Э-2-3
Опять, чтобы проще понять суть событий,
Рассмотрим из жизни обычный пример,
Которые также текут по развитию,
И для объяснения требуют мер.
Возьмём, для примера, новинку общения,
Уже как известный нам всем паровоз,
Какие же силы приводят в движение,
Что всё, что нам нужно, он всё-таки вёз?
Мужик утверждает, что чёрт его движет,
Другой — что колёса тому всё виной,
А третий — что дымом «чудовище дышит»,
И ветер разносит дымок стороной.
Но чтоб опровергнуть мужицкие мненья,
Нам надо не только причину найти,
Но и доказать с полной чашей терпения,
Смогла до ума та причина дойти.
Короче — пока не поймёт он причину,
И даже все те, кто сторонник колёс,
Всё будет искать незаметно «пружину»,
И даже лошадку, что тянет сей воз.
Когда же поймёт, что причиной движенья
И есть сжатый пар в паровозном котле,
Тогда успокоятся все рассужденья,
Откроется истина «словно во мгле».
Одна лишь причина такого движения,
Понятие силы вступает в права,
Движенье народов, его объясненье,
Иная, но сила открыла врата.
Историки разных путей, направлений,
С различным понятьем приложенных сил,
Находят в науке для их изучения
С различным значеньем движению пыл.
Одни только видят в движении силу,
Присущую тем, кто стоит во главе,
Другие — с иных взятых сил направлений,
А третьи — с ума, что в его голове.
Каким бы кто ни был нам столь знаменитым,
Кто пишет историю лиц, до тех пор,
И лишь одного, из всех с ним забытых,
В истории сила — одна из опор.
Она направляет движение к цели,
Её не достичь, не имея всю власть,
Понятье о власти, на самом-то деле,
Истории есть неотъемлема часть.
История всех человеческих действий
Подобна деньгам в обращенье людей,
«Они нас связали как будто бы песней,
И делают нас то богаче — бедней».
Все частные и биографий истории
Подобны бумажным в народе деньгам,
Успешно играют они свои роли,
И также, как мы — в подчиненье годам.
Бумажные деньги или — ассигнации,
Имеют всю ценность свою до тех пор,
Пока лишь вопросы их реализации
Не встанут пред обществом прямо, в упор.
Вопрос здесь один и для всех очень важный,
Откуда вся ценность берётся в деньгах,
И чем обеспечен бумажный знак каждый,
Что он так успешно у всех на руках?
Пример здесь с деньгами подобен вопросу,
Как воля героев решает дела?
И также, как деньги лишаются спроса,
Что ценность их к золоту стала мала.
Что их напечатали слишком так много,
И даже печатать их очень легко,
Так воля героев стать может убогой,
Смотря по тому — эта власть у кого.
Для Наполеона его сила власти
Равна вся идеи его золотой,
Но вдруг та же сила распалась на части,
Подобно, как деньги упали в цене.
Его сила власти рождала события,
В историю все те событья вошли,
Но вдруг на пути его, как из небытия,
Другая власть с силой весь путь перешли.
Признав неудобство бумажек хожденье,
Историки путь могли выбрать другой,
Монету ввести вместо них в обращение,
С простого металла — не быть золотой.
Монета могла даже стать очень «звонкой»,
Придав себе цену в значенье своём,
На самом же деле — на слух очень тонкий,
Она не могла воплотить тот объём.
Который на ней воплощён нужной цифрой,
И равной цене только золота в ней,
Историки словно поэты, как рифмой,
Погрязли в науке истории всей.
И только тогда сами золотом станут,
Когда же ответят всем нам на вопрос,
Что в этом вопросе — никто не обманут,
И что же такое есть власть и — к ней спрос?
Историки общие в противоречьях
Всегда отвечают на этот вопрос,
Культуры историки в их многоречьях,
Стараются снять с обихода весь спрос.
Вопрос неудобный и он очень сложный,
Его бы с другим, если можно смешать,
Но он очень важный и столь неотложный,
Его осветить бы и с толком подать.
Они, отвечая на что-то другое,
Не зная и сами понятие власть,
В престижных, казалось, делах, но иное,
В понятие это включают под масть;
Подобные власти её объяснения,
В угоду читателям, всем остальным,
Удобных, понятных для книжек, их чтения,
И даже неграмотным людям иным.
Э-2-4а
Итак, объясненье загадочной силы,
Везде называемой всеми как власть,
Вновь поднят в истории словно «на вилы»,
«Как будто мотор — её главная часть».
Вновь Наполеон служит ярким примером,
Когда ОН Европу уже покорил,
Продолжил войну ОН в порыве столь смелом,
Как будто бы «двери куда-то открыл».
