Ещё вчера мне было всё равно,
о чём молчат оставшиеся птицы.
Так строчкам в неразрезанных страницах
прочитанными стать не суждено.
Я отражался словно в зеркалах
в плывущих встречу неприметных лицах.
Усталых глаз их, тлеющих в глазницах,
бежали радость и печаль, и страх.
А лист багряный, рея и ярясь
в неравной схватке с равнодушным ветром,
изверившийся и ненужный веткам,
упал, как пьяный в уличную грязь.
Едва проснувшись, в сумраке густом
иду к окну. Тяжелые кулисы
к углам шуршат крючками по карнизу,
впуская утро в полусонный дом.
Как ластиком деревья и дома
стерев с листа в картинке заоконной,
и этим утвердив свои законы,
хозяйничает в городе зима.
Все стихло. Только времени река
глуха ко всем императивам этим.
И радостно без повода лишь детям,
слепившим во дворе снеговика.