и место в том очень важны.

Когда же условия, связь с внешним миром,
И время свершенья уже далеко,
А связь — велика, субъект «служит кумиром»,
Причины поступка доступны легко,
 
То необходимости — больше свободы,
Когда же в поступке — иная вся связь,
Условия скрыты текущей невзгодой,
Свобода тогда занимает всю часть.

Однако каким бы наш ни был поступок,
В нём полных понятий тех нет никогда,
Он — «словно награда», он — «словно сам кубок»,
«В другую обитель стремится всегда».

Как ни представляли бы мы человека
Свободным от действий причин на него,
То мы не получим свободу субъекта,
И как в подтвержденье всех действий его.

Он связан всем обществом будто бы в круге,
И всё наше тело есть словно порог,
Мы — как отражение, будто друг в друге,
И делает всё, только то, что он смог.

Поднявши вновь руку и вновь опуская,
Мне кажется, полной свобода есть в том,
А мог по-другому поднять, допуская,
Движением в строну или кругом.

Но поднял я так, где мне меньше препятствий,
И в действиях, если их нет никаких,
Свободы в нём станет без всяких пристрастий,
Всегда полной и больше, чем в тех иных.

Как ни приближая сужденье поступка
К моменту свершенья, всё ближе к нему,
Нам в том не поможет любая «уступка»,
Свободой его «наградить по уму».

Поступок всегда как находится «в клетке»,
А клетка — свершенья всё тот же момент,
И мы никакой не получим «попытки»,
Нам возвратить этот значимый тренд.

В какой-то момент одно только движенье,
(К примеру, поднятие мною руки),
Любым может быть всё моё поведенье,
О только одно — мне на этом пути.

Но чтобы представить свободным движенье,
Вне времени надо представить его,
Достичь невозможно того положенья,
Вся жизнь и всё время в нём — прежде всего.

Не может и быть беспричинных явлений,
Опять же и с полной свободой у них,
Причина и есть будто тормоз всех действий,
Для полной свободы всех действий иных.

Субъект без влияния внешних условий,
Вне времени также без внешних причин,
Не есть человек — так не скажешь суровей,
Какой ни являл бы собой он почин.

Познание жизненных наших условий
Не может быть полным у нас никогда,
Их много, различны и нет им «подобий»,
Как и бесконечно пространство всегда.

И если не знаем мы всех тех влияний,
Которые действуют вечно на нас,
Нет в необходимости полной сознанья,
Но доля свободы нас ждёт каждый раз.

Каким бы ни бы;л весь период сужденья
С момента свершенья поступка у нас,
Всегда он конечен, и нам без сомненья
Всей необходимости нет в том сейчас.

И как бы причины ни были доступны,
Не будем мы знать цепь свершения их,
Они — бесконечны в любом из поступков,
Нет необходимости полной и в них.

Но если признать нам в поступке, явлении:
(Пример — умирающий долго субъект),
Свободы отсутствие в нём проявления,
Хороним понятье мы, как человек.

Когда нет свободы, то нет человека,
И необходимости, этот закон,
Без даже и доли свободы субъекта,
Сознать невозможно — свободен ли он.

Итак, для того чтоб представить деяния,
Лишь необходимости  есть в них закон,
Без всякой свободы в них, как «в наказание»,
Быть должен подвержен условиям он.

Чреду бесконечных условий природы,
Причин бесконечных и времени всех.
А чтобы представить всё в полной свободе,
Без необходимости и без помех;

Должны мы представить его без пространства,
Без времени и без возможных причин,
И необходимости в полном «убранстве»:
«Убрать нам с дороги свободы» — почин.

То мы бы пришли к назначенью закона,
Лишь к форме, но без содержанья его,
Возможность свободы, но вся без «препона»,
То мы бы опять не добились всего.

Тогда мы пришли бы к тем двум основаниям,
Где всё мироздание в нас внедрено,
И к непостижимости жизни познания,
К законам, что нам соблюдать суждено.

Наш разум вещает одно постоянно,
Иначе немыслимо это понять,
Пространство и время — настолько всё странно,
Что их бесконечность нам трудно объять.

Причинная связь от всех действий, последствий,
В ней нет ни начала, ни даже конца,
И дальше рассматривать сущность всех действий,
Так значит «искать нам конец у кольца».

Всё что существует, вещает сознанье,
Включая пространство, и есть только Я,
В момент неподвижного «Я» состояния,
В котором одном сознаю я себя.

