(предыдущая глава из романа «Миледи и все, все, все»
«XII. Замороженная женщина» http://stihi.ru/2023/10/31/6257)
Квартал полуголодных горожан
внёс долю мрака в уличные тени.
Пусть путница спешит, как на пожар,
куда быстрей полёты привидений.
Тьма улицы – не райские сады.
Браслетик на запястье, жаль, не на'руч.
Идиллией ли женской красоты
и подлинных разбойников славна ночь?!
. . .
Порой у Красоты оскал свиреп
и он не по нутру враждебной стае.
Связь с адом – не аналог уз и скреп,
какими в паре люди бы блистали...
Кого (едва ли вспомнится) спас герб
во тьме кромешной от бандитской стали?!
От узости не улица, а склеп!..
Хотя... такими все в ночи' предстали!
Колодец длинной улицы ослеп
от наглухо закрытых мощных ставней.
Какая помощь в ночь от этих зданий?!
В кошмаре городском балу'ясь, пух
нарыв поры разбоя и увечий.
Любому обывателю испуг
ночною Ла-Рошелью обеспечен.
Мурашки запредельные и стук
затравленных сердец... Но стресс не вечен...
Победа или смерть? Давно не вечер...
. . .
...Сплошная ночь отборных передряг:
дорожку дама выбрала кривую.
Час был глухой. Квартет хмельных бродяг
топтал у подворотни мостовую.
Какую-либо жертву много лет
бродяги ожидали тут подолгу.
На одинокий женский силуэт
реакция была сродни восторгу.
Один из них сказал: – Гляди-ка, Пьер!
Та дама из таверны – вновь нам в руки!
Не вынесла с тобою, Пьер, разлуки...
Ещё бы пять минут и Шарль успел
прийти своей бы женщине на помощь.
Но он был далеко, а местный сброд
ей выскочил навстречу: – Эй, ты помнишь,
тебе мы обещали наперёд
любовным оделить тебя вниманьем?
В твоих же интересах, отнестись,
мадам, к желаньям нашим с пониманьем.
И с ценностями, милочка, простись.
Не дрогнув и не разу не споткнувшись,
пошла к мужчинам в масках леди Клер,
и те, что наводить привыкли ужас,
немало удивились. Мрачный Пьер
ей сделал шаг навстречу: – Стой, красотка, –
и показал идущей даме нож. –
Вперёд лишь через нас перешагнёшь.
– Пусть так и будет, – вымолвила чётко
с презрением она, не сбавив шаг.
– Ты, Пьер, не убивай её за дерзость.
Зачем нам за неё, коль что, вышак?! –
пугавший усмехнулся. – Ну-ка, где здесь
наш лакомый набор к запросу яств?
Прочь, Пьер, я не к тебе, ты не сисяст.
Перехвативши инициативу,
Вожак шагнул вперёд и дался диву:
глаза у жертвы, словно у змеи.
Накрыло страхом душу атамана
и тут он вдруг увидел, как с земли
к нему поплыло облачко тумана,
оформилось, задёргалось, как мим,
и взмыло привидением над ним!
Вожак услышал вой, какой-то шелест
и голову задрал, роняя челюсть.
Брезгливо глядя, как на жалких крыс,
на королей ночного произвола,
красотка приготовила сюрприз
жестокий для ближайшего к ней вора.
Короткий взмах рукой, кинжала блеск,
натянутой на горле кожи треск –
и нету вожака у крыс квартала!
Намеченная в жертвы хохотала.
Остолбенела грозная братва.
Никто уж не вставал пред дамой в позу.
Кураж бродяг рассыпался, едва
ночной расклад не в их сложился пользу.
Что психика у них мягка, как воск,
не ведали разбойники и сами.
– То призрак из таверны! – чей-то мозг
взорвался от догадки. Парусами
прохлопало над ними и слилось
с ночною мглой бестактно привидение.
Когда б бродяги дружно или врозь
напали б на мадам, то их везенье,
возможно б, и вернулось к ним в ночи,
но Клер их упредила, замочив
всех с дьявольскими скоростью и силой
и с яростью, для них невыносимой.
Вот эту-то последнюю возню,
которую Шарль принял за расправу
над слабыми, услышал он и с правом
лица, неравнодушного ко злу,
отважно устремился к месту бойни.
Один полуживой ещё стонал.
– Кто вас? – спросил герой.
– Между собой мы
повздорили. Случается... порой, –
ответил умиравший – было стыдно
признаться в том, кто вырезал их всех.
Его добил презрительный бы смех.
...Смотрелись бы ужасно аппетитно
бродяги в лужах крови для собак,
но псов бродяги сами же и съели.
