4-4-19
Душа у Пьера будто пела,
Ведь он почти уже что муж,
Любое спорилось в нём дело,
С души свалился словно гуж.
Душа была совсем другая,
И не как с Элен с ним тогда,
Когда слова стыдом слагая:
«Я вас люблю, и — навсегда»…
Он повторял всё, не решаясь:
«Зачем я то-то не сказал?»
Он словно иногда прощаясь,
Но вновь себя он убеждал…
Теперь, напротив, в каждом слове
Таилось твёрдое лишь «да»,
В любой момент был наготове
Он мужем стать ей навсегда.
Сомнений в том, что это дурно,
Напротив, или — хорошо,
Теперь не возникало вздорно,
Оно на свет как бы взошло.
Одно лишь страшное сомнение,
И то — не часто — иногда,
Терзало всё его терпение:
«Не сон ли это — как всегда?
Не слишком я самонадеян,
И не ошиблась ли княжна,
Немного я ещё растерян,
А вдруг откажет в том она?»
Казалось, так невероятным
Свалилось счастье на него,
Приятным, просто необъятным,
Что было с Пьером до того.
Его сплошные неудачи:
Жена — Элен, французский плен,
Ему Наташа, как для сдачи
Несчастьям придана; взамен.
Он стал счастливым сумасшедшим,
Ему открылся жизни путь,
В его любви, до всех дошедшей,
И только в ней всей жизни — суть.
Ему казалось, что все люди
Заня;ты только им одним,
Своим он счастьем всех полюбит,
И все склонятся перед ним.
Других у них нет интересов,
Его лишь счастье восхвалять,
И что движение прогресса
Не до;лжно счастье омрачать.
Но он всё понимал прекрасно,
Не все могли об этом знать,
В то время как ему всё ясно,
Он должен был им объяснять.
Когда пытались все в беседах
С ним обсуждать любой вопрос,
Он вспоминал о сво;их бедах,
И не совал в вопрос свой нос.
И те его, кто понимали,
И те, которым дела нет,
Встречаясь, даже и не знали,
Какой дал Пьер любви обет.
А он, встречаясь, видел в каждом,
Что есть достойного в любви,
И видом всем своим отважным,
Свою любовь чтоб берегли.
А в память о супруге Элен
Осталась только жалость к ней,
Что мир любви её был беден,
Ушла — не полюбив людей.
Она не знала просто счастья,
Которое он знал теперь,
Любви не испытала власти,
В душе была закрыта дверь.
И ненавистный князь Василий,
(Он награждён уже звездой),
Без лишних нравственных усилий
Уже влез в душу, как родной.
Пьер часто вспоминал то «бремя»,
Безумья счастия в любви,
Как билось сердце в это время
В его бушующей крови.
И все суждения о людях
Остались для него верны,
Его за это не осудят,
Поскольку не были; скверны.
Но, может быть, казался странным
И даже чуточку смешон,
В сужденьях жизни — постоянным,
Но счастьем в жизни — награждён.
Безумье Пьера заключалось:
Не видел ранее причин,
Что в них хорошее скрывалось,
Любить и был рождён почин.
Всё это только подкреплялось
Причиной собственной любви,
Ему любовь не зря досталась,
Он выстрадал её в крови.
4-4-20
За время посещенья Пьером
Наполненный несчастьем «клуб»,
Их женский нрав проникся верой,
Что Пьер совсем и не был глуп.
За это время и в подруге
Проснулась скрытая душа,
В ней исчезали все недуги,
Она вновь стала хороша.
И голос, взгляд, лицо, походка
Внезапно изменились в ней,
Она, как прежняя красотка,
Вновь изумляла всех людей.
Наружу всплыли силы жизни,
Стремленье к счастию — смелей,
Попытки — к «личностной отчизне»,
Ей жить хотелось веселей.
Наташа с самой первой встречи
Забыла всё, что было с ней,
И даже в самый первый вечер
Старалась выглядеть нежней.
