а стадия одна на всех, – последняя,
и терпеть нет мочи,
босиком по морозу огня гулять,
да жевать в три горла слёзы,
брать в ладони кулак аплодисментов,
и время выберет себя через время,
а лет прилично наскочит,
да проживать неприлично станут…
эта женщина в трауре,
значит, медленна и печальна,
красота должна быть обнажена,
тогда оценена будет правильно,
мечутся слова по бумаге,
меня нарекают загодя,
ещё не родив, окрестили именем,
внесли, словно вынесли,
дали знак зеркалам,
отражения выдержали,
не покрылись испариной,
лишь с обрезанных льдов вода капала,
как кровь вскрытых в ванной…
а вокруг днища подводный смог
ищет возможность утопится,
по скользкому скрипу дверных петель
не врос ключ в замок,
душа страх наружу не выпустила,
прибрала к рукам, убаюкала,
женщина в трауре,
как роза под взглядом садиста,
шипы её можно сравнить с клыками любви,
крылья не расправить кнутом вдоль спины…
а пыль вьётся вдоль украденных стен,
вера прибита к иконам краской неправильно,
распятым повис меж костров золы
бетонный погреб неба,
кровавые слюни текут снизу вверх,
мажут слова тенями,
птицы покинули гнёзда не высиженными яйцами…
я тень,
я плохой запах тлена,
я иду, тело падает сзади,
в хрусте крови ломается кость,
женщина в трауре уходит под током из просьб…
и сегодня говорит со мной Ангел,
его телефон отключён,
ручей голоса пить пробует не имея кров,
я здесь,
я вышел проснуться,
вижу птиц, но не вижу их лица,
они под фонарным столбом в плевке ветра,
по лунному свету идёт вдова воем волка,
поёт одинокую песню вселенной,
в своей вечной стадии – последней.