Я прячусь в сны, в стихи и в книги...
***
Я прячусь в сны, в стихи и в книги,
в тропинки сквера.
Со мной мои родные лики,
мои химеры.
Я устаю, ищу скамейки.
В ногах нет правды.
Но нет её нигде вовеки,
одни утраты.
Живым нет ходу в мёртвом мире
к любви и грусти.
Но буду я играть на лире,
меня пропустят.
Нам дальше жить не получилось,
не спас vitalis.
О, сколько же всего случилось,
как мы расстались...
Что мёртвому, скажи, Гекуба,
они как камень.
Но даже там твои мне губы –
как жаркий пламень.
О кто живой тут и кто мёртвый,
всё вперемешку.
Пока ещё с земли не стёрты –
люби, не мешкай.
Когда-нибудь душой замёрзну
в метельный ветер.
Найди меня, пока не поздно,
на этом свете.
***
Я придумала свежую рифму: «дождик – Додик».
Ты оценил бы и посмеялся со мной.
Вот и ещё один без тебя пережился годик...
Как тебе там, в обители неземной?
Вот почему я дождик люблю, оказывается, –
потому что с именем рифмуется он твоим.
Слово к слову, человек к человеку привязывается,
но этот процесс, к сожаленью, неостановим.
Дерево тянет ко мне продрогшие веточки.
Хочется их укутать, как плечики, в плащ...
Дождик идёт настолько по-человечески,
что я ему даже сказала: «Не надо, не плачь».
***
Ещё недавно ел и спал –
и вдруг собрался тенью быть!
Ты просто без вести пропал.
В подземном царстве где-нибудь.
Ты Эвридика, я Орфей –
ролями поменяемся...
У смерти вырву я трофей,
за всё подряд цепляюсь я.
Я верю, где-то есть тоннель…
Всё это божьи шалости.
Бери, как в песне той, шинель,
пойдём домой, пожалуйста.
***
До сих пор во мне болят
каждое словцо,
мученический твой взгляд,
бледное лицо.
Как уткнулась в то пальто,
боль в себе неся...
Мы тогда решили, что
вместе нам нельзя.
Телефонный автомат,
«Тыща мелочей»…
Дней тех, спрятанных в туман,
не было горчей.
Этой будкой заслонясь,
целовались мы…
Столько раз мне это, снясь,
выплывет из тьмы.
Воротник твой теребя,
не скрывала слёз.
И любила я тебя
от земли до звёзд.
***
Всегда не со мной и всегда со мной –
границы давно уж стёрты.
Ты мой небесный и мой земной,
и самый живой из мёртвых.
Пусть мир от грохота войн оглох
и нам не вернуть былого,
пусть все покинут, удача, Бог,
но не покинет слово.
Я превращаюсь в цикаду, в тлю
и дохожу до предела,
но я люблю тебя, я люблю…
А что мне ещё тут делать.
Вот и ещё один день прошёл...
Не удержала вздоха.
Как с тобою мне хорошо,
как без тебя мне плохо.
Имя твоё писать на стекле
и на подушке вышить…
Лишь бы душу держать в тепле.
А иначе не выжить.
***
С тобой неразлучны всегда,
один без другого – как гномик.
Казалось, отнимет беда –
всё рухнет, как карточный домик.
Но я и сейчас не одна,
внутри того нашего круга,
и так же, как в те времена,
всё держимся мы друг за друга.
Поэтому не упаду –
я знаю, держаться за что мне.
Поэтому не пропаду,
пока каждой клеточкой помню.
Мой путь за твоею душой –
она в небесах, не в могиле.
Никто нам не нужен чужой.
И номер твой жив на мобиле.
Поставлю-ка чайничек я,
открою любимый свой томик...
Наш дом – это крепость моя,
а вовсе не карточный домик.
***
Ты там, по ту сторону неба,
и смотришь сквозь дырочки звёзд.
И светит сквозь нежить и небыль
любовь через тысячи вёрст.
На мне как загар этот отсвет,
как солнечный зайчик в душе.
Где этот, реальный, где тот свет,
я не различаю уже.
Слетает земная короста,
под нею – сияние дней.
Я мою окошко не просто,
а чтоб тебе было видней.
Когда поутру или ночью
заглянешь, пока ещё сплю,
и через тоску одиночью
проклюнется снова: «люблю».
***
Ты снился мне, любовь моя,
и таял как в дыму.
Ты знал, чтоб где б ты ни был, я
без слов тебя пойму.
Мне снова снится этот сон,
что ты звонишь мне в дверь.
