В начале мая 1960 года в Минске должна была состояться комсомольская конференция Строительного Управления Белорусского Военного Округа и от нашей части туда
откомандировали Менелаева , меня и ещё двух рабочих – передовиков производства, комсомольцев. Я прослужил более двух лет и ни разу не был в отпуске по причинам, вполне объяснимым – две ходки на губу. Подполковник Сверкунов был доволен моей работой, даже агитировал остаться у него в отряде сверхсрочником и потому приурочил мою поездку на конференцию к отпуску на десять суток.
Таким образом я выигрывал трое суток, поскольку отпуск начинался после окончания конференции, а ехать домой я мог прямо из Минска, а не из части.
Рабочая часть конференции продолжалась до обеда, а потом начиналась культурная программа, на которую были отведены ещё два дня.
Так что я успел попасть в минский цирк, а на другой день выехал поездом в Симферополь. Мама была в неописуемом восторге от того, что я свалился неожиданно и у меня будет аж две недели отпуска. Рядом с домом была комендатура, там меня знали с детства – пацанами мы часами ошивались на спортплощадке комендатуры во дворе дома №4. и мне разрешили переодеться в гражданское,
что по уставу запрещено.
И вот когда я появился на набережной и уселся на скамейку, то обратил внимание на витрину магазина, в подвале под которым была во время войны итальянская гауптвахта , и увидел молодую продавщицу и почувствовал что-то знакомое. Подойдя к витрине, встретился взглядом с ней и что-то заставило меня зайти вовнутрь. Голубые глаза, роскошные каштановые волосы, загадочная улыбка
всколыхнули воспоминания школьных лет. Мы выяснили, что знаем друг друга по школе и я покинул магазин.
Отпуск пролетел быстро и я укатил в часть. Прибыл вовремя. А через неделю укатил в отпуск мой шеф – старлей – и я остался за врача с правом подписи и печати.
Водители Капелькин и Николаев начали потихоньку давать мне руль на наших лесных дорогах и даже на шоссе. Движение на этих участках было незначительное и я насобачился водить грузовик почти профессионально, что очень пригодилось мне потом на гражданке.
В Лиде был госпиталь и мне частенько туда приходилось ездить либо с заболевшими, либо…Об одном таком либо я и расскажу.
Начало лета, обеденный перерыв. Рядом со столовой остановились два МАЗа, сбросивших щебёнку. Шофёры не наши, из другого батальона, но покормить их надо, и я прошу повара об этом. Отказать мне он не может по многим обстоятельствам –
Я веду менню-раскладку, ведаю, сколько и чего он должен положить в котёл, санитарным состояние блока и наличием санитарного допуска гражданской обслуги, работающей по найму. Он охотно выполняет просьбу и ребята уходят в столовую. Один из наших рабочих азербайджанец Зейналов кладёт бушлат на кучу щебня и ложится почивать и засыпает. Как вскоре выяснилось, шофера, пообедав, садятся за руль и один из них сдаёт чуть назад, для разворота и, не убедившись в безопасности манёвра, наезжает на спящего Зейналова. Когда прибежали за мной в санчасть, тот судорожно дышал кровавой пеной. Я оказался расторопным, тут же приказал загрузить наш ГАЗ-51 наломанными ветвями сосен, сделав таким образом воинский настил, ребята сняли дверь в каптёрке и положили на лапник, я взял с собой шприц , лобелин и адреналин, положили раненого на твёрдый настил, поскольку у него был повреждён позвоночник и рёбра, проткнувшие лёгкое – я понял это по кровавой пене. Через десять минут мы были уже на шоссе, сократив путь напрямую через лес. Вот и стратегический мост через Неман, охрана, скорость 10 км/час,
Но я высовываю в окно кабины сумку с красным крестом и провожу рукой по горлу, давая понять охраннику, что дело срочное и приказываю водителю гнать дальше. Мост длиной почти 400 метров, На другом конце. моста, очевидно, поняли, что что-то неладно, но раз не стреляют, значит, надо пропустить мчащуюся машину. В Лиду я привёз раненого живым , ибо по пути ещё раз ввёл ему адреналин и лобелин
для возбуждения дыхания. Но в госпитале спасти его не удалось, травмы оказались не совместимыми с жизнью.
В нашем батальоне никто из командиров не понёс ответственности за случившееся,
судили только шофёра, за то что не убедился в безопасности манёвра, но поскольку он был не наш, подробностей я не знаю.
*В конце июня возвратился мой шеф и на очередном приёме больных обнаружил у одного пожаловавшегося рабочего по фамилии Тойшев (из марийцев), что у него
на верхней губе выскочил прыщик и беспокоит его. Вот когда я ещё раз убедился в опытности моего шефа. Записав в направлении в госпиталь подозрение на атерому,
он направил заболевшего в специальный госпиталь в городишке Снов, что в Гродненской области. А мне сказал, что подозревает рак и я должен буду сопровождать такого больного на обследование и лечение..
Мы добрались до Гродно поездом, а оттуда рейсовым автобусом до Снова. Во времена СССР Снов на карте не значился, там был засекреченный радиологический центр, где проводились исследования. Через два месяца Тойшев вернулся в часть абсолютно здоровым . Только это уже было без меня – я демобилизовался по постановлению Совета Министров СССР по случаю поступления в ВУЗ.
А узнал я об этом от водителя Николаева, который дослуживал вместе с Тойшевым , и посетившего Ялту в 1968 году, найдя меня по выставленным в нашем краеведческом музее фотографии и экспонатам из ЧССР.
И вот Гродно. Я тогда ещё не бывал за границей и не мог сравнивать, но мне сразу бросилась в глаза чистота на улицах, какой-то особый налёт изысканности в архитектуре и неуловимый шарм, чего не было в Минске. Минск тоже был красив, чист, но вот шарма не было.
В заказном письме мама прислал мне мой аттестат зрелости, командир выдал справку о прохождении службы по мед.части и я отправил документы в Симферопольский Мед.Институт и стал ждать вызова. Извещение о получении документов через две недели пришло и указывались сроки начала приёмных экзаменов – 1-го августа.
15 июля мне присваивают очередное звание старшего сержанта и я меняю три узкие лычки на широкую ленту. Не каждому удаётся дослужиться на срочной службе до звания старшего сержанта.
Двадцатого июля я отбываю в Симферополь и « батя» со слезой во взоре крепко жмёт мне руку при прощании. Нас было трое поступающих и отъезжающих из части, и нам до Лиды дали машину и мы через час с небольшим уже были на железнодорожном вокзале. Прощай, Белоруссия.