Книга3 Предназначение Глава4 Севильин день часть 6

Маргарита Шайо
               
                Севильин день
               
                Часть 6

В сей час, в тени пред домом,
расположившись, кто как смог,
Пьют воины наваристый бульон,
Оленье мясо нежное вкушают.

Они сидят по кругу, как удобно, на траве.
Большой котёл стоит-парит пред ними.
И возбуждая аппетит, витает аромат жаркого.

Кому-то навевает воспоминания о семье,
Кому-то о привалах на войне,
Кому-то о сиротском слёзном горе.

И прикасаясь к свежим ранам и ушибам,
воины молча размышляют,
Как с драко-зверем справиться теперь.

Греки и египтяне вновь, как побратимы,
Почтительно передают друг другу соль
И глиняную чашу с горячею водой,
От жира руки липкие отмыть.

Ларг мимо пробежал в сарай
Волчат пораненных проверить
и гарпий птенчиков
пришла давно пора кормить, поить.
А гуси — Ларга слышат и галдят.

Саманди, Мэхдохт, Гера и Сатир,
Едят, рассевшись на ступенях дома.

Они тихонько меж собою гомонят,
Делясь с Ахиллом и с посыльным Пана,
воспоминаньями о прошлой ночи.

А Зэофанес, широко раскрывши очи,
Их злоключениям сопереживает.
От восхищенья героями
глаза его блестят.
Не ест, не пьёт мальчишка,
лишь словам внимает.
В груди его огонь служения горит.

   *   *   *
Тем временем, насытившись едой,
Кодр меч огладил крепкой пятернёю
И взглядом подал Марку и Таг-Гарту знак:
«Для беседы отойдёмте оба».

Сатрап от дома удалился первым.
Спустя минуту за ним поднялся Марк.

Таг-Гарт, окинув взглядом побратимов,
Не увидел Паки и кивнул Уиллу,
Мол, «Ты гляди, старик.
Побудь пока взамен меня на стороже».

Пост наблюдателя, не торопясь, покинул.

А молчаливый Паки одним из первых 
взял из котла горячую еду.
Затем свой лук, колчан и стрелы,
по древу влез и занял лучший пост.

Расположился, как всегда стрелок повыше.
Он с крыши под присмотром держит всех и всё.

Вдыхая аромат, дозорный ждёт,
Когда остынет в чаше мясо и бульон.
Глазами ищет Паки облако иль тень
Похожую на белую крылатую волчицу.

Её он больше на страшится,
а благодарности за помощь
в слепом ночном бою
Семарглу воздаёт.
               
  *   *   *
Змеёю растянулись тени.
Смеркается. Почти сошла жара.
Под кронами перекликаются пичуги.
И застывает каплями кедровая смола,
А травы закрывают на ночь нежные бутоны.

Увидел Паки, как собрАлись трое у ручья.
«Совет?» — подумал он — «Давно пора.
Нам лучше до заката удалиться со двора».
И наблюдал, как Кодр, Таг-Гарт и Марк
У родника на древо павшее присели.    

   *    *    *               
Журчит в камнях хрустальная вода.
Жужжит, летает злая мошкара.

   *    *    *
Марк, встретив строгий взгляд сатрапа
Кивком дал знать, что выслушать его готов.
И Таг-Гарт сев за плечом у брата
Своё расположение к беседе подтвердил.

Поднялся ветер, кроны обласкал.
Донёс приятную прохладу из ущелий
А с ней и отдалённый зов оленей.

Сатрап прислушался и огляделся:
— Присядем ближе, други.
Есть срочный разговор.
Не добрых новостей послушник из Афин
Ко мне со всех сторон принёс.

Марк на колено локтем оперся.
Предвосхитив те вести,
исподлобья зыркнул:
— Что говорит посыльный,
Что ирод-Тэофанес
в лесу от ран не сдох и жив?!

Сжимая, распрямляя пальцы левой длани,
Сатрап многозначительно глядел
На перстень с властным камнем:
— Не только это, Марк.

Всё что мальчишка рассказал
В мозаику мудрёную сложилось.
Но нескольких фрагментов важных
Всё-таки не нахожу.
Поделитесь?

Таг-Гарт взглянул на Марка.
Марк принял этот знак согласья
И Кодру подтвердил кивком.

— Конечно, брат.
Тебе — ни слова лжи. Лишь правду.
Чем больше доверяем мы друг другу,
Тем более пред недругом сильны.

Кодр с одобрением:
— Мудрое решенье.
Вы — гости НА МОЕЙ земле.
И за ночь многое уже случилось.

Вдруг Кодру показалось,
Что будто ветка рядом подломилась,
Он снова огляделся, замолчал.

Но Таг-Гарт тоже звук слыхал.
— Сатрап, легат,
Минуту подождите.

Меч воин обнажил,
Бесшумно в чащу удалился.

Кодр — Марку:
— Может быть, начнёшь?
Вполголоса.

Марк камешек из ручейка достал,
И, ощутив его прохладу,
По руке кругляш катал:
— С чего?

Сатрап в ручей за камнем тоже потянулся.
Внезапно спину выпрямив, схватился за живот.

И приступ резкой боли в рёбрах ощутив,
Афин правитель губы подхватил,
Стон скрыл и перевёл в вопрос:
— Как здесь...
...и почему вы оказались?

Но Марк на камешек глядел:
— Не полной быть картине,
коль вынуть часть её из середины.
— И камень осторожно в тоже место опустил.

Тот тихо булькнул и на дне застыл.

Таг-Гарт вернулся вскоре,
И рядом с ними третьим сел.
— У кедра ветка обломилась.
Там, видно, гарпия сидела.
В сарае учуяла птенцов.
Вот синее её перо нашёл.
Теперь мы здесь одни.
Прошу вас, говорите.

Сатрап вдохнул немного легче
потому, что отступила в рёбрах боль:
— Да, гарпий с каждым годом меньше.
Их видно кто-то истребляет.

Марк, повторю вопрос:
Как здесь
И почему вы оказались?

Таг-Гарт перехватил взгляд Марка:
— Сатрап, позволь
И я отвечу.

И тот кивнул.
Таг-Гарт:
— Начну подробно с самого начала.

Кодр благосклонно:
— Говори.

Таг-Гарт:
— Примерно двадцать дней назад
Арап-посыльный прибыл.      (Арап — в данном случае — всадник-почтальон,нарочный)
От цезаря легату он приказ вручил
Немедленно прибыть в Царь-Град.

Там светлоокий арий ходит по воде,
Хлеба из воздуха являет.
И смуту сеют всякие халдеи,
возвещая о большой беде.

А иудеи меж собою говорят,
Что будто в Каиафу бес вошёл
Да и левиты что-то замышляют.

В Александрии пред походом этим дальним,
От звездочёта Марк записку получил.
В ней говорилось, что Саманди
Слишком сильной стала.
И старику обучение её уже не по плечу.

