Война и мир. эпилог. гл. э-1-4

Марк Штремт
Э -1-4

В Европе стихает народов движенье,
Мир как в ожиданье чего-то притих,
Но словно на море — круги от волненья,
Вновь страны впадают в систему интриг.

По этим кругам снуют все дипломаты,
И воображая, что только они,
Как самые умные в мире приматы,
Гасить продолжают войны очаги;.

На почве всех распрей и их недовольства
Рождают причины для новой войны,
Опять же случайность, имевшая свойство,
Исходит опять же из той же страны.

Всё тот же преступник, воспрянувший духом,
Решил вновь покончить с диктатом извне,
Его словно ветер, поднявший, как пухом,
Готовит случайно вновь к новой войне.

Забыты все беды и все униженья,
С которыми ввергнул ОН прежде страну,
Сработал тот самый же дух возрожденья,
Затеял ОН снова в Европе войну.

С восторгом встречает всё та же столица,
ОН вновь в неё входит, как новый герой,
У всех вновь надежда в умах уж теплится,
Последний, решительный должен быть бой.

Вновь также случайно не сбылись надежды,
Актёр неудачно сыграл свою роль,
И тот, кто считался Величием прежде,
Его растерял, сам сошедши на ноль.

Кто главный противник такого Величья,
С противоположной его стороны,
Но не обладающим званьем в отличье,
Стоящим у нас в руководстве страны?

Естественно первым им был император,
Вторым по значенью — Кутузов-главком,
Но сам император считался новатор,
При армии был он, как Наполеон.

Считался он главным в Свящненном Союзе,
Среди всех союзников-государей,
Главком был при нём словно шарик тот в лузе,
Он связан опекой — российским царём.

Соседи-монархи царя подстрекали,
Дать Наполеону решительный бой,
Кутузов был против, ему возражали,
И как результат — был нарушен весь строй.

Строй взаимодействия армий Союза…
Итогом явился их полный разгром,
Такого огромного в свете конфуза…
Союз развалился, над ним грянул гром.

Вся некомпетентность царя в этом деле,
Просчёты всех планов веденья войны,
Нестойкость союзников — просто робели,
Без боя сдавались, не зная вины.

Они нарушали союзные планы,
В снабженье одеждой и вплоть до сапог,
Они покорились как будто — изгна;ны,
Открыв ему путь прямиком на восток.

Одна лишь Россия проти;востоя;ла
Напору ему покорённых всех стран,
Она на пути словно тормозом встала,
Смягчить, а затем обезвредить таран.

Но царь, находясь всё при армии с свитой,
Главкому сковал полководческий пыл,
Но люди с умом и с манерою скрытой,
Его убедили «убраться в свой тыл».

Доверив главкому всю силу той власти,
Которую должен иметь на войне,
А царь лишь заботиться должен о снасти,
Чтоб армия наша имела вполне.

Кутузов давно понял — мы «чуть слабее»;
Путём отступленья втянуть ЕГО в глубь,
Попутно сраженья давать в том вернее,
Чтоб в русских просторах ему утонуть.

К тому же погода с её холодами…
И даже пожертвовать нужно Москвой,
Сказать не таясь, не скрывая меж нами,
Хотя и с глубокой, конечно, тоской.

Сраженье под Бородино показало,
Что враг может нами, конечно, разбит,
Москва и пожары в ней — русское жало,
Которое Францию всю поразит.

Враждебность народа, его нетерпимость,
Всем жить нам под властью любого врага;
Грабёж с дисциплиною  — не совместимость,
Позволили взять всех врагов на рога.

И враг побежал, как предвидел Кутузов,
Он вырвал победу, сыграв свою роль,
Избавив Россию от синих рейтузов,
И в том успокоив народную боль.

Достигнув всех прежних границ у России,
Не нужен России стал прежний главком,
Добить в своём логове эту стихию,
Сам царь встал, возглавить победный разгром.

Монарх Александр — усмиритель Европы,
Стремящийся к благу народов страны,
Как ставший на путь либеральностей тро;пы,
И первый противник он всякой войны.

Владеющий неограниченной властью,
Чтоб употребить всю на благо страны,
Исполнив призвание большею частью,
Почуял в себе руку божьей вины.

Он вдруг признаёт всю ничтожность сей власти,
Уходит из жизни внезапно больным:
«Я мир подарил всем народам на счастье,
Даю право править страною другим».

Как солнце и атомы в нашей вселенной,
Являя законченный в целости шар,
Нам дарят загадку в наш мир непомерный,
В умах развивая всех знаний пожар.

Пчела на цветке, вдруг ужалив ребёнка,
Отныне ребёнок боится пчелы,
Он понял, что цель у пчелы теперь только,
Людей кусать с помощью некой иглы.

Поэт, наблюдающий эту же пчёлку,
Сидящей хозяйкой на том же цветке,
Уже не жужжащей над ним без умолку,
Считает, что запах вбирает себе.

Но есть человек, понимающий пчёлку,
Она, собирая цветочную пыль,
Летает с цветка на цветок не без толку,
А делает мёд нам — такая вот цель.

Другой пчеловод замечает, что целей
Для роя всех пчёл, и как всей основной,
Являются главными в жизни их деле:
Тем мёдом потомство растить под собой.

Ботаник же видит в пчеле свои цели:
Она, опыляя всё те же цветки,
Способствует росту, цветенью на деле,
Которое мы исполнять не могли.

Ещё существуют другие в ней цели,
Пока не постиг их пытливый наш ум,
Не только в пчеле, а любом нашем деле
Всегда напрягаем мы сеть наших дум.

Чем выше восходит весь ум человека,
В открытии истин и целей вокруг,
Процесс сей «не видит скончания века»,
Он в жизни становится нам просто друг.

Всем нам лишь доступно одно наблюденье
За нас окружающей, внешней средой,
Достойной для целей её изученья,
А также — истории стран с их главой.