Вдруг вспыхнула её надежда,
И также, как у Пьера — вдруг,
Такою стать, как была прежде,
Ведь он её столь давний друг.
Её вся жалость к положению,
В котором оказалась вдруг,
(Смерть брата, будущий супруг),
Её подвигли на решение,
Душевный изменить досуг.
О Пьере говорила мало,
Себя не выдать с головой,
Когда княжна упоминала,
Потухший блеск вновь стал живой.
Возникшая в ней перемена,
Так удивила вновь княжну:
(Итог душевного обмена),
Её саму влекло к тому.
Но, в то же время огорчило,
У них обеих братьев — смерть,
В сердцах и время не изжило:
Война и жизни — круговерть.
Но эти тягостные мысли,
Рождались как была одна,
Её саму при встречах грызли,
Но при Наташе — вся скромна.
Её пугало состоянье,
В котором прибыла в Москву,
Она ж явилась за леченьем,
Развеять, может быть, тоску.
Но самым действенным леченьем
Ей оказался доктор Пьер,
Так быстро шло выздоровленье,
Всем докторам как бы в пример.
Она уже и не скрывала
И не могла и скрыть интим,
Она как будто бы восстала,
Как та Москва из всех руин.
С ночного с Пьером объясненья,
Когда княжна пришла к себе,
Наташа в плане наступленья
Была готова с ней к борьбе:
— Сказал ли «да», не мучь — быстрее?!—
Княжну как будто взя;ла в плен,
Вопрос стоял ещё острее:
Сама решалась на обмен.
Обмен нам этот всем понятный,
Сбывалась вечная мечта,
Нырнуть в мир счастья необъятный,
Где будут только он и «Я».
«Отравленная» воспитаньем,
Когда княжна жила с отцом,
Ещё полна воспоминаньем
С семейным жизненным концом;
Учитывая, что Наташа
Должна быть горечью полна,
С любовью заваривши кашу,
И подлечиться здесь должна;
Нетерпеливые позывы,
Готовность вечно быть женой,
Как будто прыгнуть ей с обрыва,
Обрыв считала столь крутой.
А проще: ей считала рано,
Давать согласие на брак,
С счастливой долею обмана,
Жалея в деле — кое как;
Ей переда;ла пожеланья,
Всё то, что высказал ей Пьер,
С мужицким натиском признанья:
Он первый в деле дал пример.
Подруга в сдержанною форме,
Смягчая натиски любви:
— В своё всё время будем в норме,
Несчастья пережить должны.
К тому добавила в придачу:
— Он едет завтра в Петербург;
Восприняв всё, как неудачу,
Наташа сбавила восторг.
— Как в Петербург? — не понимая,
Поникла Ната головой,
По своему всё сознавая,
В подруге видя взгляд чужой.
Поняв её причину грусти,
На свой перевернув всё лад:
Отказано ей в этом чувстве,
Заплакала — но невпопад.
— Мари, так что же мне в том делать?
Боюсь стать ду;рной навсегда!
Ты научи, дай шанс изведать…
Ему я — верная жена.
— Так быстро любишь, неужели;
— Не быстро— гвоздь сидит давно,
Мой путь в супруги — весь на ме;ли,
А он — закрытое окно!
— Зачем, причём тогда все слёзы?!
Я, Ната, счастлива тобой,
Не ну;жны Пьеру все курьёзы,
Как муж, он будет золотой.
— Я понимаю, что не скоро,
Но счастлива, чтоб стать женой!
Лучше Николеньки опору
Ты не найдёшь, он — брат родной!
Марина как бы рассердилась:
— Просила я не говорить!..
Любовь у вас уже родилась,
И вам осталось вместе жить!
Не долгое прошло молчание;
— Зачем же ехать в Петербург?..
Ах, да, — Наташа с пониманием:
— Так значит надо, он — мой друг!
Конец 4-го тома.