Вот потому отцу необходимо дочку
срочно в Дэльфы к Оракулу везти.

Так Мэхдохт и Саманди в отряде оказались.

Тремя галерами отправились в поход.
Не лёгкий путь нам даровало море.

Марк, расправляя ушибленную спину:
— Пред тем мне дома дочка предсказала,
Что без неё, на этот раз,
не доберёмся мы в Афины.

Два страшных шторма истрепали наши корабли.
И дважды пред испытаньем воли, парусов, оснастки
Внезапный сон одолевал на палубе Саманди.

Пока дитя в сетях Морфея пребывало,
Рубин, как перед чьей-то смертью завывал.

Недоброе тот беспрестанный вой внушал.
С ума сводил команду и рабов,
По пустякам вдруг затевались между ними драки.

Таг-Гарт:
— И, каждый раз, как дева засыпала,
Вдруг буря утихала и выживали корабли.

На третий раз поссориться решили боги
И мзду кровавую желали взять людьми.

Шары и пирамиды огнь белый, красный
Меж собою беспрестанно извергали.
 
В их жуткой битве громы небо сокрушали,
Вздымались с шумом водные столбы
и под небосводом где-то исчезали.

Галеры наши разбросало,
словно щепки, в море…
Мы всем богам молились о пощаде,
как могли.

Марк:
— Тогда и совершилось диво.
Саманди мне сказала:
«Покажите шторму Ра в короне»,
И сразу же под рокот волн
она на палубе уснула.

Я смысла слов дитя не понял,
но понял на Атаке матрос.
Так был развернут белый парус
С открытым глазом Гора.

Таг-Гарт:
— Как только Самандар в каюту отнесли,
Все три галеры засветились, над волнами поднялись.
Сквозь ярый шторм, где небо и вода смешались,
Мы через светлый глаз его прошли, спаслись.

Никто из нас не помнит,
как в дальних тихих водах оказались,
Но догадались, кто-то на галере Аттаке
С Богами ясным слогом говорит.

Кодр:
— Кто это был? Узнали?

Марк, огладив ушибленный затылок:
— Моё дитя, сатрап.
Когда она на земли Греции ступила,
В садах опять расцвёл миндаль.

Кодр:
— Не может быть!
Хотя припоминаю,
Когда с тобою у камина говорили
Витал едва ли уловимый аромат.

Жена и дочь с балкона нам сказали,
что вновь Феллиды дерево цветёт.                (Дерево Феллиды — миндаль)

Что дальше с вами было?

— Днём позже на Агоре
Самандар спасла от перса
Неукротимого коня — Арэса.

В её-то годы нежные, девице…
Я б под копыта жеребца пойти
И думать бы не стал.

Кодр с пониманьем и согласьем:
— Арэса знают все в Афинах.
Неукротимый зверь!
Красавец - небывалый!

Марк:
— Так вот, Арэс — Саманди подчинился.
Склонивши шею низко,
За нею без уздечки,
Как за своею матерью пошёл.

Кодр встал, расправил плечи,
И вновь от боли в рёбрах дрогнул:
— М-м... Хотелось бы поверить, но...
Кто был тому свидетель?

И Марк стыдливо ухмыльнулся:
— Я дочерью своею так тогда гордился…
Кто б мне сказал…
Я б очевидцу не поверил.

Но обернись, друг мой, гляди.
Перед тобой вся истина открыта.

Сейчас у дуба, там, в тени они:
Арэс, Рубин, Саманди и Сатир.

Конь этот не обычен.
С моею Самандар
В единый час и день рождён.

На лбу его такая же печать,
Как на ладонях Самандар
Огнём при мне поставил
Александрийский звездочёт.

И всадник, что уберёг калек на давке,
Был наш Сатир — ты это знаешь.
А я слыхал — Арэс ему молочный брат.

Их мысли и поступки, словно шёлковые нити.

Всех четверых соединили Духом сёстры Мойры.
И ткут одной Судьбы изысканный ковёр.

Кодр:
— И ты уверен в этом?

Марк стыдливо усмехнулся:
— Видел…
…и жена видала.
Как укрощение жеребца Доверьем и Любовью
вся Агора наблюдала
И мой сопровождения отряд.

Но это было лишь начало, брат.

— Не медли. Продолжай.

Марк тяжело вздохнул,
Себя отцом не добрым вспомнив.

Таг-Гарт смятение заметив,
взамен его повествование продолжил.

— В день первый 
К Сааму ехали на встречу.
Он на тропе в горах закатных
Из ниоткуда проявился, словно Дух.

Отдал из серебра ларец,
А в нём мудрёную вещицу.
 
«Подарок…» — он сказал,
— «…для девы Тары-Самандар», —
И… 
— «Возвращайтесь поскорей в Афины»,
Мол, в «кровавую луну» оживают тени смерти.   
Небезопасно будет ночевать в горах. (Астрологический термин вариантов полнолуния)

С почтеньем Отдал Марку в руки свёрток,
Мне странно улыбнулся лишь глазами,
И белым посохом взмахнув пред нами,
Он так же с глаз в мгновение исчез.

Но гордость вновь взыграла в Марке.
Заночевали мы в горах, под небесами.
Зажгли костёр и привязали лошадей.
Посты расставили, как должно…

Нас было пятеро и Марк.

Я крепко спал, и было ярким сновиденье.
Я птицей был и видел сверху горы, лес.

Вдруг детский крик — стрелою в сердце:
«Скорей проснись, отец!»
И волчий иль собачий вой, как плач.

Мне показалось, где-то плакала Саманди.
И вздрогнув, сразу я упал-проснулся,
Но сон, как будто явью стал и продолжался.

Гляжу, висит кровавая луна средь сизых туч.
И я тогда слова волхва Саама вспомнил,
что этот знак богов беду нам принесёт.

Смотрю: костёр потух, едва трепещут угли.
Кто на посту — те беспробудно стоя спят.
Подумал-удивился: «Странно. Я б упал».

Не сдвинувшись, я дале наблюдал.

Вдруг резкий ветер с гор сорвался.
Над нами тучи разметало.
Так чёрные плащи и маски смерти
у скал во тьме я сразу разглядел.
Схватил тотчас же меч, вскричал:
«Легионеры, к бою!»

Нам жизнь спасли лишь краткие мгновенья.
Марк вовремя проснулся, увернулся от меча.
Всё ж получив в бою глубокие раненья.
Ведь нападавших лиходеев
было вдвое больше нас.

Мы шестерых сразили.
Иные «тени»
в скалах будто растворились.

Мы думали, что это воры.
Но ничего как будто не украли.

Тогда мы маски смерти сняли,
Тела убитых осмотрели.
У всех нашли печати чёрным на плечах:
Кинжал, змеёй обвитый трижды.
Ползучий гад в бутон цветка плевал.

