Война и мир гл. 4-4-13б и 4-4-13в

Марк Штремт
4-4-13б

И доктор, что лечивший Пьера
И навещавший каждый день,
Являл за образец примера,
Кому работать было лень.

В ущерб своей как бы работе
Часами с Пьером мог болтать,
Отдавшись с другом всей заботе,
Друг друга чем-то удивлять.

Устроил Пьеру он знакомство
С французом — пленный офицер,
К рассказам тяготевшим сро;дство,
И как союзника пример.

Тот офицер был итальянец,
Поведал Пьеру всю судьбу,
Его судьба — тяжёлый ранец,
Он проклинал свою войну.

Он изливал негодованье,
Наполеону был он враг,
Нашёл он в Пьере пониманье
И задушевный с ним очаг.

— Ежели русские все люди
Похожи, друг мой, все на вас,
Что и врага они все любят,
Таков природный их заквас.

Им воевать всем против русских —
Кощунство, злоба в их крови,
Набор всей наглости французской,
И к человеку — нет любви.

Он привязался к другу, Пьеру,
Как тот природный банный лист,
Нашёл в нём жизненную веру,
Пьер мыслями к нему был чист.

Узнав о Пьера пребыванье,
Как вынужденном здесь, в Орле,
К нему привлёк своё вниманье
Граф Вилларский к его судьбе.

Тот самый, что втащил в масоны,
Граф был уже давно женат,
Жена — богатая персона,
И он ему считался брат.

Хотя он не был Пьеру другом,
А был лишь коротко знаком,
Но он к нему примчался цугом,
Чтоб с ним потешиться чайком.

Он, изнывая от «безделья»,
Искал в общение свой круг,
Найдя здесь Пьера с нетерпеньем,
И поспешил, как старый друг.

Но вскоре сам он к удивлению,
Вершая с Пьером ряд бесед,
Пришёл к нежданному он мнению,
Что, натерпевшись столько бед;

Отстал от настоящей жизни
Его масонский кровный брат,
«Защитник храбрый всей отчизны»,
Он просто жизни стал так рад.

— Вы запускаетесь, мой милый, —
Бывало, сказывал ему:
— Вы были более строптивым
По отношенью ко всему.

Но, несмотря на перемены,
Ему приятно с Пьером быть,
Вести с сим пленником беседы,
И для себя кой-что открыть.

Хотя и занят он делами,
И службой, и своей семьёй,
Но Пьер, попавший в то «цунами»,
Слыл как бы всей войны герой.

Ещё бы, кто бы мог подумать,
Богатый умный гражданин,
Такое мог себе придумать,
Возможно, был и не один;

Остаться в занятой столице,
Наполеона чтоб убить,
Героем стать и отличиться,
Россию всю освободить.

И плена пережить несчастья,
Чуть не погибнуть в том плену,
«Себе добыть такое счастье»…
И — потому влекло к нему.

Не покидая дел масонских,
Со службой связанных всех дел,
От Пьера о делах московских
Желал всё знать — как в том пробел.

Война, политика — вот темы,
Чем интересен разговор,
Общественные все проблемы —
Вот был его весь кругозор.

И Пьеру было интересно
Знать, чем живёт сейчас страна,
Ему в кровати было тесно,
К ней приковала вся война.

Внимательно он слушал «брата»,
Его не вовлекая в спор,
Как будто «с краю Пьера хата»,
Текли все мысли на простор.

Пьер как бы с радостной насмешкой
Воспринимал других весь взгляд,
Он притворялся словно пешкой,
«Всех небылиц глотая яд».

Теперь он признавал возможность,
Всем тем, с кем он беседу вёл,
Им говорить иль правду, ложность,
Всё то, что собеседник плёл:

По-своему смотреть на вещи,
На все события вокруг,
И не встречать их взгляд зловещим,
Неважно, кто был враг иль друг.

Его такая перемена
Как новая в душе черта,
Пришла к характеру на смену,
Как долгожданная мечта.

Он заслужил расположение,
С кем вёл беседы, всех людей,
И, несмотря на их вторжение,
Его взгляд над проблемой всей.

