В стеклянном воздухе растёкшийся фонарь
горячею застынет хризантемой.
Закрутится в спирали свет. И хмарь
для музыки возникнет новой темой,
преодоленья. К ясности небес,
морозной лёгкой истины полётной
запросится душа. Там звень и блеск,
и месяц золотой взлетает лодкой.
А за окном - умершие миры,
и лишь дома, как старые причалы,
ещё стоят. Фонарные огни
фарватер обозначат. Без начала
без до конца последнее моё
декабрьское плывёт стихотворенье,
я чувствую его как жгучий йод,
ожоговое озаренье.
Снег превратился в тонкую муку,
невиданного мелкого помола,
и тени мятый тряпочный лоскут
отброшен за ненужностью. Расколот
мир надвое. На здесь и тоже здесь,
на то, что осязаешь или знаешь,
и на эфирно плещущую взвесь
чудесного, где я иная.
Рассудок хрустнет льдинкой- только тронь-
от напряженья мысли. В самом деле
в такой мороз искрит небес огонь?
И под ноги дорогу небо стелит?