Земные мгновения
Ветер перемен
Часть 7-2
Размышление у окна
Что даст судьба-конфетка –
в окно смотрю – бойцам?
Вот выросла соседка
на радость жеребцам.
Росла тупой девицей
без тонкозвучных струн,
теперь домой царицей
ведет мужской табун.
Сын дамы под балконом
уже бандитом стал,
законно, не законно,
но сроки схлопотал.
Был тучностью увенчан
мальчишка-карапуз,
уж трех законных женщин
сменил в угаре туз.
Взрослеет наша смена,
берет в кулак штурвал,
а нас вот-вот, наверно,
сметет девятый вал.
А мы когда-то рьяно
растили колоски,
так где же средь бурьяна
хорошего ростки?
Хорошие, конечно,
не пялятся в глаза
и могут в страсти грешной
давить на тормоза.
Хорошие, как сваи
у берегов крутых,
и в разномастной стае
все держится на них.
Муравей и стрекоза
Крылов, воспев нам муравья,
забыл о трелях соловья.
Есть в легкомыслии стрекоз
заряд для муравьиных грез.
Прошляпил дедушка Крылов
любовь – основу всех основ.
Наш муравей, придет пора,
сорвет в любви все стопора
и поползет ради стрекоз
хоть под откос.
Природой муравью давно
в любви иного не дано.
Глядит шалунья-стрекоза
на муравья во все глаза.
И ради этой попрыгуньи,
тряпичницы, кокетки, лгуньи
мураш меняет в жизни цель
и славит конуру и цепь.
Забыты воля и друзья –
ведь не любить ее нельзя.
Она – само очарованье.
Нам легкокрылое созданье
невольно задает вопрос:
а кем мы были б без стрекоз?
Покоились песком в пустыне
с душой холодной, как на льдине,
сушили всё, как суховей,
и были б грудой сухарей.
Соль и горечь
Кто ест ложками варенье
кто уже сошел в азот,
всем не роздано везенье,
и кому как повезет.
Объяснял знакомый кореш,
что гора родила мышь,
сахаром не пересолишь,
солью не пересладишь.
Счастье в будущем зависло,
яства мимо, а не в рот,
если здесь кому-то кисло,
значит, там наоборот.
На припеке да в пустыне
рай житье, но нет харчей,
хоть и горек вкус полыни,
в жизни горькое горчей.
Много раз семье на горе
от вина шумел камыш,
сахаром не пересолишь,
солью не пересладишь.
Не однажды и без смысла
вышел мимо поворот,
если здесь кому-то кисло,
значит, там наоборот.
Если вверх взлетел на мине,
ни к чему совет врачей,
хоть и горек вкус полыни,
в жизни горькое горчей.
Что в тюрьме и что на воле,
тишь да гладь и гладь да тишь,
сахаром не пересолишь,
солью не пересладишь.
Дат и лет мелькают числа,
не мелькает бутерброд,
если здесь кому-то кисло,
значит, там наоборот.
Чахнет честность, раз отныне
стал хапугой казначей,
хоть и горек вкус полыни,
в жизни горькое горчей.
Раздавал создатель роли,
нам достался круглый шиш,
сахаром не пересолишь,
солью не пересладишь.
Два конца у коромысла,
оба давят на живот,
если здесь кому-то кисло,
значит, там наоборот.
Но живем, хотя в помине
нет желанных калачей,
и пусть жизнь, как вкус полыни,
жизнь-то смерти не горчей.
Как до засухи весною
нет нигде преград ручью,
так, пока мы под луною,
нам и горечь по плечу.
Кто ест ложками варенье
кто уже сошел в азот,
всем не роздано везенье,
и кому как повезет.
Круговорот добра и зла
Раз есть добро и зло,
палач и гуманист,
есть гений – как стекло,
злодей – максималист.
Злодей – зачинщик драк –
силен и многолик,
во всем он – не слабак
и в подлости – велик.
А гений – он простак,
тому сто сот улик,
во многом он – слабак,
лишь в доброте – велик.
Сверстав десяток глав,
уходит зло на слом,
что битый гений прав,
окажется потом.
А всех заблудших нас
смывает лет река,
зло в силе лишь сейчас,
добро же – на века.
Но мы со злом на ты,
и нам опять назло
из нашей слепоты
придет другое зло.
Заманчивый обман
всем взбудоражит кровь,
раз в головах туман,
все повторится вновь.
И вновь в который раз
у нас разлад с умом,
а гений ради нас
сражается со злом.
Чужой успех
Свой неуспех горчит, но вскоре
в забвенье выметет метла.