Живущим вне времени и вне причины,
Поскольку я — двигатель жизни как всей,
И я сознаю себя в роли «пружины»,
Она, разжимаясь, и освобождает,
Энергию действий у нас, всех людей.

Вся необходимость каких либо действий
Наш разум вмещает в себя, как закон,
А сущность свободы — в сознании «песней»,
И вместе с свободой он в нём воплощён.

Свобода есть сущность в сознании нашем,
А необходимость есть разум его,
Свобода нам кажется чуточку «краше»,
Её изучаем мы прежде всего.

А необходимость — что в ней изучают,
Свобода, как всё содержание в ней,
Всю необходимость лишь формой признают,
Во всех наших действиях в жизни людей.

Отдельно, как форма к её содержанию,
Трактуются эти понятья у нас,
А вместе они при всём их понимании,
О жизни дают весь объём без прикрас.

Вся жизнь человека и есть отношение
Свободы  к той необходимости всей,
Сознание разума к законам свершения,
Так часто случаемых у нас, у людей.

Всё то, что мы знаем о мире природы,
Есть лишь отношенье её внешних сил,
Как к необходимости людям погоды,
Иль в сущности жизни, где разум наш жил.

Вне нас все находятся силы природы,
И не познаваемы все до конца,
Но жизни всей силы людской всей породы,
Мы все сознаём, как свобода «венца»,
Венца, что мы носим до жизни конца.

Но также, как сила в себе тяготения,
Настолько понятен закон этот нам,
Как необходимость вся к нам в отношении,
Как сила свободы, что «нам по плечам».

Свобода людей познаваема нами,
От прочих она отличается сил,
Даём ей понятие разума сами,
«Как будто бы разум всегда с ней дружил».

Но также различные силы природы,
Все разумом нашим опре;делены;,
Они, как различные силы погоды,
В сознание будто бы нам внедрены.

Без необходимости та же свобода,
А значит, без разума, прежде всего,
Ничем ни отлична от сил всей природы,
Но — кроме момента всего одного.

Она есть для разума только мгновение,
И как ощущение в жизни пути,
Но — трудно понятное определение,
И как в нашей жизни его нам найти?

Но как непонятны нам силы природы,
Так и непонятна свобода всех сил,
Однако живут с нею наши народы,
В истории — их приложенье удел.

Всё то, что известно уже нам в науке,
Есть необходимости в жизни закон,
А что неизвестно, то — наши все муки,
Как жизненной силой и был назван он.

Вот так и в истории, что нам известно,
То необходимости значим закон,
Свободой зовём мы, что нам неизвестно,
Какой-то остаток от жизни есть он.

Э-2-11

Свободу, что мы изучаем в истории,
В связи с внешним миром, причин и времён,
С законами разума, значит, тем более,
И этим понятьем наукой пленён.

Признанье свободы людей и как силы,
Могущей влиять на события в ней,
Законам, «достойным подобно могилы»,
И не подчинённых законам людей.

Что для астрономии то же признанье,
Свободы движенья небесных всех тел,
И у;ничтожа;ет существование,
Какого ни было нашего знания,
Законов движения названных тел.

Всё — по аналогии, всё — как в науке,
И если найдётся хотя бы одно,
Свободно несущееся как бы «от скуки»,
Небесное тело, то значит в науке,
Законы Ньютона ей — как всё равно.

Так для истории поступок в свободе
Уже отвергает в ней всякий закон,
И нет представления нам о народе,
Закон соблюдал бы когда и где он.

В истории воля любого субъекта
Имеет в движеньи двоякий свой путь,
Один — как неведом к движенью объекта,
Другой — как в пространстве, его не свернуть.

Чем шире значенье любого движенья,
Тем и очевиднее, нужен закон,
Его уловить — уже есть достиженье,
Поскольку так сложен в познании он.

Тот путь изысканья причин всех явлений,
В свободной их воле всех наших людей,
При ограниченье свободы движенья,
Тем боле(е) признав уже силу всю в ней,
Закона отсутствие будет верней.

И лишь ограничив всю нашу свободу,
Как до бесконечных её величин,
Опять же, конечно, исторьи в угоду,
И той недоступности всяких причин;

То вместо причин и их отыскания,
Исторья поставит другую в том цель,
Законы найти как для их оправдания,
Чтоб ей, как науке, не сесть бы на мель.