Шарль сходу поскользнулся в луже. Бряк! –
разбилась лампа. Сразу заблестели
от масляных горящих ручейков
далёкие предметы. В поле зренья
попал кинжал, которым, как щенков,
бродяг тут покромсали. Вот везенье –
кинжал знакомый! Да ведь это тот,
которым снаряжал он Афродиту!
Но как, когда к какому-то бандиту
попал он, чтоб порезать тут народ?!
А жертвы? Что? Вели себя смиренно?
Где Афродита? В холод, в пот и в жар
бросало сыскаря попеременно.
Очистив окровавленный кинжал,
задумался он, стоя в подворотне:
«Исход смертельный тут неотвратим.
Убитые – все в масках, значит им
кого-то было грабить так вольготней.
По почерку убийца был один.
Но справиться как смог?! Они ж не куклы!
Но он – специалист кровавой кухни.
Смел до безумства, но ведь не кретин?!
Кто их зарезал, мне не всё едино.
У мертвецов ножи есть и дубины.
Причём в крови – один лишь мой кинжал,
но я им Афродиту снаряжал!
Клинок при ней был, помню по подвалу.
Её мог кто-то опекать в пути –
вот он-то и прирезал всю ораву.
Один? Моим кинжалом? Упустил
я явно что-то важное. Труднее
представить, что у женщины самой
хватило сил убить их, в западне ли,
где ожидали жертву в час ночной,
иль в силу обстоятельств, мне неясных».
Недолго в размышлениях напрасных
Шарль время в подворотне коротал.
В ночной тиши, как есть, на весь квартал
раздался цокот башмачков бегущих.
Шарль осторожно выглянул. Она!
Конечно, Афродита. И одна.
Вернулась к мертвецам, лежащим в гущах
застывшей крови? Возложить венок?
Иль разыскать утерянный клинок?
Огонь на мостовой смутил красотку
и внёс степенность в быструю походку.
Шарль поразился: какова жена!
Действительно, отважна Афродита!
…С тревожной осторожностью она
пошла по кругу. Шайка перебита
вся ею, ну, а кто разжёг огонь?!
Кинжал, жаль, как сквозь землю провалился.
И тут из подворотни докатился
весёлый шёпот: – С нами вся Гасконь!
– Ты здесь, мой д'Артаньян! – горячий шёпот
услышал Шарль от женщины в ответ. –
Нашёл ли мой… нет, наш кинжал ты? Нет?
– Разглядывал я этот хорошо сброд –
всем на тот свет помог уйти кинжал.
В крови по рукоятку, он лежал,
хозяйкой обронённый или кем-то.
Кто ж тот боец, достойный комплимента?
– Охотников за честью леди Клер,
как этих вот мерзавцев, например,
ждёт самая жестокая расправа.
– Нет, ты не пропадёшь по жизни. Браво!
И кто же всех мерзавцев порешил?
Хотелось бы взглянуть хоть на кого-то
из местных, неизвестных мне страшил.
Так у кого ж – беречь тебя – есть льгота?
– Сама себе защита я во всём.
Убила всех! А что же – ублажать их?!
Поверь, что обошлась без провожатых.
– А я так волновался, что весь сон
с себя согнал и самым бодрым зраком
готов тебя стеречь. Да, ты крута,
но всё же поддалась тогда козакам.
Но ты была тогда совсем не та.
– Каким ещё козакам?! – с удивленьем,
как показалось Шарлю, неподдельным
она спросила, за бродяг берясь
вновь с самообладаньем запредельным. –
Злодеи в первый и в последний раз
имели дело с женщиной отважной.
Тебя мой подвиг, видимо, потряс,
а как я с ними справилась – неважно.
У этих вместо душ – одна труха!
Главарь их – вообще пёс шелудивый!
– И у тебя не дрогнула рука
Все глотки перерезать до единой?! –
огромные мурашки по спине
ползли у д'Артаньяна от признанья.
– Спаси, Бог, Ла-Рошель от вырезанья,
но эти сдохли по своей вине!
Сначала по-разбойничьи в таверне
до крошки и до капли весь наш стол
обчистили, а нынче произвол
их был проявлен в распоследней скверне! –
сказала жёстко дама, и огонь
ей придавал вид фурии реальной.
Гасконец положил ей на ладонь
подаренный кинжал. Акт ритуальный.
Мол, всё теперь – в твоих руках, неси
себя по жизни гордо, но… по-женски.
А то и мне уж – Боже упаси! –
тебя во век не гладить против шерстки.
Гасконец беспокойство проявлял:
мол, как сама, не дышит ли на ладан
душа её, не нужен ли привал?
Но избегал встречаться с дамой взглядом:
– Поверить страшно, что с одним ножом
ты вышла против них и… всех не стало.
– Они бы не полезли на рожон,
коль знали бы, что я опасней стали.