Такого раньше не видали
И объяснений нападенью не нашли.

Домой вернулись ранним утром.
А там уже нас лекарь ждал.

Леченье сразу оказав,
он спас от кровопотери Марка.

И я спросил Мэхди: Кто заболел?
Что ранним утром в доме делал лекарь?

Со мною Мэхдохт поделилась,
что о ранении отца
её предупредила Самандар.

Что этой ночью, в пик полнолунья,
дочка видела во сне сраженье
безликой Чёрной Тени и отца.

Не различая сна и яви,
«Скорей проснись, отец!»,
Она стенала.

В тот час Арэс побил копытами сарай
И громко грозно ржал.
Рубин — не прекращая, лаял, выл…

А дочь за это явное виденье
лунной женской кровью расплатилась.

Мэхди конечно же доверилась,
А предсказанье вскоре подтвердилось.

Вот так нас утром лекарь ожидал.
Мэхди для встречи мужа
Приготовила заранее, что нужно.

Днём позже мы отбыли в Элевсис.
Ведь Марк, как будто в силе был.

Зашиты чисто раны, сработали бальзамы.
Ваш лекарь сделал всё как надо
И раненный легат всю ночь проспал…

В дороге Марк резко захворал.
Вдруг раны вздулись, обе почернели.

Афинский лекарь, видно, яд не распознал.

И стало ясно нам в тяжёлые минуты:
Яд сложный неизвестный
Легату в кровь с клинком попал.
И снова если б не Саманди…

Марк с грустью улыбнулся:
— И если б не Саманди, брат,
То я б уже давно пропал.

Боль, жар и Страх… Сочатся гноем раны…
Мне быть в седле невмочь.
В дороге некому помочь.
Лишь дочь яд этот распознала.

В лесу какие-то цветки нашла.
Из них противоядье составляла.
Я помню, чем-то долго омывала,
Отравленную кровь из жил спускала.

Так стало легче мне к утру,
Прошёл немного жар
И я пришёл в сознанье в палатке.

Мы торопились в Элевсис.
За помощью. Скорее.
Ведь время — означало жизнь!

Повозка вязнет в жидкой грязи,
А с неба беспрестанно сыплет дождь.

Мы в город въехали к глубокой ночи.

Адонис Террий
на зов незамедлительно пришёл.

Очень мудрый лекарь.
Он распознал в моей крови
Рицин и трупный яд.

Был удивлён, что третий истёк,
Я и ем, и пью,
дышу, не тронулся умом.
И всё ещё живой!
А осуществляет врачеванье — дочь!

Кодр с удивленьем:
— И чем был обезврежен яд?!

Таг-Гарт:
— Великим знаньем и любовью.
В них посвящал Саманди звездочёт.

Хотя… возможно, что в Душе её
Хранятся навыки от прошлой жизни:
Врачеванье.

При сих словах
Сатрап от Таг-Гарта отпрянул:
— ЧТО-О ты сказал?!

Марк, плечи виновато опустив,
Сжимал и разжимал кулак:
— Да. Так и есть, мой брат.

Хотел ты правду услыхать?
Теперь внимай её, сатрап.

Похоже, мы живём не раз.
Присядь.
Я расскажу, как дочка родилась.

Ты знаешь:
троих мертворождённых Мехдохт принесла.
И я отчаялся, жену другую выбирал.

Так вот однажды в Таре                (Тара – город-крепость в устье Нила)
Старик Саам меня случайно повстречал,
Заговорил, как будто долго знал.
Сказал, что о беде моей всё знает.

Напиток терпкий дал и с ним наказ,
Чтоб я исполнил вовремя и строго,
Коль сыновей живых хочу иметь.

А я вспылил на старого волхва,
Едва не перерезал в гневе горло.
А у него…
Такие мудрые глаза Отца…

Смутился я и отступил,
с напитком взял сосуд,
в живых оставил старикана.
Да и наказ его исполнил точно в срок.
 
Так Тара первой родилась.
А после трое чудных сыновей.

Кодр удивлённо:
— Тара?
Одну лишь знаю дочь твою.
Есть старшая? Другая?

— Нет, брат. Она одна такая.

Богиня Тара в этот мир пришла
Став дочерью моей Саманди.

В день Митры, на рассвете, в муках…
Породив дитя в рубашке красной с чешуёю,
Мэхди едва ли выжила сама.

Но...
Я… сына ждал!
Я на Саама злился!
Я думал: «Обманул, старик!
Найду — тотчас убью!»

Служанке приказал:
«Немедля взять дитя!
И следовать за мною».

Так сразу за ответом к мудрецам
С новорождённой дочерью пошёл.

Тогда я был глупец, сатра-ап…
И звездочёту — тоже не поверил!
Ведь тот ребёнка увидав, вдруг просиял.
Заметив чешуинку на её плече, сказал:
«Пришло на Свет благословенное дитя.
Её отец — Юпитер, а Учитель — Гор!
Огонь — стихия, а сила Духа — ртуть!

В златые книги заглянув, провозгласил:
«Ей имя — Самандар — дитя дракона.
Не первое рожденье Души.
Возможно, что она
Сама Севилла во плоти».                (Севилла – нариц. пророчица)

И потому сказал, что должен я беречь её
И в Храмы Смерти не водить.

Он строго приказал,
чтоб дом мой не сгорел,
Скорее чаду подарить друзей:
Щенка, единорога или жеребёнка,
Что с нею рождены в единый день.

Но я — легат!
Я дочку не хотел! Уродищей считал!
И баловать её не собирался!

«Севилла?! Как же!» —
Зло над звездочётом молча посмеялся
И поскорее от речей его убрался.
Я — сыновей, наследников желал!

Таг-Гарт нашёл для дочери щенка.
Он — чаще был взамен отца.
С ним было счастливее Самандар.

Кодр Марка жестом поддержал:
— Подробно всё так помнишь?

Хотя, душой тебя я понимаю, брат.
Мой сын Мэдонт — моя опора
Но… не потому, что я сатрап.

Марк опустил глаза:
— Да, я был слишком горд
и сердцем холоден и слеп.

Кодр:
— И дом, действительно, горел?

Марк виновато поглядел ему в глаза:
— Воспламенялись вдруг мои одежды и покои
От факелов иль от треножных чаш…

Возгорание случалось каждый раз,
Когда я Мэхдохт унижал.
Вот в данную минуту осознал.

Годами позже вскрылось,
Что вместе с Самандар
В день Митры пёс Рубин родился.
В Александрии.

В Афинах той же ночью в бурю
— жеребец Арэс.

Сатир его у матери своей молочной,
как повитуха принимал, спасал.

Кодр:
— Такого братства прежде не видал!
А как Сатир к тебе попал?

Марк, будто провинившийся малец,
потел и ёрзал сидя на стволе:
— Я выкупил его с конём у перса.
Дочь имя мальчику дала,
На волю сразу отпустила.
А он остался,
и верным другом оказался.
Не раз уже её спасал…
И следует везде за дочкой тенью.