События эти настолько привычны,
Подумаешь: «начал, продолжил войну»,
Её исполнение настолько обычно,
Нельзя даже ставить ему всё в вину:
ОН отдал приказ, и имел на то право,
А право дала ему всё та же власть,
Ответ нужно дать на вопрос очень здраво:
А власть — что же это такая за страсть?
Стать может она формой пре;обладания,
Как сильным над слабым другим существом,
Физической силы, угроз, наказания,
И — даже во многом, во многом другом.
Основой не может быть нравственный облик,
Каким ни владел бы герой наш умом,
И — этот тот самый заманчивый «ролик»,
Что он гениальностью назван потом.
Хотя всех монархов, героев в истории
Считают, как гений в событьях страны,
Душевный их, нравственный облик — не более,
Чем каждый жилец — в вопросах вины.
Но если источник искомой нам власти
Лежит, притаившись, не в свойствах лица,
То он, тот источник, своей «полной частью»,
Должё;н находиться вне «круга-кольца»,
Как замкнутый круг всё того же лица.
Так и понимает наука о праве,
Понятие власть, как истории банк,
Как касса разменная «в строгой оправе»,
Как строго заполненный денежный бланк.
Власть есть выражение воли народа:
Доверье избранному ими лицу,
Но вся совокупность той воли — природа,
Как установившись вся твёрдо погода,
Вся отдана за интересы борцу.
Но способ её достижения в каждом
Быть может достигнут двояким путём,
Избранием или насильным захватом,
Подку;пом, деньгами, к примеру рублём.
Но всё ж остаётся так много вопросов
В науке истории: что ж всё же власть?
На этом пути всегда много торосов,
И не подпадающих власти под масть.
Наука о праве всю власть в государстве
Считает, как древние видят огонь,
Как существовавшие ранее царства,
И даже, как верный помощник им конь.
Но в нашей истории они — лишь явление,
В науке — уже не стихия огонь,
Найдя в нашей жизни своё назначение,
Он нам и опасен, но — словно и бронь.
От этих различных понятий о власти,
Наука о праве на этот вопрос,
Способна развеять неясные страсти,
Поскольку у общества есть на то спрос.
Как надо устроить всю власть в государстве,
И как постоянна во времени власть?
Но в плане истории и её царства,
Как время меняет всю власть или часть?
Не может ответить нам чётко и ясно,
По ряду побочных, но важных причин,
Для всей что истории очень так важно,
В познанье событий и их величин.
Когда в результате дворцовых событий,
Иль вспыхнувших в части народа бунтов,
В дальнейшем истории всей, как развитие,
Другие продолжат дела «в свой норо;в».
Но есть Пугачёв, представитель всей власти,
Той массы народа его же страны,
Но если не всей, а какой-то лишь части,
То Наполеону права как даны?
Но Наполеон Третий был пойман в Булони,
Считался преступным каким-то лицом,
Потом кто поймал его в этой же зоне,
Преступники стали, но только — потом.
В дворцовых событиях, где претендентов
На власть лишь бывает всего пара лиц,
И как результат этих всех инцидентов,
Склоняется ль воля народа им ниц?
При войнах, бунтах, когда власть переходит
К завоевателю массы людей,
То воля народа к нему ль благоволит,
Иль терпит народ этих новых «зверей?»
Была воля Рейнского в прошлом Союза
На Наполеона пере;несена;?
Связал ли народ с ним опять те же узы,
Когда с НИМ Россия на Австрию шла?
Три вида ответов на эти вопросы,
Могли внести ясность о власти в вопрос,
Которые будто для дела «насосы»,
Могли погасить на проблему весь спрос.
Признать, что всегда воля масс, безусловно,
Вся передаётся правителям тем,
Которых избрал весь народ полюбовно,
И — быть не должно иных в этом проблем.
Борьбу против избранной прежде той власти,
Считать нарушением строя в стране,
Признать, воля масс лишь условно отчасти,
Идёт к новым правителям, на их стороне.
Но в случае этом все дать объяснения,
По случаю, если вся прежняя власть,
Потерпит стеснение, уничтожение,
При новых правителях — несоблюдение,
Условий, с которыми отдана власть.
Признать тот же фактор её переноса,
Борьбы за неё, многократных замен,
Условий замены и их перекоса,
И даже бескровных её перемен.
И всё с неизвестных каких-то условий,
Но также с поддержкою воли всех масс,
На новых лиц даже с пролитием крови,
И сопровождающих действий «прикрас».
Одни признают совокупность всей воли
Народа, тех лиц, что у власти стоят,
Деянья её освещая, тем более,
Её признают, даже — благоволят.
Считая её абсолютно народной,
И противодействие прочих ей сил,
Трактуют, как силой проти;возаконной,
Другим, каким способом власть ни добыл.
В теории этой есть тот недостаток,
К примеру, историк, кто — лигитимист,
Конвент, Директория — «случайный осадок»,
Доказывать будет, во всём будто чист.