– Кровь не твоя, но на твоём плаще...
Ну, а куда же, Афродита, шла ты?
Туда? Уж не к Барасу ли в палаты?
Зачем со мной рассталась вообще?
– Зачем груз лишних знаний, чтобы грыжу
себе нажить? Ой, к нам идёт патруль!
– Я никого не вижу и не слышу.
– Услышать бы и ты мог, маршируй
они ватагой, но... их только двое.
Скорей идём отсюда и не спорь!
– С тобою спорить – дело роковое.
– Нам боком обернётся наш простой.
Сейчас вложу им в руки их ножи же.
Случилась, мол, резня между собой
у тех, кто вместе вышли на разбой.
– Эй, осторожней там, в кровавой жиже!
Хотя… ловка, сильна – кровь с молоком!
Вон как волчар умело завалила!
– Не брать же их с собой! Порожняком
уйдём, куда хотим.
– Ты – заводила,
ты и веди. Не я же – резидент.
– Барас мне ключ дал от своей берлоги.
– Начальник контрразведки – наш клиент?!
Дал ключ от дома?!
– Это только крохи
из тех услуг, что мне окажет он.
Надежд он не питал, что всякий дон
захаживать к нему ночами должен,
но мы его визитом обнадёжим...
За дымом от горевшего хламья
уйдя из поля зрения дозора,
они к жилью Бараса вышли скоро.
– Барасу намекнуть успела я,
что в Ла-Рошели я не ради хера,
а волей адмирала Бекингема.
Пока ему совсем не поплохело,
его мозгам была не чужда тема
морального единства пред врагом
в верхушке ларошельцев. Мне вдогон
летела умирающего воля,
и отправлялась я не в дармовое
турне, а с твёрдой миссией найти
возможного предателя среди
реальной власти в стане осаждённых.
Должна я, как заботливый садовник,
повывести немедля сорняки,
чтоб не нашлось предательской руки,
открывшей бы ворота Ла-Рошели
иль тайно бы расширившего щели.
Барасу я представила всё так,
чтоб не искал зарытых он собак
и прямо заподозрил де Бриенна.
Мол, вот в ком угнездилась вся измена,
и герцог Бекингем об этом знал,
но исключить хотел такой финал,
в котором де Бриенн сдаст подло крепость.
– Чтоб де Бриенн и сдал?! Ну, нет Нелепость!
Ведь не настолько глуп наш де Барас,
чтоб этому с пустых поверить фраз.
– Чем ложь глупее, тем правдоподобней –
об этом знает даже мир загробный.
Назойливых мурашек легион
вновь соблазнился кожею героя.
Страх не давал мозгам его покоя,
чтоб в логике искал прорехи он:
– Да, ты уже была, возможно, дважды
от смерти в эту ночь на волосок.
– Достаточно взглянуть на смерть однажды,
чтоб после жадно, за глотком глоток,
пить заново от жизни с наслажденьем.
– Будь счастлива вторым своим рожденьем.
Когда тебя в подвале я узрел,
ты не дышала и бела, как мел,
была, валяясь с расчленённым трупом.
Но смерть тебе в подвале немила.
– Да, в результате я не умерла,
но в положенье оказалась глупом.
– Но как же ты...
– В том нет моей вины.
Трактирщица врасплох меня застала
убийственным ударом со спины.
Очнулась я, когда она хлестала
дубьём тебя и мужа-дурака.
И тут я разозлилась до предела:
мясистые её окорока,
в отместку ей, обрезать я хотела.
Однако возвратила ей должок –
огрела негодяйку по затылку.
Хотела завязать её в мешок,
ей сунув расчленёнку в носопырку.
Ей выколоть глаза, такой-сякой,
и сунуть мертвечину бы в глазницы!
Но не нашла мешок я под рукой –
с твоею стала раною возиться.
Рыдать я не рыдала – просто рёв
не свойственен мне – выплаканы слёзы.
А убедившись, что ты жив здоров
и для тебя не видя уж угрозы,
пошла сюда я. Вот от дома ключ.
– Как ты решилась выйти в город ночью?
– Не так уж по ночам он и дремуч
и в этом убедилась я воочию.
– Как быстро удалось ожесточить
твою натуру подлым гугенотам!
Я сам уж их сюрпризами измотан.
Поверить, что в груди твоей стучит
сердечко Афродиты, нежной птички,
ещё трудней мне после жуткой стычки,
в которой ты сама была, как смерть.
Будь я сам дьявол, за тебя краснеть
мне не пришлось бы как за ученицу.
Попала к людоедке ты в темницу
и, словно почерпнув жизнь изо льда,
воскресла. И никто не изодрал
тебя: ни людоеды, ни бродяги.
