вместо эпиграфа:
Нептун для нас – ни кум, ни сват,
а мы – подобие амфибий.
Чтоб море мирным называть,
огни и воды нам пройти бы.
Не знать бы век морской воды,
от пуль, осколков закипавшей!
Жизнь – ненадёжный поводырь
братве, на море ратном павшей.
(авторская песня)
Путёвку в жизнь я получаю безбилетным
и от семи смертей ничем не застрахован.
Мы – штрафники и мало шансов уцелеть нам,
и перед смертью нам орать «полундра» хором.
Нептун нас выберет, а нынче смотра нет
и затаиться очень хочется во тьме нам.
Над морем ночью станет ярко от ракет
и Смерть для выбора сочтёт число отменным.
Понятно нам, куда ведут, луной гонимы,
ночные волны моря чёрного – к рассвету,
а, если что, ко сну бессрочному под ними,
ну а пока мы подставляем лица ветру.
На нас легли вина и общая беда:
врага к родной земле огульно допустили.
Стезя морская наша выбором бедна,
но право есть – доплыть, пока мы не остыли.
Ещё сегодня мы зовёмся штрафниками,
а наше завтра – это всё с иным раскладом.
Судьбой и нашими короткими веками,
Отчизна, выстави счёт гитлеровским гадам!
Мы уцелеем, если мир не без чудес!
Когда б ранение да в госпиталь на волю!
Смерть призывает поголовно иль на вес?
Жив голос Страха: «Смерть накликаю, навою»...
«Война всё спишет» – это фраза из доктрины.
Штабной приказ заполучи без срама ровно!
В победном штурме боль и слава неразрывны,
а бросить в жертву – называется манёвром.
Приказ короче, чем твой первый был диктант –
оценки выставят враги всем повсеместно…
Готовься к бою, отвлекающий десант!
Доставят морем к месту гибели всех честно.
Всё в нас просолено и лишь во фляжках пресно.
Мурашки – к холоду, и дыбом волос – к риску.
А где-то рядом потаенно, неизбежно
пусть головной десант дойдёт к Новороссийску.
По нашу душу начинают пули сыск,
и первый шлюп с десантом миною расквашен…
Мы – пешки в море, чтоб не наш Новороссийск,
от моря крови побледнев, стал снова нашим.
Победа общая любой ценой первична,
но устилаются – на землю иль под килем –
штрафными ротами безжалостно привычно
и сухопутные маршруты, и морские.
Люфтваффе шлёт береговая немчура,
и на бушлаты пули – это вам не стирка!
От «мессершмиттов» не спасают ни «Ура»,
ни в ночь пропитанная солью бескозырка.
И остаётся нам, списав себя в потерю,
под крик, и мат, и стон: «Даешь! Полундра! Ух, ты»! –
смертельным выходом, как загнанному зверю,
запечатлеть себя в огне Цемесской бухты.
Жаль, у бушлатов рукава – не плавники!
Мы в море тонем безнадёжно, но во имя…
Что ж тут поделать, если все мы – штрафники
и нам погибнуть, значит, снова стать своими!