Он признавал теперь законность,
Иметь любому личный взгляд,
Иметь, как право всю ту сложность,
И принимать себе свой яд.

4-4-13в

Не знал Пьер, как всегда, и прежде,
К примеру, денежный вопрос:
Давать ли в долг, и быть надежде…
И есть ли у просящих спрос?

Он колебался меж решеньем:
Ссужать ли или не давать;
Попасть в плохое положенье,
Когда кому-нибудь не дать.

И он давал, пока что было,
Давал он всем почти подряд,
Но сколько даром средств уплыло,
И часто был он в том не рад.

И так подобно всем вопросам
Решал своих он массу дел,
Каким не зная точно спросом,
Им нужен ли иной удел.

Теперь же — никаких сомнений,
Решал он сам любой вопрос,
Без всяких там недоумений,
Он сам себе судья и босс.

Одной из первых ролей Пьера,
Ему пришлось судьи сыграть,
Явилась просьба офицера:
Четыре «тыщи» франков дать.

Полковника и итальянца,
С которым вёл беседы Пьер,
Тот самый, кто был рад стараться,
Поведать подвигов пример.

Хотя он был ещё и пленный,
С надеждой на возврат домой,
Столь наглым и таким надменным,
Как будто вёл он с Пьером бой.

Но без малейших колебаний
Последний получил отказ,
Хотя и чувства раскаяний
Потом взыграли в первый раз.

Ещё наглядным в том примером:
Решенье о долгах жены,
А также многих дел и в целом,
Нужны они — иль не нужны.

В Орёл наведался по делу
Имений главный управдом,
Итог с ним подвели умело,
Какой и где разрушен дом.

Ущерб, нане;сенный войною,
Двух миллионов уж достиг,
И управдом, «готовый к бою»,
С учётом возмещенья их;

Долги жены изъять, как меру,
Представив Пьеру свой расчёт,
Домов сгоревших в том, к примеру,
Не строить больше в новый счёт.

Тогда доходы от владений,
Войдут не только в прежний вид,
Но из рассчитанных видений
Покроют сумму «всех обид».

Пьер стал согласен с этим планом…
Савельич прибыл из Москвы,
Со сметой залеченья раны,
И Пьер воспрянул от тоски.

Проект представил архитектор,
С большою выгодой в средствах,
Что новостройки — верный вектор:
Сплошная выгода в деньгах.

Письмо, к тому же, Пьер от тестя
Из Петербурга получил,
С причинами «повыше мести»,
Её за смерть уже простил.

Сравнив же оба эти плана,
Решил он утвердить второй,
Хотя хозяйственная рана,
Была, как и он «ещё больной».

Хотя доходы уменьшались,
Но — надо сделать — убеждён,
Все чувства с планом «соглашались»,
Жене что отдал, был спасён.

Хотя возврат — не весь, частично,
Но, всё равно, — солидный куш,
Долги — как признаки приличья
И для знакомых светских душ.

Настал конец его болезни,
Уже собрался он в Москву,
Но так совпало, что полезней,
С ним разгонять его тоску;

Попутно ехал и Вилларский,
Уже его, как прежний друг,
И их дуэт, столь видом барский,
У Пьера исцелял недуг.

В нём — чувство радости, свободы,
Увидя сотни новых лиц,
Ему продлили жизни годы,
А то с болезнью пал он ниц.

Присутствие с ним рядом графа,
Который Пьера развлекал,
Ругал страну, что в виде штрафа,
Наполеон Москву заня;л;

Отсталость — вот вина России,
Во всём Европа впереди;
Но Пьер был рад её стихии,
Её всей жизни изнутри.

Всю силу жизненности граждан
В суровых наших областях,
Где, как народ единый, каждый
И составлял страны костяк.

Не возражал он в том соседу,
Как будто соглашался с ним;
Тогда откуда же победа?
Считался ОН — непобедим.

Его притворное согласье
Как бы предо;твраща;ло спор,
И не могло помочь несчастьям,
Что охватили наш простор.

Пьер, слушая, лишь улыбался
Его горячим всем речам,
А сам по-прежнему старался
Значенья не придать вещам.