***

Марк Штремт
3-1-11б

Молчал наш главный теоретик,
С Вольцогеном их, как дуэт,
Пфуль словно был там, как еретик,
Весь для него потух и свет.

Он лишь презрительно так фыркал,
И, отвернувшись каждый раз,
Как новый план ему кто тыкал,
Как новый про войну рассказ.

Он тем показывал презренье
К тому, несёт кто этот вздор,
Не унижаясь к возраженью,
Считая для себя позор.

Когда же, как начальник штаба,
Кто вёл сей имперский Совет,
Его спросил, у Пфуля табу,
Не дал он сразу свой ответ.

Он только молвил в оправданье:
Мол, что же спрашивать опять,
И снова вроде назиданья
Он защищал с ироньей пядь.

— Коль весь Совет всё знает лучше,
Меня решили исправлять,
Но я на всё отвечу тут же,
Не собираюсь план менять.

В чём ваши все в том затруднения?
Игрушки детские, всё вздор!
Я за своё вновь направление,
И лагерь весь тому — упор!

И, тыкая по карте пальцем,
Доказывал он с жаром всем,
Что никаким столь умным зайцам,
Не будет побеждён никем;

Что никакая в том случайность,
Не может стать здесь роковой,
Унизить целесообразность,
Коль защищаться — с головой.

Что всё предвидено в сим плане,
Ежели он пойдёт в обход,
Нам надо с натиском цунами,
Разбить на марше их поход.

Не прекращая убеждений,
Всё повторяя много раз,
Что все иные предложенья,
Что предлагают нам сейчас;

Чреваты полным нам разгромом,
И, иронически смеясь,
Напористым всё излагая тоном,
И даже видно, что сердясь.

Вольцоген излагал французским,
Что говорил так яро Пфуль,
А Толь — Волконскому по-русски,
Что немец крепко держит руль.

В два голоса, Мишо с Палучи
На лагерь нападали вновь,
Что есть варьянты плана лучше,
Что лагерь — это наша кровь!

Андрей всё с явным интересом
Следил за боем за столом,
С каким, не зная, перевесом,
Кто победит, с каким умом.

Из лиц всех этого Совета
Андрею больший интерес,
Для неизвестного ответа,
И в рассуждениях, как вес;

Один лишь возбуждал со злостью,
Неверьем озлоблённый Пфуль,
Кто так уверенною мощью,
Но бестолково держит руль.

Он не питал вражды к коллегам,
Но он желал лишь одного,
Быть в русской армии стратегом,
Не видя рядом никого.

Он был смешон и неприятен,
Своей актёрской правотой,
Хотя порой и непонятен,
Но он — довольный сам собой.

За преданность своей идее
Он уважение внушал,
А остальные все — на деле,
Своё, что каждый предлагал;

В любом из этих предложений
Панический скрывался страх,
Пред НИМ, чей полководца гений,
Любой план превращает в прах.

Один, в числе том, Бонапарта
Считал Пфуль также, как и всех,
В порыве своего азарта,
Таким же варваром, как тех,
Своей теории — помех.

Но, кроме чувства уваженья,
К нему придворных отношенья,
Он как бы чувствовал и знал,
Что, как стратег, он униженье
Терпел давно и замечал;

Он чувствовал, паденье близко,
И, несмотря на твёрдый дух,
Жалел, уходит случай риска,
Теорию возвысить «вслух».

Дай бог, чтоб в случае победы,
И лишь благодаря тому,
Все прошлые померкнут беды,
Вернётся слава вновь к нему.

Дебаты продолжались долго,
Чем дольше длился их поток,
Тем больше князь всё видел зорко,
Никто всё предсказать не мог.

Уже вошли все в область криков,
И оскорблений, под конец,
Итогом споров всех безликих:
И — никому одеть венец.

Да, это, в общем, и понятно,
Как можно предсказать исход,
Когда во всём, кругом не ясно,
Какой твой враг предпримет ход.

И потому гадать опасно,
И даже вредно и так ясно,
Научный в том иметь подход;
Совет тот весь, как был несчастным,
Ума нехитрого, как плод.

Когда сам государь не в курсе
О положение всех дел,
И — на момент врага ресурсе,
Определить и знать удел.

Успех войны, любого боя
Зависит, кто руководит,
От выбора сражений поля,
И кто с войсками как бы слит.

Кто приобрёл солдатам веру,
В непогрешимость всех побед,
Имеет опыт, предан делу,
Полезный оставляет след.

Быть должен просто полководцем,
Без лучших человека чувств,
И даже в чём-то и провидцем,
В военном плане всех искусств.

В войне вся неуместна жалость,
И справедливость не нужна,
Лишь для победы то осталось,
Что победившему важно.

Во время проведенья смотра,
Уже на следующий день,
Спросил Андрея царь, угодно
Служить ему, «где меньше тень»?

И князь, движи;м патриотизмом,
Наслушавшись придворных склок,
С присущим каждому снобизмом,
Решил покинуть «высший блок».

Он вместо службы государю,
Иначе, службы при дворе,
Сказал: «Я сам предпочитаю,
Служить при армии, в бразде"