Опасно ходить по улицам города, когда выпадает первый снег. Ещё опасней, когда он подтаивает и подмерзает утром, а на невидимый ледок выпадает второй, а то и третий пушистый снежный налёт, редко сметаемый ветром или дворниками, считающими эту работу бессмысленной как в части физических неоплачиваемых затрат гастарбайтеров, так и со стороны сил природы, любующихся созданной ими нечеловеческой красотой. Обе стороны в этом случае оказывались правы по-своему, и Пал Палычу, профессиональному пешеходу, объяснять при очередном падении посреди тротуара прописные истины было бы лишним. Однако, больно ударившись и громко выругавшись, он направлял проклятия небу и иноверцам в первую очередь, упоминая собственную осеннюю обувь скорее всуе. Поднимался, отряхивался и продолжал путь, улыбаясь наглым, липким снежинкам, клеящимся к очкам и губам подобно нетрезвым уличным девкам, что норовят свалить в сугроб зазевавшегося прохожего. И локоть вроде не так сильно болит, и колено не ноет - просто падать за лето старик разучился.
Хорошо! Чистенько всё вокруг, дышится легко и свободно до самого пупка. Надо только чуть осторожнее быть на подъёмах и спусках. А переобуться в зимние ботинки можно и завтра, не холодно ещё…
Вот горбатый мостик через небольшой ручей, декоративный скорее: с кованными железными перилами, витыми поперечинами, увешанными ржавыми свадебными замками. Замков уже несколько сотен. Они покрывают стальные листья ограды как тля. Художественной ковки уже не видно. А припорошенные налипшим снегом жертвы традиции едва ли помнят своих хозяев, доверивших им в столь удалённом месте охрану брачных уз. Да и ключи от замков, брошенные в пересохший замусоренный ручей с этого Понте-Веккьо, не унесены местным Арно в Лигурийское море, а наверняка покрыты плотным слоем утиного помета и тины.
Кое-как забравшись на мостик, Пал Палыч сделал паузу, задумавшись, как с него спуститься. И задержался на середине, очарованный открывшимся видом заснеженного сквера у ручья: мир, как птичье гнездо, погружался в белый пух, а овальные кроны ив, подобно опушённым яйцам, аккуратно скатились с берегов к срезу тёмной воды. Палыч набил трубочку, закурил. Внизу, в незамерзшей полынье, дремала на воде стая уток, спрятав клювы под крыло, не обращая на него внимания: дежурного батона у Палыча в руках не было, да и на привычных утиных кормильцев, ребенка или бабушку, он мало походил.
Утки остались недвижимы даже тогда, когда к Палычу подошёл молодой человек в теплом комбинезоне. В руках у него был тяжелый ящик с инструментами. Провожая грустным взглядом дым от его трубки, человек попросил зажигалку.
- Курите? – спросил удивлённый Палыч, глядя на здоровый яблочный румянец, покрывавший при лёгком морозце свежевыбритые полные щёки человека.
- Не, - ответил тот и просто и широко улыбнулся. – Зажигалка у вас хорошая, мощная. А у меня тут товар замёрз. Не дадите на пару минут? К машине неохота возвращаться…
- Да пожалуйста, - протянул ему свою зажигалку для трубки Палыч. – А чего делать-то собрались… Я Палыч, а как вас величать?
- Юра… Я замки удаляю брачные. Люди разводятся и просят свой замок с перил убрать. Ну, те, что вместе на свадьбе вешали. Понятно?
- Вот-те на! – Палыч в недоумении развёл руки. – И зачем им этот замок?
- Стало быть, людям надо! – Юра сел на корточки перед перилами, отряхивая с нависших друг на друга замков снег в поисках нужного ему и сверяя найденное с фоткой на телефоне. Дужки некоторых замков смерзлись, и ему приходилось зажигалкой подогревать металл, чтобы повернуть к себе замок нужной стороной. – Вроде тут должен быть…
Палыч тоже принял участие в поисках. Наконец, найдя похожее, Юра попросил Палыча придержать замок за дужку, сфотографировал находку и отослал её заказчику.