Чужой успех глаза мозолит
и выбивает из седла.
Цепная зависть гложет душу,
да и обида сердце жмет,
вот так же и с рогами мужа –
успех жены супруга жжет.
Удачи близких – на прицеле,
хотя удачам бог судья.
– За что средь лучших из артели
призами награжден не я?
Чужих успехов в жизни море,
как мед, текущий мимо рта,
но зависть лишь рождает горечь,
а плод родится от труда.
Когда щадишь свою утробу,
корпишь стандартно до звонка –
растить гораздо легче злобу,
чем прыгать выше потолка.
Приятна творческая дрема
без ощущения вины,
но вместо дерзкого подъема
себя же держишь за штаны.
Не сводишь взгляд с соседских грядок,
боготворишь плоды, не труд,
в итоге выбор свой не сладок,
и скучен собственный маршрут.
А где-то рядом черт настырный
потеет, не щадя живот,
идет к нему успех козырный,
а всем другим – наоборот.
И искры зависти во взоре,
в печенках душу жгут дотла.
Чужой успех глаза мозолит
и выбивает из седла.
Стихи и вещи
Мастер знает без запинки,
как устроены весы,
отдают ему в починку
то приемник, то часы.
Он с заказчиками дружен,
люди с мастером дружны,
значит, мастер людям нужен
или вещи им нужны.
А стихи в ремонт не носят.
Для кого же их верстать?
И читать меня не просят
и не просят почитать.
И стихи, ответь, эпоха,
под замком по чьей вине?
Или я пишу их плохо,
или дело не во мне.
*
Уж если топчешь где-то след,
то, как ни горько при ходьбе,
раздай лавровый лист побед,
полынь досад оставь себе.
Поэты и палач
Была Ахматова, Цветаева и Осип,
по-бабьи им завидовал Иосиф,
по-бабьи мстил за взлеты до высот –
палачества услужливый сексот.
Добро и зло всем подано на блюде,
но разный выбор совершают люди –
кто от добра тончайший инструмент,
а кто от зла талантливый презент.
Есть пищей нищие, судьбою не одеты,
но милостью поэзии поэты,
есть ненасытной зависти рвачи
и злобою злодейства палачи.
Стихи разносит громкий голос звонко,
а палачи сидят у нас в печенках.
Поэты до сих пор свою играют роль,
а палачи – навеки наша боль.
Была Ахматова, Цветаева и Осип,
по-бабьи им завидовал Иосиф,
на полках книги их, на стульях, на окне,
его же труд давно сгорел в огне.
Свобода в дороге
Вышел в свет с воспитаньем не строгим –
сбросишь долга скупую пяту:
как приятна свобода в дороге,
как приятно пожить на лету.
Это ж глупо пред женщиной новой
от любви на колени не пасть
и держать в рукавицах ежовых
и соблазн, и порывы, и страсть.
И летишь по годам птицей вольной,
долгу жизни махая крылом,
и душе окрыленной не больно
видеть смысл за семейным окном.
А потом на итог смотришь тупо –
это вечная участь людей.
Я себе благодарен за глупость –
я семью сохранил и детей.
Не беда
Если грянул неуспех однажды,
плюнем через левое плечо –
руки целы, значит, мы отважно
на себя потрудимся еще.
Если же постигла неудача,
плюнем через правое плечо –
ноги целы, значит, мы тем паче
по земле потопаем еще.
Если вдруг подножек в день осенний
намело, как листьев на траве,
если что ни шаг, то невезенье,
сбои не в походке – в голове.
Средь терзаний дерзких и огромных
огорченья в жизни не новы,
если посмотреть на всех знакомых,
сколько их в пути без головы?
Так живут все люди на распутье,
возле блюд желаемых кружа,
даже у везений лилипутьих
сверху, сбоку, сзади сторожа.
Но зачем же от душевной муки
зависть направлять в бездумный пляс?
Если не дается что-то в руки,
значит, это что-то не для нас.
Если мы споткнулись, значит, вскоре
все пойдет по швам, но и тогда
неудача щедрая – не горе,
неуспех фатальный – не беда.
Звездный путь дается единицам –
мало журавлей в земном краю,
чтобы о себя же не разбиться,
нужно не в плену держать синицу,
а искать жемчужину свою.
По краю пропасти
Когда в тумане все, что сзади,
и не понять, что впереди,
тогда семи не надо пядей –
по краю пропасти пройти.
Прошел – ну что ж, слепа удача,
сорвался – тоже не беда,
лишь бы судьба до лент и плача
не причинила лбу вреда.