Я думал: в благодарность за свободу.
Но знанье Таг-Гарту открыл Саам,
Кто в прошлой жизни мальчик-сирота
И кем тогда была ему моя Саманди.

Проговорив, Марк замолчал.
В сей час прозрел он, как отец.
 
Себя со стороны через года увидев,
Легат замёрз и от стыда дрожал.

И чтоб набраться сил у Ра,
Глядел чрез кроны в небеса.

Таг-Гарт ему на спину руку возложил:
— Марк, отдышись.
Я — дальше наш рассказ продолжу.

Марк, губы подхватив, кивнул,
и встал, чтобы прийти в себя.
Черпнул ладонью из ручья, умылся.

К вискам его прильнула с жаром кровь
И застучала громко в ритме сердца.

Таг-Гарт:
— В святую ночь Деметры
Адонис в храм водил Саманди…

Кодр:
— На таинства глядеть
Всем женщинам запрещено!

Марк криво улыбнувшись:
— Знаю.
Но Верховный Мист,
как исключение из правил,
сам дал согласье Самандар.

— Как?!

Таг-Гарт:
— Адонис рассказал ему,
Что дева с медным власом,
И взором цвета аметиста,
знаньем исцеления обладает.

А посвящает деву в тайны Тота                (Тота Трисмегиста)
Сам Александрийский звездочёт.

Тогда Верховный Мист,
и пожелал увидеть деву.

Взглянув в глаза отроковицы
И проговоривши с нею с полчаса,
Почёт и уваженье оказал
Длань возложив Саманди на плечо.

Очами просияв,
ей по-отцовски улыбнулся,
как своему единокровному дитя.
И поцелуем в лоб благословил
Познать все таинства святой ночи.

Кодр:
— Да, странно.
Наш строгий мист
вдруг проявил Любовь?

Таг-Гарт:
— В последние недели
у нас у всех смягчилось сердце.

На землях Греции наш слог
С тех пор звучит иначе,
как к Самандар приблизился
Серебряный ларец
с мудрёною вещицей.

— И что за вещь хранилась в нём?

Таг-Гарт:
— Дракон-заколка для волос. Её ты видел.
Нажав на синий камень — глаз,
Две половинки аккуратно провернув,
В руке — не украшение девичье будет — нож!

Клинок на пёрышко иль хвост похож.
И лезвие его черней, чем ночь,
острей, чем жало у шмеля!
Спуская кровь,
Им врачевала Марка дочь.

Поведал мне Саам,
что он из прошлой жизни девы.
Санти — тогда ей было имя.

А Мэхдохт, ошибаясь, слышал я,
окликала чадо этим именем не раз.

Кодр:
— Она откуда знает?

Таг-Гарт:
— Возможно, сердце подсказало.
Похоже, мать и дочь
опять соединились в этой жизни.

Кодр с изумленьем брови поднял:
— Коль так, тогда выходит…
Не дОлжно страху быть пред смертью?
Верно?

Кивнул Таг-Гарт:
— Возможно тот,
кто этим тайным знаньем обладает
годы жизни Высшей цели посвящает.

Я думаю у каждого из нас она своя
И лишь Душа об этом знает.

Кодр, позабыв о боли в рёбрах, встал.
Глядел на сгорбленную спину Марка.
Видно было, что у того душа страдала.

Сатрап безмолвно вспоминал,
что важного САМ сделал для народа,
Кому, чему годами он служил.
Что упустил,
Где был не прав…
Где согрешил…

И вспомнил рабыню-эфиопку,
Что в гневе он случайно погубил.

Сжав кулаки и губы подхватив,
с ней мысленно сатрап прощался:
«Прости, любимая.
Скучаю, каюсь!»

Кодр — Таг-Гарту:
— М-да…
И Самандар, ты говоришь,
Предназначенье собственное знает?

— Признаться, не уверен до конца.

Что б вспомнить то,
Что в тяжких родах утеряла,
торопится она к Оракулу теперь.

Сегодня же Севильин день?
В полночный час взойдёт священная Звезда.
Для тайных знаний боги вскроют небеса.

Поговорит с Душой Дэльфинии дитя
И вспомнит, для чего в сей мир пришла.

Жрец храма Зевса зверем оказался
— её похитить попытался.

— Чтобы не исполнила предназначенье?

— Да.
Видать, он в прежней жизни деву знал
Раз ныне вскрыл свою звериную личину.

— Мой лекарь Панифаций передал:
Коль благословенное дитя умрёт
— наступит Тьма.
Разрушат наши земли войны, глад, нужда.

Что ж маленькая дева совершить должна?!
Ребёнка плечи очень хрупки,
Чтоб целый Мир на них держать!

Таг-Гарт:
— Пред тем как Духом вознестись
Мне точно так мудрец Саам сказал.

Видать, она родиться торопилась
И лишь в четвёртый раз случилось.

Марк:
— А, если бы не ревность глупая моя,
То ныне б Самандар
не восемь было, а пятнадцать.

Таг-Гарт:
— Добавил маг, что существованье мира
Зависеть будет от глотка воды.

Кодр брови удивлённо приподнял:
— Всего лишь?!

Таг-Гарт:
— Да.
И что защитник Таре – маг Ставр —
Сатира имя в прошлой жизни.
Ему на вид пятнадцать лет.

Кодр:
— Ясно. И у него предназначенье.
Вот почему мальчишка смерти не страшится.
Вот почему ЕГО оружием был ранен зверь.

Ах, Доплен Здорг…                (Афинский жрец храма Зевса)

Он был годами рядом в уваженьи и почёте.
Так обвести и обмануть меня сумел!

Таг-Гарт:
— Саманди, помнишь, говорила,
Что Меланфа Трагос Сорос сделкой соблазнил.
                (Трагос Сорос Бафомет=Доплен Здорг - оборотень)

Видать, с тех пор он царским страхом управлял.
Так в дом легко входил, отцу советы раздавал.
Тебе так с детства другом стал.
Вот ты и доверял. А как иначе?

Ведь, Доплен Здорг – мудрец, ты гордо заявлял.
И Тэос Трагос Бафомет себя – стратегом называл.
Сколь ни крути, сатрап, ОНИ — одно и то же.
Меняет лица, по-человечьи с нами молвит.
А суть его одна – козёл, змея!

— Ну да. Ты прав, Таг-Гарт.
Враг у меня с Саманди общий.
Хитёр, беЗсмерен Трагос Бафомет.
Вот потому Сатира и Саманди
знает с давних лет.

Трёх воинов сопровожденья
До Дэльф вам хватит?

Марк повернулся
и в глаза ему глядя ответил:
— Никто не знает, брат.
Надеюсь, боги Ариев поддержат
И жизнь Саманди сохранят.

