С водки – плачешь, а без водки – сам не свой,
И снаружи, и внутри - как деревянный.
И не мёртвый, вроде, но и не живой,
И бессмысленно, надрывно покаянный.
Так терзаться - никаких не хватит сил!
Но прости, что состраданья нет ни грамма:
Ты же сам себе такое сотворил...
Поздно, друже, поздно:
"Мама! Мама! Мама!"
Хоть обкайся, обкрестись и обмолись,
До исподнего обжертвуйся на храмы,
И ко всем святыням мира прикоснись -
Не искупишь отречение от мамы.
А теперь ко мне прислушайся - всерьёз,
Вижу - времени совсем осталось мало:
Вспомни адрес, по которому отвёз
Ту, что в тягость для тебя когда-то стала.
Поезжай сейчас туда же - и найди,
Неродную, но с похожею судьбою,
И прижми чужую мать к своей груди,
И с любовью - забери потом с собою.
Что же, друже, ты с ответом не спешишь?
Что же смотришь так растерянно-уныло?
"Трудно сделать вот такое " - говоришь?
А "полегче" - это раньше надо было...