Когда же знаешь, это – пропасть,
а совесть требует идти,
тогда во всю глазеешь в оба
до трезвой смелости в груди.
И тут не героизм глупый
и даже не сухой расчет,
о том, что надо, знаешь тупо,
и это взвинчено ведет.
Так это есть, так это было
во все наземные века,
что слабодушным не по силам,
то по плечу для мужика.
Чтоб быть потом с собой в союзе,
свою же слабость – на замок,
дрожал, боялся, но не струсил
и сделал то, чего не мог.
Отклик
Хоть добрых дел совсем не мало
в мужском порядочном полку,
любой солдат до генерала
всегда у женщины в долгу.
Но, даже если не повинны,
нам от признаний не уйти –
кем были б мы без половины
на нашем жизненном пути?
Кто вдохновлял бы нас на подвиг,
на труд, заботу о птенцах,
когда б не слышался нам отклик
у женщин в любящих сердцах.
Она для нас – хранитель-ангел
и наших глупостей судья,
в удаче – знамя, в горе – факел,
и друг, и лекарь, и семья.
Да жили б мы, как полк без штаба,
без женщин чутких и жены,
и спала б совесть с сытым храпом
без чувства горестной вины.
Открытие
Копаясь в своем корыте
в давнем и юном рвении,
я ждал от любви открытий,
я ждал от любви откровений.
Я ждал мегатонной мощи
и сладкого сна нежнее…
Любовь оказалась проще
и в тысячу раз сложнее.
Загадка
Загадка – женщина, известно из преданий,
и морщат мужики в разгадке лоб.
Когда вулкан трясет фундамент зданий,
в легенды верит даже скучный сноб.
– Она беснуется, себя не понимая, –
разносится везде нервозный крик,
и, рот разинув, общество внимает…
А понимает ли всегда себя мужик?
Он к ней идет – его к другим заносит,
в душе он любит тишь да благодать,
но сам готов намазать лыжам оси,
поскольку не желает прогадать.
– Отдай любовь, но не бери свободу, –
танцует он замысловатый вальс,
а женщина везде глядит, как в воду,
на душу нервную наматывая фальшь.
Ведь от природы женщина – сейсмограф,
и, как рентген, ее в прищуре глаз,
и если с мелкой ложью наш автограф,
тогда она и с нами, и вне нас.
Но если с нею объяснятся внятно,
и если дарят сердце – не рубли,
как на ладони женщина понятна
в огне правдивой чувственной любви.
Но и в легендах вечных есть основа.
Должны быть в натяжении гужи.
Чтоб не было сердечной скуки, снова
она колдует в тайниках души.
Когда живется дружно в добром доме,
когда не прячется за пазухою кознь,
загадки возникают на подъеме,
но те загадки всем загадкам рознь.
Когда мы женщину ведем по жизни гладко,
а это есть искусство из искусств,
тогда она – особая загадка
в разлете нежных обостренных чувств.
Загадочность ее необходима –
мужчины – любопытствующий сорт, –
чтоб не косили взгляды наши мимо
и чувства поднимались до высот.
Но жизнь есть жизнь, бывает и не сладко,
бывают трудные этапы и года,
а женщина – прекрасная загадка,
когда ей отдаются навсегда.
Расстались мы…
Расстались мы. Была ты с веткой вербы.
На остановке той расстались мы в час пик…
Ужель из-за того, что ты меня отвергла,
твой жизненный маршрут давно зашел в тупик?
Чем я не угодил, я и сейчас не вижу,
и в сердце та же боль, хотя прошли года.
Я не таил обид, хоть до сих пор обижен,
но счастья от души желал тебе всегда.
Страсть к жизни и к любви тогда во мне померкла,
до дней седых в душе невысказанный крик…
Ужель из-за того, что ты меня отвергла,
твой жизненный маршрут тебя завел в тупик?
Турпоход
Я тебя к расцвета сроку
ввел в туристские круги,
показал вдали дорогу –
ты по ней ушла с другим.
Вы вдвоем в штормящем море
вынесли девятый вал,
основали с жизнью в споре
свой устойчивый причал.
На земле да под луною
жизнь прожить – и пот, и труд…
Неужели мы с тобою
не прошли бы тот маршрут?
До первой любви
Ты пришла – мои чувства смешала –
новой девушкой в школьном строю…
Как легко ты задачки решала,
не решив лишь задачу свою.
Помню взгляд твой глубокий и умный,
не припомню лишь девичьих кос.