- Теперь ждём! – скомандовал Юра, потирая холодные руки. – Как подтверждение придёт в форме оплаты аванса, режем. Результат отсылаем. Если работа принята, получаем остальные тридцать три процента.
- И сколько за такое платят? Если не секрет…
- Как сторгуемся, – откровенничал Юра. - Всё от клиента зависит. Ну, и за срочность доплачивают… Некоторые дамы просят замок не выбрасывать, а на суд при разводе принести. Как последнее и бесповоротное подтверждение своего решения. Говорят, на женщин-судей это сильно психологически действует… Тогда заказчицы денег не жалеют, много могут дать, и за сотню тыщ бывает, они при дележе имущества с адвокатами эти издержки учитывают… А для простых разведёнок тариф от трёх до десяти тысяч деревянных поддерживаю. Не наглею… У нас же, у замочников, конкуренция страшная!
- Так ты не один такой? – продолжал удивляться Палыч.
- Конечно! У меня супруга в ЗАГСЕ работает, у неё вся информация из первых рук!.. Я подумываю уже с основной работы уйти, чтобы заказы не терять… А то таксуешь по суткам за гроши, не высыпаешься, жена на нервах, дети растут, да что там!.. – Юра в горячности махнул рукой в сторону спящих уток, и те нехотя высунули головы из-под крыльев и с интересом взглянули на странного человека, впервые заговорившего с ними не о еде.
- И что же, - спросил Пал Палыч. – Без выходных и отпусков режешь брачные узы?
- Нет… Во второй половине мая обычно тишина наступает. Ни свадеб тебе, ни разводов… Суеверные люди блюдут традицию, чтобы «не маяться» … После Пасхальной недели в отпуск с детьми едем, к морю, на Мальдивы или на Маврикий… Последний пик работы на Красную горку наступает по замкам на кладбище…
- Какие замки на кладбище?! – так громко изумился Палыч, что утки застучали крыльями и с кряканьем выбрались на скользкий лёд.
- Те же самые!.. Вы, Палыч, как будто только родились!.. Снимаю с моста и на оградку покойнику свадебный замок от вдовы вешаю. Чтобы, значит, «быть с тобой вместе в болезни и здравии, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас» … Обычай такой, православный… Не слышал?.. Сейчас у порядочных вдов, которые ещё раз замуж собираются выйти, без этого нельзя! А повесила вдовушка брачный замок на могилку мужу любимому – гуляй с чистым сердцем, следующего суженого ищи!.. Всё по-божески!
- И сколько такое стоит?
- А вот это уже коммерческая тайна, Палыч… А что вы так заинтересовались? Попробовать хотите?.. Бросьте! Тут и ключик подобрать надо, и замочек в целости и сохранности найти, и снять и поставить незаметно. Чтобы ахнула вдовушка у могилки и в себя поверила… У вас не получится, мне кажется… Вы столько заказов не потянете! А у меня имя! Я профессионал! В Пасхальную неделю под миллион с женой сколачиваю. Верите?
Пал Палыч пожал плечами. У Юры пикнул телефон. Он взглянул на экран.
- Он. Режем.
Замочный мастер вынул из ящика с инструментами портативную обрезную машинку и в несколько секунд срезал дужку найденного замка, не повредив соседние. Тут же отослал результаты работы заказчику и, пока укладывал «болгарку» на место, получил следующее сообщение.
- О! Деньги пришли… Ну, пока Палыч, пойду потаксую в охотку, да и дочку в школу отвезу, она на хореографии сейчас, платье просила домой забрать. А вечером с младшим – на хоккей. Тоже отвезти надо. Форма тяжелая, сам не дотащит…
- А замки как же? Больше заказов нет? – ухмыльнулся Палыч с подозрением.
Юра улыбнулся белоснежными, крепкими и крупными, как молодой чеснок, зубами. Кинул на прощанье:
- Успею ещё, завтра срежу. На сегодня пару штук хватит. Некогда…
И легко сбежал вниз с горбатого моста на дорогу к машине.
