Она стояла, руки заломив
И росчерки чужих ракет считая:
"Набросилась под пушечный мотив
Не п;сья – человеческая стая,
Рв;т на куски сердца безмолвных ж;н,
Готовая на скорую расправу.
Я та, чей дом сегодня был сожж;н,
Но кто не должен, не имеет права
Кричать, что от потерь земля горит,
И мучеников множа, и страдальцев.
Моих детей теперь песок хранит,
А тьма экспертов, в душу тыча пальцем,
Качают, осуждая, головой.
Да кто вам дал так много полномочий,
Чтоб поднимать на всю планету вой?
Я та, что спать не может днём и ночью,
Свернувшись на горячих простынях,
Под грозный спор звезды и минаретов.
Кто дал вам право осуждать меня
За то, что не могу простить всё это,
За то, что губы сжаты в острый край,
И что в сухих глазах царит пустыня?
Мы не хотим, поверьте, умирать,
Но сможем, как и сто веков доныне."
Прошила небо вновь ракеты нить.
Она вдохнула воздух полной грудью:
"Вы можете и хаять, и клеймить,
Но здесь мои земля, душа и люди,
Которых я не брошу, не предам,
С которыми пройду до самой точки."
Она – предвестник Страшного суда,
Она – лицо войны Ближневосточной.