Оружье против зверя мы видали
— меч с бычьей головою в рукояти.
К нему б ещё такой же парный нож иметь…

Кодр на ручей взор долгий устремил.
 
В струящемся потоке вод признал
Бесконечное течение времён и жизней.

В цветном узоре камешков на дне увидел
– случайных не случайностей набор.

«Те камешки мы – люди-человеки.
А те, кто наблюдают за ручьями – Боги!
А кто ж тогда построил этот мир?
Кто Душами как куклами играет?
В чём суть такой игры?»

И промелькнула искрой мысль:
«Ну да, ну да… Глоток воды обычной…
Что он, когда вода есть в изобилье?

В пустыне оазис разыскать
И благо воину, и спасение семье.

Сейчас гадать, кто есть посланник от богов
нам людям — бесполезно.
Грандхамы сожжены                (Грантхамы – храмы с книгами
и нету прежних должных знаний.        Небесных Учителей, современный университет)
Но верным будет: любой ценою
Лжэ-Тэоса остановить.

Ребёнку? - с демоном сражаться?!
Это слишком!

Да, надо Трагоса отвлечь иль сбить с пути!»

И Кодр вернулся к разговору:
— Сейчас у Зэо нож искомый.
Им он как памятью о друге дорожит.

Дрожал, как перед боем трус,
Хотя храбрец по сути,
когда лишь на минутку
вручил его мне поглядеть.

Приказывать отдать
и отбирать кинжал – не стану.
Доверит вам его – не знаю.
А Сатиру – может.
Им, как героем, Зэо восхищён.

Мне кажется, что оружие такое имеет силу,
Когда оно подарено иль просто отдано.

Таг-Гарт:
— Я понял.

Кодр:
— Смеркается.
Пора всем отправляться в путь.
Мы слишком задержались в этом доме.

Пришлю сюда обозом масло и овёс,
на радость Ларгу — молочную телицу,
на счастье Гере — белого ослёнка.

А сам подумал:
«Предназначенье Саманди:
Глоток воды Спасителю подать.
А в чём оно моё?!
Хотел бы знать».

*  *   *
Пророчества нежданно получив,
Вернулся со своим отрядом Кодр к Афинам.

От дома Ларга в седле расслабленно качаясь,
Он отрешённо ехал сам с собою мысли разделив
О том,
Какую плату Бог возьмёт за жизни жителей Афин
И долгий мир на землях Греции единой.

В ушах девичьим голоском звучали,
А подковы звонкой дробью повторяли,
Что: «Быть войне. Она не за горами»,
Что: «Мир на земли Греции тогда придёт.
Когда Великий Светлый Арий,
Как добровольную и высшую оплату
Себя отдаст на растерзанье супостату.
За то, что он – Меланф, обманом
когда-то победил в бою,
Призвав в козлиной чёрной шкуре
Трагоса - третейского судью».                (Трагос – на греческом – озн. козёл)

Кодр вспомнил, как прошептала в ухо Самандар:
«Пришла к царю пора оплаты по долгам.
Без сопротивления пусть отдастся царь Афин
На муки в руки Дорийскому царю.
Так жертвенною кровью он оплатит и спасёт
Все жизни в Греции от новорождённого до старца.

Коль царь Афин останется в живых, начнёт войну,
то дорийцы победят
И разорят всё эллинское царство».

Кодр бунтовал в душе, кипел вулканом,
Лицом был холоден и нем, как камень.
Марк – давний верный друг, конечно, но
как сатрап, Афин правитель,
принять легко на веру
предсказания его дитя не мог.
И спорил сам с собою:

«Преображенье старика в стратега видел Зэо,               
…а Тэо в драко-зверя – я видел сам.                (Тэоса Трагоса Баффомета)

О спасении галер на море
рассказали Марк и Таг-Гарт.

Их откровенья об умениях Сманди показали,
что на земле давным-давно
война детей Богов и драко-нелюдей идёт».

Всё ж Кодр сомневался,
что Славный царь Меланф
прибегнуть мог к подлогу и обману,
и с козлорогим тайно сделку кровью заключил.

Не знал, что было вложено обоими в оплату.

Сын отдавать отца врагу не собирался.
Намеревался открытое сраженье дать
И драться честно до последнего бойца!

Но проникали глубже в сердце Кодра
огневолосой девочки-оракула глаза
и тихие о выборе Судьбы пророчицы слова.

Печалясь о Меланфе
Сатрап Афинский горевал.
Не представлял,
Как вещие слова дитя
Отцу любимому расскажет.
И зная о мучениях, возможно, предстоящих,
Решился откровения Оракула
сатрап от всех пока сокрыть.

За размышленьем тяжким и глубоким
Ему коротким показался до столицы путь.

С горы по обыкновению открывшись,
Вдруг показались Кодру
Слишком грустными Афины.
Зловещею была гора Ликавитос,                (ЛикАвитос - Волчья гора)
И скорбными — Акрополь, Парфенон.

Подъехав ближе – мрачный траур,
А не Воскрешенья пышный праздник                (Праздник Деметры-Персефоны)
Внезапною слезою горожан
глаза правителя обжёг.

Завидев спущенные флаги и штандарты,
Заметив мельком женщин, дев, старух,
скрывавших тёмной тканью лики, станы,
сатрап случайной мыслью поразился.

Ужасное виденье ужалило змеёю ум:
Задушена жена в своей постели
и с нею маленькие дети жизни лишены,
Надежда Греции погибла
– убит отравленным клинком У-Род – Медонт.
                (У-Род–первенец, продолжатель Рода)               
Ударив шпорами коня,
понёсся, голову сломя,
сатрап Афинский в город.
За ним в галоп сорвался весь отряд.

И низко головы склоняя,
Правителя встречали
скорбным взглядом люди.

   *    *    *
Клонилось солнце к горизонту.
За ним влачились тучи-корабли.
Закат багрянцем купол освещал.
В высоком небе над Элладой
клин журавлиный тихо Души звал.

   *    *    *
Поникнув взором, копья опустив,
Дворцовая охрана расступилась.
Пред Кодром двери распахнула.

Ударив шпорами коня,
Поднявшись по ступеням,
Сатрап верхом ворвался в дом.

Средь посеревших стен и чаш с огнями
прерывисто раскатами звучали
зловещий цокот от копыт
и пенное дыханье жеребца.

В безлюдной тишине палат
шелка на тёмных окнах задрожали.

Пустыми оказались все покои.
Нет ни жены, нет в них и детей.
Нет на полах ни капли крови.

Порядок, чистота и тишина везде.

Незримой тенью в силуэтах ваз
и в отраженьях бронзовых зеркал мелькали
напряженье, неизвестность, скорбь, беда.

Кодр соскочил с коня,
Вскричал, как громовержец в залы:
— Есть кто живой?!
Откликнитесь!
Сейчас же!