Я не знал, что уже легкодумно
математика шла под откос.
Не устроила в жизни подножной
робость честных незрелых сердец.
Ты пошла по тропе ненадежной,
с жаждой страсти меняя венец.
Много видел я женщин не гордых,
жаль их было, бывало не жаль.
Жизнь твоя за талант редкородный
до сих пор вызывает печаль.
Может, стала бы ты Ковалевской,
средь известных блистала мужчин,
но, чтоб ты ускользнула налево,
было много серьезных причин.
Ты девчонкой была первоклассной,
но уже расходились круги,
и тебе среди моря соблазна,
чем могли мы помочь, сопляки.
Тебя в дерзких пиратских покоях
поджидали греха корабли…
Ты меня разбудила собою
и направила к первой любви.
Я, возможно, себя знаю скверно
и не вижу, что там – за бортом,
может, именно ты была первой,
а уж все остальное – потом.
Фамилия – Довжик
Есть Долгинов, Долганов, Должик
а тут еще какой-то Довжик.
Фамилии такого толка
от долготы, длины и долга,
но «длинный» в белорусском стиле
когда-то в «доЎгий» окрестили,
а дед мой был под потолок,
да бабушка всего с вершок.
И долг мне тоже не чужой –
к нему я прикипел душой,
вот долго не люблю я ждать –
связь эту буду отрицать.
Я от длины или от долга,
да только в этом мало толку –
и сердцем не могу взять в толк,
в чем в жизни мой священный долг?
В стихах? В семье? Или в работе?
Я жизнь провел в поту на взводе,
и хоть трубил в бездарный рог,
но делал то, что делать мог.
Себя разбил я на три части
и в каждой был немного счастлив.
А в том краю, где в звездах грудь…
туда же длинный долгий путь,
а я ведь в жизни торопыга –
я счастлив от земного мига.
Мне нужен не Олимп во мгле,
а жизнь простая на земле.
*
Стыдно мне за многие поступки,
горько мне за сотни глупых дней,
не хлебнешь – не знаешь, что там в кубке,
знал бы что – прожил бы жизнь умней.
Не судьба
Мне хотелось, чтоб мы были рядом.
Ранг не тот, да не дура губа.
Не сложились неспелые взгляды,
значит, выпала нам «не судьба».
Каждый кружится в мире домашнем.
Мы навеки расстались с тобой.
Так зачем же во сне во вчерашнем
вновь приснилась ты мне молодой?
Земная болезнь
Как я рад, что ты счастлива с ним
и твой путь по земле состоялся,
что болезнь простуженных зим
обошлась без трагедий и фарса.
Но друг с другом не кончили спор,
что-то главное мы не сказали,
разошлись без предательств и ссор,
разошлись, как друзья на вокзале.
Без разрыва трудней во сто крат.
Не дочитаны важные главы.
Безусловно, был я виноват,
но, возможно, мы оба не правы.
Жизнь течет по законам своим,
и живет чувство боли нетленной…
То, что ты не со мною, а с ним,
это мелочь в масштабах вселенной.
Как я рад, что он рядом с тобой
на земной болевой перевалке,
что болезни промозглой зимой
оказались надежной закалкой.
Остывшее сердце
Вспоминаю тебя вновь и вновь
и судьбы неизбежные происки…
Предлагал и себя и любовь –
ты кружилась в осознанном поиске.
Расстилался, как мог, пред тобой –
не попал под высокую мерку,
предначертано, видно, судьбой
не найти к тебе нужную дверку.
Жизнь идет, надвигается ночь,
нет с тобой у нас общего здания,
и теперь чем могу я помочь
через годы, семью и страдания?
Никогда не гасил уголек,
но не плещется парус на реях…
В сердце есть для тебя уголок,
но остывшее сердце не греет.
*
Тропа судьбы петляет живо,
то скальный грунт, то чернозем,
мы вниз стремглав летим с обрыва,
а вверх, карабкаясь, ползем.
Не причина
Пустота в кошельке – не причина,
чтобы с горя стремиться в кабак,
не теряй-ка надежды, мужчина,
вдруг найдешь на асфальте пятак.
И в карьере прокол – не причина,
о себе чтобы думать – слабак,
не теряй-ка надежды, мужчина,
вдруг блеснет на дороге пятак.
И разлады в семье – не причина,
чтоб порочил судьбу горький брак,
не теряй-ка надежды, мужчина,
на панели отыщешь пятак.
Если кажется небо с овчину,
жизнь встает для тебя не с ноги,
все равно оставайся мужчиной –
не ищи ты везде пятаки!