Война и мир. гл. 2-2-20а

Марк Штремт
2-2-20а

Ростов приехал в день столь важный,
К тому же очень занято;й,
Пробиться вверх — напор отважный
Явить он должен сам собой.

Идти к дежурному при ставке
Ему во фраке так нельзя,
Тем более Бориса явке,
Была запретная стезя.

В тот день, уже в конце июня,
Подписан долгожданный мир,
Его все ждали словно чуда,
Когда ж начнётся этот пир.

Врученья орденов друг другу,
Причём из высших всех наград,
За их «военные заслуги»,
Создать в Европе этот ад.

Почётный легион — России,
В лице российского царя,
За то, что дальше не пустили,
К границам нашим, и не зря.

Андрея первого — французу,
Наполеону в их лице,
За то, что всех «загнал он в лузу»,
А сам — «купался», как в венце.

Обед назначен батальону
Преображенского полка,
Обед давали по закону,
Французской гвардии войска.

Ростову было неприятно,
Когда Борис зашёл к нему,
Он притворился спящим, ла;дно,
Жалел, доверившись всему.

На день другой, и рано утром,
Не видя друга, бросил дом,
Бродил по городу попутно,
Всё думал только лишь о том;

Каким путём ему пробиться,
Письмо отдать государю,
Но самому не «засветиться»,
Исполнить миссию свою.

Ростов разглядывал французов,
А также — улицы, дома,
Дивился заграничным вкусам,
И полной жизни закрома.

На площади столы к обеду
Готовили уже с утра,
«Знамёна, празднуя победу»,
Желали людям всем добра.

«Но я отсюда не уеду,
Пока не передам письмо,
Мне кажется, иду по следу,
Вся душу жжёт оно давно».

А вот и дом тот госуда;ря,
Съезжалась свита вся к нему,
Ему похва;лу вечно даря,
Готовясь к празднику сему.

Но мозг работал постоянно,
Ему письмо как передать,
Всё складывалось так нескладно,
Он колебался, как подать.

Я сам войду, вот все же входят,
Бояться нечего, всё — вздор,
Меня, надеюсь, не прогонят,
Нужна здесь смелость и напор.

Решительно пошёл он к дому:
«Я брошусь в ноги и — просить,
А как ещё мне по-другому,
Возможно, мне здесь поступить?

Поднимет, выслушает просьбу,
Ещё и поблагодарит,
Исполнит милостию божью,
Слова такие  говорит:

«Исправить счастлив я ошибку,
Когда могу вершить добро…»
Так мысленно устроил пытку,
Ростов себе как бы назло.

Вопросом сразу встречен строго:
— А вам кого, зачем вы здесь?
— Подать прошенье, ради бога,
И вот мой помысел и весь.

— К дежурному все те прошенья, —
Он указал на дверь внизу,
— Приёма нет, как «день сраженья»
У нас сегодня, мне поверь.

Ростов пугливо озираясь,
Уже готов был убежать,
Но, всё же, вновь уже пытаясь,
Остался перед дверью ждать.

Фурьер из чувства состраданья
Сам отворил в дежурку дверь,
Но вновь продолжились страданья,
Возникло чувство всех потерь.

— Что вам угодно, вновь прошенье?
Нет, только завтра, не сейчас,
Кто дал вам это разрешенье,
Сюда явиться в этот час?

— От моего я командира,
На излеченье он лежит;
Поручик, граф, хотя — день мира,
Мундира честью дорожит.

— Письмо подайте по команде,
Однако, смелый вы здесь, граф,
Ему же вы и передайте,
За смелость вам положен штраф.