И столько раз мне снится он,
что всё кричит: «Поверь!»
Какое счастье – обнимать,
ну вот же — наконец!
Но как он может отнимать
потом тебя, подлец!
О как болит тот сон внутри,
не важно, что не нов –
с того же места повтори,
мой оператор снов!
И засыпаю вновь и вновь
в той самой позе я,
приснись ещё, моя любовь,
вернись, любовь моя!
Я не боюсь оглянуться...
***
Я не боюсь оглянуться, только этим жива.
Так смогла изогнуться лишь моя голова.
Лишь бы тебя увидеть, а потом хоть потоп,
хоть Ярославной выти, хоть в соляной мне столп.
Бог ничего не может, истукан испокон.
Помоги растаможить слов запретных вагон!
Нету визы – хоть зайцем, на подножке вися…
Боже грозит мне пальцем и говорит: нельзя.
Полная слёз подушка, месяц, режущий мглу...
А на стене кукушка уж давно: ни гу-гу.
Я не боюсь оглянуться, я другого боюсь:
что прекращу тянуться, что в другого влюблюсь,
что с тоской распрощусь я в гуще весёлых толп...
Вот тогда превращусь я в тот пресловутый столп.
В памяти нам сияют соляные столпы.
Разве они страшны нам? Разве они мертвы?
Это ли наказанье? Что может быть живей
встречи на миг глазами, складочки у бровей?
Пусть я потом застыну, каменной обернусь,
но никогда не остыну... и оглянусь, клянусь!
***
Я с жизнью почти разминулась,
дорожка хоть рядом – да врозь.
Однажды лишь оглянулась,
а там – оторви да брось...
Я снять не умею заклятья
и время направить вспять.
Чем шире раскроешь объятья –
тем легче тебя распять.
Не тем, что удобен многим,
которым под марш идём, –
пусть гибельным, одиноким –
пойду я своим путём.
И пусть навсегда исчезну
в безвестном своём углу,
но лучше честная бездна,
чем этот подъём во мглу.
И лучше остаться изгоем,
чем ложью поганить рот,
чем чьим-то питаться горем
и производить сирот.
***
Вид спорта: бежать от себя,
бежать без оглядки,
играя с тобою, судьба,
то в жмурки, то в прятки.
Вид спорта – купанье в аду,
до крови раздевшись,
нырнув в полынью – в глубину
свою заглядевшись.
Вид спорта – носить Ничего
как гири в квартире,
и то, что дороже всего –
расстреливать в тире.
***
Вокруг оглянись – уж не с той ли, не с тем ли
общались когда-то, ничто не деля...
И впору сейчас провалиться сквозь землю
за тех, кого как ещё носит земля.
Я с ужасом лживому ящику внемлю –
как уши не вянут под слоем лапши?
Как можем мы вместе топтать эту землю?
О, как ненавижу я вас от души!
***
Кто я, тварь ли дрожащая или столп соляной?
Посмею ли оглянуться на то, что осталось за мной?
На те руины-развалины, осколки души живой,
где судеб стволы повалены и всё поросло травой?
На то, что мной наворочено, на горы наломанных дров,
прокрустовски укорочено, отвергнуто из даров,
на сотни слов неотвеченных и незамеченных рук,
невстреченных, покалеченных – увидеть всё это вдруг?..
О как же страшно оглядываться на жизнь свою без прикрас,
когда никуда не спрятаться от мёртвых любимых глаз.
А вдруг там ждёт непрощение, обида и неприязнь…
Заслуженное отмщение, законная самоказнь.
Имею ли право высшее на этот огляд назад,
где нету неба над крышами и срублен вишнёвый сад,
иль буду тварью дрожащею и не обернусь вовек
туда, где годы пропащие и мой прошлогодний снег?..
Это наше прошлое – родина души...
***
Что бы с нами не было –
не черни те дни,
сколько бы нелепого
ни несли они.
Превращать их в крошево
после не спеши.
Это наше прошлое –
родина души.
Говорят: отрежь его,
выдь на новый круг,
но тоска по прежнему
нападает вдруг.
Трудно с нею справиться,
как ни гоношись.
Нравится-не нравится –
это наша жизнь.
Не предам я пламени
милое старьё.
О не оставляй меня,
прошлое моё.
Прокрутить пытаешься
в мыслях тот бардак,
чтоб понять, когда же всё
вдруг пошло не так.
И прошу я прошлое
вновь себя приснить,
чтоб хоть что-то можно там
было изменить.
***
Город закоулков, подворотен,
смутного предчувствия беды...
Был он весь когда-то мною пройден
и хранит ещё мои следы.