Где мой Мэдонт?!
Где все?!

Вернулось, заикаясь, эхо
и затаилось в шторах снова.

Кодр слышал только рокот сердца,
как стонет на его груди
под натиском дыхания кираса.

Но вот, слезами обливаясь,
С поникшей головою
Служанка из-за колонны вышла.

Кодр на неё напал,
в плечо девичее вцепился.

Под тяжестью десницы
она едва ли устояла,
но тяжело упал на пол покров
с её красивой головы.

Кодр:
— НУ, Артэмида! ГОВОРИ!

Она едва ли не упала.
От страха еле изъяснялась:
— Правитель!
Вчера отец ваш…
…мир покинул.

А сын — немедля приказал
утроить всю охрану,
чтоб уберечь царицу и детей.

Там, у одра сейчас… 
в покоях царских…
оплакивают все усопшего царя.
За весть сию меня простите.

— Сын ранен, жив?!

— С ним всё в порядке.
Всю ночь и день, рыдая беспрестанно,
семья жжёт в чашах мирру, фимиам.

Мэдонт — ждёт с нетерпеньем
ваше возвращенье.
Жрецы — покойному царю
готовят утром погребенье.
Аиду — в жертву белого быка.

Пред Акрополем народ скорбит.
Мужи жгут факелы. Их жёны, дети плачут.
И с прошлой ночи там даже кошке не пройти.
Вон, чрез окно, огни опять горят, глядите.

Рванувши с места,
чуть не загнав коня до смерти,
Кодр с Ноем прискакал в отцовский дом.
И растолкав охрану по дороге
Ворвался в царские покои.

Взглянул на лик отца при факелах,
коснулся хладной длани,
пал на колени перед телом,
поднял скорбный взор.

Рыдали рядом с дедом внуки.
Мэдонт коленоприклоненно замер у одра.
И горько проливала слёзы верная прислуга.

На лицах лекарей и мистов
мелькали маски сдержанного страха.

Шептались меж собою неуместно судьи.
Охрана, стоя по углам покоев,
Моргая влажно, покривила губы.

Ной, выполняя долг хранителя сатрапа,
встал за спиною Кодра, у колонн.

Был нерушимым и спокойным
смертный царский сон.
В чертах лица усопшего читалось
освобождение от тяжких плотских мук.

А у плеча почившего Меланфа,
закрыв глаза, стоял и горевал
согбенный лекарь Панифаций.

Он опирался на широкую клюку,
А это означало,
что за последнюю неделю
гораздо хуже стало старику.

Скрипя зубами, Кодр молча взвыл:
«Мэдонт, мой сын  — моя опора!
Он здесь и благо — жив!

Оте-ец… прости…
Я не успел тебя спросить…
Как нужен твой ответ…»

Но даже на одре царь царственно молчал.
Обиженно сомкнулись, посерели губы.
Глаза в глазницах тёмных словно утонули.
Власы седые мягко ниспадали
поверх расшитых златом тёплых одеял.

На шёлке рядом с телом корона на подушке,
И отблеск факелов мерцал на золоте, в камнях.
Осиротел и царский перстень с изумрудом.
Ничья пока и властная печать.       (Изумруд - символ царской власти и богатства)
               
Казалось, слышит всё отец, от дел устал.
Он просто говорить ни с кем не хочет.

Вдруг потянуло холодом с балкона.
От ветра всколыхнулись шторы, факела…

И Кодру было странно сразу осознать,
Что этот мир отец уже покинул
и правду он унёс с собою навсегда.

Сатрап с колена резко встал,
С обидою на Смерть от ложа отвернулся.
Сколь видел он в боях потерь? Не счесть!
Но с этой тихою кончиной не смириться.

Закрыв глаза, Кодр зашептал:
«Бог мой, оте-ец… Ещё бы день…
Я ОТ ТЕБЯ хотел бы правду услыхать…
Я б не судил…
Не мне тебя винить, прощать…
Мне б цену договора с Трагосом узнать!»

Кодр ощутил головокруженье,
и обречённо поднял влажный взгляд. 
Так чрез слезу расплывчато увидел,
Что перед ним с афинскою короной
Понурив взор, какой-то мист стоит.

Торжественно, скорбя, но громко, чётко
верховный жрец Афины объявил:
— Меланф — царь славный… умер!
Да здравствует…
на долгие года во славу Аттики…
Кодр — царь Афинский!

Сатрап склонился головою и,
как должно, ту корону принял.

Заметил, как у жреца дрожали
и повлажнели сильно длани.

Другой мист подал царский перстень,
вручил, не глядя, и кольцо-печать.

Надев их на персты,
Кодр сделал так, как должно:
— Клянусь
служение народу своему продолжить
Столь дней и лет,
сколь Боги Эллинов мне жить велят!
 
Так прошептал жрецу и, сжав кулак,
десницу с властным перстнем и печатью
крепко к сердцу своему приставил.

Вот и стратеги подошли
И меч царя Меланфа,
и кирасу шумно поднесли.                (Кираса – доспехи)

И новый царь их принял тоже.
Но сыну тяжело держать такую ношу.

С высот великолепного Акрополя дворца
в окно и вдаль взглянул воитель
и золотой закат увидел,
…Как тучи красно солнце заслонили.
…Как лик Паллады-Девы потускнел.
…Как со щита златой Афины
вдруг красный сокол взмыл и улетел.

«Прощай, отец.
Лети Душа моя родная!» —
Вослед Кодр соколу напутствие послал.

И так в тот миг совпало,
что солнце в тучах вдруг пропало.
В пурпурных небесах внезапно проявились
Уродцы, змеи, драко-облака.
И, угасая, закипел закат кровавою рекою.

Приметы предвещали вскоре дождь, грозу.

Царь новый заподозрил,
что этот знак не добрый ему подали боги.
И, обернувшись к праху, осознал:

Грехи, что совершил отец,
теперь лежат на нём.
Ему — придётся искупить, иначе…
Афины будут без щита
И Трагос в сделке заберёт своё:
Все жизни Греции
от новорождённого до старца.                (Трагос – по-греч. озн. козёл.
                Сорос – по-греч. озн. полезный или извлекающий пользу.
                Трагос – третейский судья-искуситель с которым
«Вот, в чём                Меланф заключил сделку, чтобы победить соперника
предназначение моё                в поединке и стать царём Афин)
увидела Саманди! —
Честь трону и короне возвратить!
И тем сберечь народ эллинский!

Сынок,
ты будешь в новом чистом мире ПЕРВЫМ править!
Тебе Афина это обещала
и будет наши земли защищать».

Кодр вдохновился, к сыну обратился:
— Мэдонт,
немедля собери совет.
Старейшин призови
и всех хранителей библиотек.

— Исполню.
— Вдруг очень властно произнёс Медонт.

Кивнул царю наследник трона
И сразу поспешил осуществить приказ.