***
К вечеру Палыч устал таскать ноги по скользким улицам, шёл, приостанавливаясь, обходя накатанные школьниками ледяные дорожки на тротуарах и, сам того не замечая, вышел на колышущийся во тьме свет Вечного Огня в скверике за горбатым свадебным мостом. В городе фонари ещё не зажигали, на не чищенных с утра дорожках было безлюдно, однако, подходя ближе к заметённому снегом мемориалу, Палыч почувствовал запах палёного. Так и было: над вечным газовым пламенем какой-то человек бомжеватого вида жарил на палочке пойманную утку.
Палыч подошёл ближе к нарушителю и тихо сказал:
- Нехорошо поступаете, товарищ. Это святое место. На этом огне готовить пищу нельзя. Отошли бы в сторонку, к помойке какой-нибудь за магазином, все ваши так делают, и там бы уток жарили. Там можно.
- Там камеры, - в тон ему отозвался бомж. – И охрана. А тут никого нет. Безопасно. Что зря ночью огню гореть? Пусть жарит… Да вы проходите ближе, погрейтесь, товарищ. Замерзли, похоже… С работы идёте? Домой, к жене?
Палыч зачем-то присел рядом. До дома ещё далеко было. Подумал: зажгутся фонари и дальше пойду.
- К жене, вижу… - покосился на него бомж. – Давно вместе живёте?
- Лет тридцать… Нет, больше… - промычал Палыч, почувствовав, что действительно продрог, и протянул руки к огню.
- Вот и я тоже… Лет тридцать… Да так и не расписались… Думали, успеем ещё… А как померла, я из дому ушёл. Что в нём без неё делать? Правильно?
- Ну, а дети?
- Они думают, что я в Крым уехал. Жена мечтала: уедем в Крым… А что мне в Крыму без неё делать? Правильно?
- В Крыму намного теплее. Там легче было бы прожить…
- А зачем мне без неё легко жить? Мне бы вот и вообще бы не жить, так страшно: найдут где-нибудь, опознают, детям какой позор! А внукам? Как они с такой памятью дальше жить будут, хоть по документам я им и вовсе никто? Нельзя мне подыхать. И жить с ними уже нельзя, до ручки дошёл. На глаза показываться стыдно. Зачем им такая обуза? Правильно?
- Правильно, - неожиданно согласился с ним Палыч.
Бомж посмотрел на него с уважением и попросил подержать палочку с уткой, пока тот отойдёт по нужде за дерево, подальше от священного места.
Палыч согласился.
До его возвращения он провертел над огнем птицу до полной готовности, отщипывая для пробы кусочки с грудки, посыпал тушку свежим пушистым снегом, чтобы мясо запарило и умягчилось, и уже отсидел ноги, и встал, озабоченный только тем, чтобы дичь не остыла, держа её повыше от пламени.
Бомж вернулся и, не глядя на утку, вынул из-за пазухи фотографию. С неё на Палыча взглянула весёлая блондинка в кудряшках.
- Вот она, моя Марианна, - с нежностью произнёс бомж.
- Да-а… Хороша была… - согласился с ним вновь Палыч и передал ему палку с уткой. – Могилка-то далеко? Не наведываешься?
Бомж, приняв от него птицу, похоже, обиделся. Спрятал фото жены опять за пазуху и проворчал:
- Ничего-то ты не понял, товарищ… И у этих, - он кивнул на огонь. – И у неё – одна могилка. Земля! И все мы этими узами связаны. Правильно?
Фонари зажглись. В сквере посветлело. Недалеко раздался девичий смех. Палыч вздохнул и, не попрощавшись, зашагал от Вечного Огня к дому. По дороге он вновь поскользнулся, но не упал, а проехал по накатанному льду на тропинке как школьник.
«А где же это моя зимняя обувь дома лежит? Не помню… У любимой нужно спросить… Вечно засунет куда-нибудь, не найдёшь… Хозяюшка!.. И правильно делает, между прочим! Зачем мне про это знать?.. Правильно?»
И прокатился по льду ещё раз. И не упал.