В памяти его пылится карта –
наши несвиданья у моста,
ночи без рассвета, дни без завтра,
рвы, провалы, гиблые места,
затемненья, капища, изломы,
как с холстов сошедшие Дали…
Из него я вышла как из комы,
мы туда вернуться не смогли.
Прошлое, что муторно и зыбко,
может быть, забвеньем одарит,
и вселенной чёрная улыбка
напоследок небо озарит.
***
Никогда не забыть того места,
где зарыт был кусочек души.
Что б потом ни дано было вместо –
ты вернёшься однажды в тиши,
ты вернёшься туда тихой сапой,
чтобы вспомнить былую тоску,
и как зверь будешь пробовать лапой,
и когтями скрести по песку.
И глядеться в себя как в колодец,
одержимая мыслью одной:
вдруг он выглянет — прежний уродец,
незабвенный, болезный, родной.
***
На моём письме стояла сковородка.
А другие письма по углам валялись.
Ты не сохранил их в памяти короткой.
Судьбы друг от друга быстро отделялись.
По ночам всё снится старенький твой дом мне –
выбитые окна, скошенные стены.
Столько лет минуло, ну а я всё помню.
И куда же это всё теперь я дену?
Домика из детства спрячу в шкаф скелетик,
и туда же писем груду вместе взятых.
К ним же – уцелевший наш в кино билетик –
о любви забытой фильм семидесятых.
***
Я позвонила в день рожденья
узнать, ты жив ли и здоров,
когда-то быв твоею тенью,
но всё сменилось: век и кров.
Среди застолий и веселий
ты там в кругу большой родни.
И внук Роман, и пёс Савелий
тебе там украшают дни.
Загадочна как викторина
твоя семья, где ты не мой.
И вспоминаю я Марину:
«меня не посадил седьмой».
Я выросла из тех шинелей,
из тех постелей, не кляня.
И внук Роман, и пёс Савелий
тебя там любят за меня.
Давно сказать бы сердцу: хватит,
и снять с души ненужный пласт.
Но вспоминаю лес и катер,
и щёлочки весёлых глаз.
Всё тоньше жизни эпителий
и отмирают клетки лет...
Но внук Роман и пёс Савелий
всё лезут в каждый мой куплет.
Ты мне успел сказать про это,
а позже связь оборвалась.
Ушло с тобою детство, лето,
смеюнчики весёлых глаз.
Но всё болит там, где левее,
где не должно болеть уже.
И внук Роман, и пёс Савелий
теперь навек в моей душе.
***
Я никогда не постарею,
поскольку в прошлом что ни день.
Там в лучшей жизненной поре я,
а здесь моя осталась тень.
Там я порхаю словно птица,
танцую с принцем на балу,
чтоб ровно в полночь превратиться
в свою остывшую золу.
А утром прошлое покличет –
и я – туда, в сиянье дня...
В немолодом моём обличье
вы не застанете меня.
Незнамо чья
***
На брошку в крапинку похожа
– не бабочка, не саранча –
коровка, – и не чья-то – божья,
а я? А я – незнамо чья.
Коровушка раскрыла плащик –
и полетела к Богу в рай.
О прилетай ко мне почаще,
а то опять в душе раздрай.
Как мошка бьюсь в глухую стену –
и всюду будто западня.
Я блузку в крапинку надену,
чтоб Бог заметил и меня.
И в жизни грустной и короткой
согласна буду стать иной.
Согласна даже стать коровкой,
но только Божьей, не земной.
***
Надежда с улыбкой врёт,
чтоб сделать душе приятно.
Мне страшно смотреть вперёд.
Хочу повернуть обратно.
Хочу удержать тепло,
как эта заря – заняться.
А небо на дом легло,
не может никак подняться.
Сама себе командир,
я сердце несу как знамя.
А мир покидает мир.
И Бог погибает с нами.
***
Я это поняла сегодня –
не страшно, если Бог не спас.
Он и в аду, и в преисподней,
и руку держит в смертный час.
И нам не разорвать слиянья.
Мы не одни, когда одни.
Вселенной тихое сиянье
затмит аидовы огни.
И даже если нету Бога –
он в слове и в дыханье роз,
он в нас как тайная подмога,
он в каждой клеточке пророс.
***
Я по ночам отпугиваю смерть
и звёзд пасу разбредшееся стадо.
За маленькой вселенной присмотреть
кому-то надо.
Чтоб не затёрли полчища вояк
её сияние следами грязи.
Балкон – мой пост бессменный и маяк.
И Бог на связи.