Недоумённо судьи размышляли:
«Совет старейшин?…
И хранителей библиотек?! Сейчас?!

Теперь сатрап Афин у нас — мальчишка,
который в битвах не бывал?!»

Кодр — лекарю и другу:
— Пан. Сейчас пойдём со мной.

Очнулся Панифаций,
Слабым голосом изрёк:
— Уже иду, мой повелитель.

И опираясь на деревянную клюку,
Пан потащился к новому царю.

Кодр стратегам тихо строго:
— Стеречь границы день и ночь.
В войска вина не раздавать.
Проверить тайно чужеземцев и торговцев на галерах.
Их трюмы и товары срочно тихо оглядеть.
Оружие и греческий огонь — изъять.
С улыбкой им скажите: на храненье.

Все входы в подземелья заложить.
Убежища, хранилища зерна проверить.
Патрициев – прошу пока не волновать.
Будь кто, иль где устроит панику
– немедленно казнить!

И охранять источники воды. Спокойно.
Всем пастухам скажите, не пугая:
Далёко стада в горы больше не водить.

Где дорийцы?
Что ныне замышляют?
Немедля разузнать и доложить.

Ной! Отведи в мои покои Пана.
Там распоряжение получишь.
Отправишь утром Ларгу маленький обоз.
Пусть Зэофанес отвезёт и сразу же вернётся.
Он нужен Пану как помощник здесь.

Приказ услышав, воины охраны догадались,
что вероятно в земли Греции война придёт.
Приказ царя был тихим, значит — всё серьёздно!

Прижав кулак с кольцом к устам,
Кодр праху поклонился.
Кивнул своей жене,
корону снова отдал в руки напряжённых мистов,
и торопливым чётким шагом
он с охраной и стратегами ушёл.

Шурша одеждами, как змеи в линьку,
за ними, молча, удалились судьи, мисты.

Акрополь будто бы лишился языка.
Плач сразу прекратился.

В лампадах огнь синий, зачарованно, остановился.
Дым мирры, фимиама сизым маревом завис.

В покоях у колонн охрана ровно дышит.
Семья Меланфа у одра его скорбит.

Что будет завтра – новый царь решит.

   *    *    *
Ночь тихо опустилась на Элладу.
Мерцает яркий потолок из звёзд.
Кто ныне знает, тот среди тысячи светил
одну звезду — Севильину на нём найдёт.

Взошла печальная ущербная Луна
и над горами тыквой покатилась.

За нею серп другой луны восстал.
Над ровным горизонтом моря
Он яркую полоску начертал.

Вонзилась в уши тишина и еле слышно:
Летают, рассекая воздух, мыши.
Они, то там, то там охотятся, пищат.

Тускнеют факела на площадях Афин.
Горят, трещат костры на башнях храмов.
Посты сменила дважды строгая охрана.
Столица под защитой должной, на замке.

Вот греки разошлись печально по домам.
Угасли их лампады без присмотра.
Всё. Людям отдыхать пора.
А завтра будет день и новая работа.

  *    *   *
А в это время в доме Кодра
Охрана зорко на часах стоит.
Давно закрыты двери, окна.
И прочно заперты тяжёлые ворота.

Идёт совет библиотекарей-старейшин.
Присутствует на нём и лекарь Пан.
Мудрейшие усталые умы кипят,
Ответов на вопросы Кодра не находят.

Никто не помнит о далеком прошлом.
Кто знал — тот уж давно в земле почил.

И потирая лбы, библиотекари зевают.
Нет в книгах полных записей о том,
как царь Меланф победу одержал над Ксанфом.

Упоминаний о судье третейском
Всё ж вспомнил воин бывший.
Сказал, что поединок перед войском
В Мелайне видел сам.                (Приграничная спорная территория Мелайна)

Поведал старец, что за эти земли
когда-то долго спорили соседи:               
царь Фив, царь Гераклид.
               
Что будто Дионис,                (Дионис - Вакх, Бахус.
                В древнегреческой мифологии младший
                из олимпийцев, бог виноделия и
                религиозного экстаза, а также театра.
                Актёрки назывались - вакханками, а
                оргии с их участием - вакханалиями)
как трагос в чёрной шкуре                (Трагос – по греч. озн. козёл)
смотреть на то ристалище пришёл.
 
И Ксанф был поражён копьём Меланфа
Не в грудь его, а в спину.

Услышав, Кодр словно вспыхнул,
«Глупец, дедина!
От старости ты выжил из ума!
Да что ты можешь помнить?!
Хотя… Хотя…».
 
Сдержался новый царь, сказал:
— Да, день сегодня длинный, скорбный.
И вы, хранители, уже устали.
Прошу простить, что задержал.

Отложим сей совет…
пожалуй… на два дня.

Пусть траура процессия пройдёт,
Отец в садах у Ра покой получит.
А вы пока что описанья поищите.

Идите, мудрецы.
Стучится в окна Эя.                (Эя – богиня утренней зори у древних греков)

...Пан!
А ты останься в этом доме.

Эй, слуги! Отворите окна.
Впустите свежий воздух утра.
Еды горячей и вина немного
с мёдом принесите.

Для Пана огненную чашу,
приготовьте ложе
и одеяло по-теплее
тотчас же подать.

Пан, почти что слёзно:
— О, повелитель...
Пощади мои седины.
Сегодня думать больше не могу.

Мой Кат — моя спина                (Кат - слуга в пыточной, экзекутор)
и боли в бёдрах — жерновах.               
Иссякли человечьи силы.               

— Всего на полчаса
...останься, Пан. Прошу.
А после подарю тебе массаж и ванну.

Отдал приказ вошедшему Айланту:
— Дружище,
пошли немедля Артемиду в бани.
Пускай она найдёт и приведёт
двух мастеров, кто толк
в восстановлении спины и ног
массажем и маслами знает.
И согрейте Пану ванну.

Кивнул устало Пан царю:
— О, боже мой... массаж двойной!
Благодарю!
Ты тоже,
повелитель мой, устал.

Открой,
что кроме смерти твоего отца
за эти дни ещё случилось?

— Да. Скажу.
Вот только поклянись своею вечною душой,
Что никому
о том ни слова не расскажешь.
Жрецам я более не верю.
У кой-кого влажнеют сильно руки.

— Душой?!
Конечно, я клянусь тебе, сынок.

Кодр наклонился
и на ухо ему шепнул:
— Я...
благословенное дитя нашёл.

Пан вздрогнул, зашептал в ответ:
— О, боги!
Значит, это правда!

— Тиш-ше.

— Кто он?
Или… Она?

— Её я, оказалось, с детства знаю.
Дочь Марка это — Самандар.

Александрийский звездочёт,
Увидев новорождённое дитя,
По древним книгам разузнал —
Она пророчица, Сивилла.