Давно уже начат и поиск законов,
И метод мышления тоже другой,
Исторья не станет «особым бароном»,
С другими науками путь виден свой.

Пример математики очень нагляден
В познании малых её величин,
Находит закон, чтобы был он всеяден,
Как бы отступая в понятьях причин.

Как общий для малых всех тех элементов,
Как новый в науке познанья почин,
В науке достаточно всяких моментов,
Как отступающих от их причин.

Как Ньютон открыл свой закон тяготения,
Он выразил мысль: все в природе тела,
От крупных до мелких свойство; притяжения,
Природа им так «при рожденьи дала.

Вопрос о причине остался открытым,
Он выразил общее свойство всех тел,
Закон притяженья был будто зарытым,
И он откопать его как бы посмел.
 
Такой же в том путь и избрала история,
Как цель, интерес изучения в ней,
Движенье народов — вот та категория,
А не эпизодов из жизни людей.

Тогда, отстраняя причин всех понятье,
Законы должна находить она в том,
Как общие, равным «свободе объятьям»,
И в том числе малым частям и о чём.

Э-2-12

Открытье Коперником законов движения:
Вращенья вкруг солнца его всех планет,
Всё перевернуло у нас представление
О всей космографии прошлых всех лет.

Все виды правления в разных всех странах,
По многим причинам у них — разный вид:
«На экономических держатся ранах,
И географических ряд терпят обид».

То — воля живущих во всех этих странах,
В том и возбуждает движенье людей,
Однако причиной, как это ни странно,
Уже не считается историей в ней.

Однако история прежним порядком
Ещё продолжает «себя» изучать,
Хотя по причинам уже непонятным,
Свои же законы начав разрушать.

Упорно и долго во многих науках
Ведётся борьба в них за новый взгляд,
Борьба шла всегда, как в безжалостных муках,
«И в спорах пришлось даже выпить им яд».

И даже теперь, в настоящее время
Вся церковь проводит упрямый свой спор,
Чтобы; сохранить веру в бога, как бремя,
Престиж сохраняя ещё до сих пор.

Открытие истины в законах движения
Известных всем нам небесных планет,
Подверглось церковному опровержению,
Оно означало, что бога-то нет.

Теперь признавая всю необходимость,
То рухнут понятья души, добра, зла,
И с ними — церковная вся «нетерпимость»,
Которая богом всю жизнь создала.

Вольтер в своё время — защитник закона,
Его применял от церковных всех догм,
Он рушил религию словно «барона»,
И не признавая её всяких форм.

Ньютон и Коперник в своих же открытьях
Громили религию всю, как врага,
Однако в истории средством прикрытия
Закон этот служит как будто века.

Не уничтожает, а он утверждает
Основы религии и государств,
И царствовать мненьям иным не пускает
Рождать рядом многих подобных им барств.

Как и в астрономии в прежнее время,
Так в тех же вопросах истории теперь,
На них словно давит какое-то бремя,
На всё различье воззрений, как цель.

Различье основано на непризнании
В том или — признании наоборот,
К таким абсолютным явлений вниманья,
Что служит мерилом явлений, как код.

К примеру, как в той астрономии тоже,
Явленьем была неподвижность земли,
В истории это как будто, похоже:
Свободою личности все нарекли.

Вся трудность признанья земного движенья,
Была та же трудность признанья — почин,
Так в нашей истории  вся трудность признанья
Законов пространства, времён и причин.

Как связь подчинённости чувств человека,
В том также вся трудность и так состоит,
Чтоб нам отказать от свободы субъекту,
Который, последний всё так дорожит.

Как будто бы нам  вещало воззренье:
«Не чувствуем мы то движенье земли»,
Её, допустив неподвижность — явлению,
К бессмыслице мы, наконец-то, пришли.

Когда допустили мы это движение,
Но не ощущаем всё время его,
Законам даём как бы мы приглашение,
Отходим от прошлого мы от всего.

Вот так и в истории, признав всю свободу,
Бессмыслица в знаньях событий всех в ней,
Признав же зависимость мы, как погоду,
Приходим к законам для наших людей.

В обоих приведенных случаях жизни:
1) нам надо признаться в движеньи земли,
И от неподвижности до самой тризны,
Чтоб эти законы всегда берегли.

2) И так же в истории — нам отказаться
От мнимой свободы в сознаньи людей,
Давно уже надо бы нам в том признаться:
Зависимость личности от жизни в ней.

Конец.