В моём мозгу запечатлён навечно,
Твой дар - дневник счастливых наших дней...
Хоть жизнь и коротка, и быстротечна,
А память - томика сего верней.
.
Пока мозги и сердце в полной силе,
Надел свой не уступят никому -
Допрежь чем буду гнить в сырой могиле,
Я образ друга свято сберегу.
.
И не нужны ни записи, ни чеки,
Чтоб мне вести учет твоей любви,
Коль весь источник радости и неги
Не в состоянии вместить они.
.
Не нужно нам ничто, для сбереженья -
То, что в душе, сильнее отраженья!
.
.
Sonnet 122 by William Shakespeare
Thy gift, thy tables, are within my brain
Full charactered with lasting memory,
Which shall above that idle rank remain
Beyond all date, even to eternity;
Or, at the least, so long as brain and heart
Have faculty by nature to subsist,
Till each to razed oblivion yield his part
Of thee, thy record never can be missed.
That poor retention could not so much hold,
Nor need I tallies thy dear love to score;
Therefore to give them from me was I bold,
To trust those tables that receive thee more:
To keep an adjunct to remember thee
Were to import forgetfulness in me.
.
.
Подстрочник А.Шаракшанэ.
.
Твой подарок -- твоя книга для записей* -- находится в моем мозгу,
записанная долговечной памятью,
которая останется превыше этого бесполезного ряда строк
за пределами всех сроков, до самой вечности;
или, по меньшей мере, пока мозг и сердце
имеют от природы способность существовать, --
до тех пор, когда каждый уступит полному [стертому] забвению свою долю
тебя, эти записи о тебе не могут быть утеряны.
То бедное хранилище не могло удержать многого,
да мне и не нужны квитанции, чтобы вести учет твоей любви;
поэтому я посмел отдать его,
чтобы довериться той книге, которая вмещает тебя в большей мере.
Держать такое приспособление, чтобы помнить тебя,
означало бы признать, что я забывчив.
.
* Как явствует из содержания сонета, поводом для него послужило то, что поэт утратил (возможно, отдал кому-то) полученный от Друга подарок, который представлял собой какого-то рода книгу для записей. Что в точности это была за книга, и была ли она пустой или содержала записи, -- остается неясным.