Стратег, которого Паук привёл                (Паук Анасис - афинский ростовщик)
– Лжэ-Тэос — он же Доплен Здорг.
Ты правильно его узнал.

Омоложеньем ирод обладает.
Преобразившись в драко перед нами,
Пытался выкрасть, погубить дитя.

Тревожась, Пан:
— И чч-что?
Она погибла?! Иль жива?!

— Слава богам, ошибся, Тэос.
Он выкрал Геру
– дочь Ларга — лесника.

В последнюю минуту
Мы верное оружье против зверя обратили.
Лжэ-Тэос — Доплен Здорг был дважды ранен
но, к сожаленью, ныне жив.

Дитя, что благословил наш Бог-Отец,
надеюсь, этой ночью пребывала в Дэльфах.
И встреча девы с древним Духом состоялась.

Охрана верная при ней:
семья, александрийцы, юный воин-волхв.

Он смерти не страшится.
И любой ценою деву-Тару защитит.

Оружие от драко — черный гибкий меч
и нож такой же — с белой бычьей головою.

Пан вспомнил-осознал:
— Оружие Кризэса – гладиатора из Рима.
Мне Зэофанес как-то рассказал.

— Верно. Слышал.
Мне довелось увидеть в деле этот меч
в руках калеки, бывшего раба.

— Чем далее, тем боле необычней.
А в чём предназначение дитя?

— Подать кому-то вовремя глоток воды.

— Всего то?
— Да.
— Кому и где?

— Коль верно всё свершилось этой ночью,
то семья от храмов Дэльф
немедленно отправится в Царь-Град.

Пан:
— Там, слышал,
Светлоокий арий ходит по воде и говорит:
«Пришёл сюда спасать заблудшие народы».

Его оружие от Тьмы лишь знанья Вед, а не мечи.
Его везде с улыбкою встречают люди
И называют Радостью Мирских Богов.
Что-о будет с ним? Скажи.

Кодр в напряженьи кулаки сжимая.
— Не знаю, Пан.
Там на ступенях древних храмов знаний,
давно бессовестно орут торговцы и менялы.

Ростовшики подлогами плодят сиротство, рабство.
Не целомудрие в чести, как было раньше,
а оргии и садомитский свальный грех с детьми.

— Да, слышал.
В Риме часто расходились эти слухи.
Описано ж давно, подробно, многократно,
как были сожжены дотла Гоморра и Садом!
Да видно, кто-то всё же уцелел.

Как быстро снова расползается повсюду
эта мерзость,
Тем призывая с неба очистительный огонь.

Я думаю, добром не кончит этот светлый арий.

— Очевидно. Он — один.
Хоть говорят, что есть ученики.
Как будто бы всего двенадцать их.
А нужно — войско!

— Я слышал, он с женой своей пришёл.
Так значит, девочка к нему спешит?

— Надеюсь, что успеет.
Иначе Миру и Афинам будет худо
И Радость в наших Душах оскудеет,
А садомиты постучатся к нашим детям в дом.

Пан:
— Представить невозможно.
Война, болезни, глад, нужда…
Повсюду рабство и распутство!

А у семитов, доложили:
жертвоприношение Ваалу,
который год уже идёт
арийскими детьми!

Бесчисленно живьём горит божественное семя!

О, боги, боги! Укрепите! Помогите!
Пусть донесёт дитя глоток воды
до нашего Мессии!

Чем можем ей помочь?

— Есть мысль одна.
У Самандар и у меня,
и у отца – враг общий!

Как он себя представил в этой зале? Помнишь?
Я Тэосс…
Трагоссс…
Баффомет?…

Я ж сердцем чувствовал – змея!
Но всё-таки потом ему,
не знаю как, поддался!

На мирный дом напал в ночи,
чуть друга — Марка не сразил!
Лишь случай спас его!
На самом деле, нас обоих.

Поляну осветил сияньем месяц.
Так был и остановлен бой.

Ты правильно его, друг мой, узнал.
Стратег из Рима – оказался Доплен Здорг.

К нам в дом входил…
Я видел сам, как Тэос Трагос
преобразился в драко!

Когда дочь егеря похитил,
Он всех — один нас разметал!
Такого зверя раньше я не видел.

Хотелось бы узнать:
к нам из каких земель пришёл.
И там их расплодилось много?

Его простой меч не берёт,
А только чёрный, очень гибкий.
В руках Сатира он в бою запел.
Поверишь?

— Верю, сын мой, верю…

Внесли еду бесшумно слуги,
горячее вино налили в кубки.

И рядом с небольшим столом 
поставив огненную чашу,
уложили Пана подле в ложе,
укрыли тёплым одеялом.

Скрипя спиной, устало Пан:
— Айлант, дружок,
благодарю за твёрдую подушку.

Тот, опустив глаза печально,
едва кивнул, ушёл
и двери за собою плотно запер.

Кодр напряжённо, очень тихо прошептал:
— Трагос подкупил отца кровавой сделкой.
Понимаешь?

Пан от удивления глаза раскрыл:
— Откуда знаешь?!

— Саманди.
Богами ей дано былое видеть ясно.
Я потому собрал совет,
Чтобы скорей найти опроверженье
иль ответ.

— И что?

— Всё подтвердилось.
Предназначение моё теперь  —
Восстановить честь трона и короны.

И коль не справлюсь вскоре,
то погибнут греки все
от новорождённого до старца.

Здорг Страхом от отца питался!

Такая чёрному козлу была оплата.

Он души человечьи — яством не получит!                (Яство - изысканная еда)
Я мучить их — не дам!
Не-до-пу-щу!
Тем я ослаблю супостата!
И шанс Саманди подарю!

Пан не ответил, и только горестно отметил,
как часто в Риме пропадали дети,
когда там Трагос Сорос ростовщиком служил.
Да и в распутстве многократно был замечен.

Кодр:
— А времени на рассторженье сделки
ОЧЕНЬ мало.

— А как её расстроить?

— Здесь крепко нужно думать, Пан.

К еде не прикоснувшись,
да и вина из кубка не испив,
Кодр с кожаного кресла встал,
направился к балкону. Вышел.

Был свеж, прозрачен воздух нового утра.
Костры слегка дымили у ворот дворца.
Витал чуть уловимый аромат покоя.
Роса искрила влажно на траве, камнях.
А на лугах гуляли мирно кони.

С надеждою вставало золотое солнце.
В его лучах сверкали статуи богов.
И небо над столицей было чисто, звонко,
Общалось с Кодром нежной трелью птичьих голосков.

Почувствовав благословенье,
Глазами улыбнулся новый царь:
«Грозы — не будет!
Коль сделку разорву,
То и войны не будет.

Скачи, Арэс, в Царь-Град!
Лети, Саманди, мотыльком!»
 
Расправив плечи,
Кодр глубоко вздохнул:
«О-о…, милые Афины,
любимый отчий дом».

Продолжение в главе 5 Севильина ночь.