Звон колокольный в стылый воздух льется, и первый снег не тает на земле.
Внутри меня осеннее сиротство летящих на чужбину журавлей,
сиротство матери, которая не в силах детей ни оградить, ни уберечь.
Так всё, о чем я Господа просила б, – мне встречу подарить среди невстреч.
И ждать, и верить здесь невыносимо, но вспомню, глядя в солнце на реке,
как бабушка из храма приносила просфору в белоснежном лоскутке,
Господне тело, хлеб церковный, пресный, вино – не кровь, а жаркий цвет рябин.
Надеяться – это почти воскреснуть, воскреснуть – значит помнить и любить.
Я помню свет в просторной чистой хате, а мне лет пять – смешная егоза,
лампадка озаряет Богоматерь, и бабушка глядит в мои глаза:
«Потише, детка. Внученька, спокойней. Нужна опаре мудрость, не слова.
Мы выпечем собор и колокольню. На славу выйдет сдобный каравай,
узорами и песнями расшитый, в себя впитает радость; не спеши.
Подходит тесто. Вера – это жито, а будет жито – значит, будет жизнь».
Под первый снег звон с колокольни льется: нет бед, еще не прожитых людьми.
Пройдет зима, и клин домой вернется.
Клин обязательно домой с весной вернется!
И будет хлеб.
И, верю, будет мир.