Какое в мире одиночество,
когда поёт среди полей
певец без имени и отчества
с красивой кличкой - соловей.
И если следовать теории,
что песне не помеха ум,
согласно лягушачьи хоры
аккомпанируют ему.
Где каждый волк и каждый заяц,
и каждый тополь - музыкант,
идет судьбы кристаллизация
в безмолвных ямах языка.
И до безумия, до одури
нанизаны на этот свист -
раздельно слушают природу
шофёр, министр и гитарист.
И нет меж ними понимания,
но постигая свиста соль,
от напряжённого внимания
у каждого своё лицо.
На их разъединённых лицах
горят похожие глаза,
наполнены стремленьем слиться
в почти консерваторский зал,
в котором некая эстрада
полна желанья зазвучать,
где сконцентрирована радость
в сигнал зеленого луча.
По приблизительным подсчётам
тот луч наш снова поглощен
и снова превращен во что-то,
чего и не было ещё.
И вот я думаю: откуда
берется соловьиный сад,
откуда певческая удаль
и где конечный адресат?
Не знаю, может по контрасту,
порой мне слышится сквозь сон
в спирально замкнутом пространстве
очищенный и сильный тон,
стрелой пернатою пронзённый,
он возвращается опять
животным чувством чернозема,
восторгом, полным пнем опят.