Выходишь из любой ты передряги,
а всем твоим противникам – хана!
Мне думалось, что я, тебя храня, –
единственный защитник твой повсюду,
а вышло так, что ты меня спасла.
И вот уже скучаю я по чуду
и подвигов жду новых без числа.
Едва вошли, на ключ дверь заперев,
как слышен стал снаружи гам дозорных.
– Ты – амазонка и твой шарм – не блеф,
а факт без наслоений иллюзорных, –
помпезно подытожил д'Артаньян,
войдя туда, куда он не был зван.
А где-то через час, сну непокорных,
застал их де Барас в своих покоях.
Лишь чувство удивленья улеглось –
заботлив стал вернувшийся хозяин.
– Вы ешьте, пейте, дорогой мой гость! –
взор де Бараса был столь лучезарен,
гостеприимен под любым углом,
что Шарль не оскорбился за столом,
когда Барас увёл его «супругу»,
мол, тет-а-тет не сводится к досугу.
И выпил д'Артаньян, и закусил,
а после у него хватило сил
подкрасться к двери осторожным вором,
из-за пристрастья к тайным разговорам.
Шпиону был неплохо различим
эмоций полный голос де Бараса:
– Я поддержу без страха ваш почин.
Да и кого я вообще боялся?!
Готов сдержать я слово как джентльмен.
– Пусть будет обезврежен де Бриенн,
а после, по стратегии милорда,
возглавите вы вылазку из порта.
Коль дружно бить сюда и вот сюда,
разрушим королевскую плотину –
прорвём осаду раз и навсегда.
– Понятно распоследнему кретину.
– Итак, мой друг, всё дело в маяке,
чтоб в нужный час, с учётом форс-мажора,
подать сигнал. Да, попадёте скоро
вы из огня да в полымя, а кем
потом гордиться будут в Ла-Рошели,
подскажет нам конечный результат.
– Ух, надаём мы недругу по шее!
Милорд ваш на том свете будет рад.
Обговорили всё подробно с вами,
а что же ваш супруг...
– Он не у дел.
Политику не делаю с ослами...
Шарль, это слыша, просто обалдел.
Хоть был и пьян, задумался он крепко.
К ослам он причислялся крайне редко.
Двойную Афродитину игру
вернулся Шарль обдумывать к столу.
Спустя минуту в зал вошёл хозяин:
– Всю ночь волненьем остаюсь терзаем
за вашу жизнь – на улицах шалят!
На мостовой уж трупы сплошь горят.
Безжалостно зарезавши друг друга,
лежат себе на улице в рядок.
Чёрт с ними, коль очистится округа!
А хрупких леди охранять – мой долг.
А заодно приходится мужей их
брать под защиту от ночных угроз.
Не даст, надеюсь, вкус вина в фужерах
моим расспросам перетечь в допрос.
Вы, дон Хосе, попутно повстречали
кого-нибудь, кто… встал вам поперёк?
– Нет, мне никто не встретился вначале
и позже я б не выставил упрёк
сегодня никому за поведенье.
Когда я из таверны шёл сюда,
над головой промчалось привидение,
но на него, понятно, нет суда.
Проверенный имею глазомер я.
Большое привидение… одно.
– Не слышал, чтоб хоть раз из подземелья
чего-то ради б выбралось оно.
Что ж делать с вами, коль так неспокойно?
Теперь тут оставайтесь до утра.
Себя ведите чинно и пристойно.
Супруга ваша, вам в пример, мудра
настолько, что, выстраивая планы,
исходит из возможностей моих.
Противников своих, всех, кто упрямы,
в упрямстве их разубеждал я вмиг.
Гарь чуете? То от горевших трупов
мерзавцев, промышлявших по ночам.
Прирезали б они вас также тупо,
как и друг друга.
– Даже англичан?!
– Ух, повезло вам, что не наскочили
вы на весь цвет разбойничьих манер!
Такой розанчик – ваша леди Клер!..
«Розанчик? Да скорей уж перчик чили»! –
с усмешкою подумал д'Артаньян.
Хозяин продолжал: – Осечки редки.
Пусть я ещё не старый ветеран,
покрытый славой в деле контрразведки,
но происки врагов срывал раз пять.
А вам гораздо выгоднее стать
приятелем мне, нежели… да ладно.
Вам ведь и так давно уж всё понятно...
Как есть, невозмутимо пьяный вид
гость подтвердил блаженною улыбкой:
– В шпионской переписке с кармелиткой
я был, уча с ней в койке алфавит.
– Я рад, что вы не враг и не мошенник,
что вы – доброжелатель Ла-Рошели,
а не какой-то засланный шпион,
чей поиск кардиналом вожделён...
(продолжение в http://stihi.ru/2023/11/08/2728)