Упаси всех, небо. Спасибо, небо! Спасибо! Вам ведь,
небо, ведомо, видно, чем заняты мы — кто марко
пашет пашню, кто жарко, кто всяко… Я вот, к примеру, ярко
никогда ничего не писал. Не дано. Бывает.
Заблуждался. Думал. Давался в руки. Считал инако.
Выше слова ставил на свете простое жито.
А меня вдруг одна отважная аватарка
уму разуму более чем поучать решила,
а сама никогда не пекла, не шила…
А теперь, словно мыло сменила, мило смеясь, на шило,
покомандовать мной захотела как-то.
Нынче всякий любит помодерировать всяко —
из себя повыделывать первого патриота
супер-турбо ++. А вот этой явно
так приспичило с моего ямба,
что беда прям. Не знаю, как справиться с ней. А впрочем,
ну аватарка и аватарка.
Мало ли в жизни кому я бывал — не очень.
Аватарка — женщина. Пишет ярко,
но ведь женщина — сильно не приголубишь.
Так ведь я и не пробовал даже. Явно
ей дорога скатёркой в ночной, блин, клуб лишь
не со мной, если столько накоплено в мыслях яда.
Только я не навязывал ей себя,
просто, что-то ей взбрендило в голову. Я же
знаю, что женщина и седина
мужская не совместимы дальше.
Я ведь ей не матрёшка одной и той же
с нею росписью. Росписи на Руси ведь
у матрёшек разные. Оным проще
быть в чести, а иным на роду спесиветь
уготовано загодя, хоть креста и
на них нет, как и не было, но они все,
эти матрёшки, иногда местами
человечнее в общедоступном смысле.
Дай воды ключевой всем, небо, и дай всем хлеба
никого не забыв, даже тех, кто о Вас нелепо
говорил и о Вашем тепле, и не верил слепо
тому теплу. Просветли их тьму, дай зерна с посева
для посева слева, чтоб слева тепло до небо
от любви взошло. Упаси всех, небо! Спасибо, небо!