Голос подал колокол издалека,
кинулись врассыпную, сгинули дудари,
черная впереди – без края – река,
тени дрожат и жмутся, костёр горит.
Прошлая жизнь отрывается, как рукав,
не говори, что не был предупреждён.
Там у причала корабль, огромный, как
идол в резной позолоте,– готов и ждёт.
Пляски вслепую – неужто всё позади,
снег свиданий, тепло врождённых имён?
Кажется порезвился, достаточно наследил,–
схвачен трёхмерностью, смертностью усмирён.
Всё уже было. До чёрточки чертежа
сплющат твою особость, и милого тела нет.
Вот бы окликнул кто-нибудь, задержал,
вызвал, отвёл в сторонку, увёл в просвет.
Волчий глазок окурка прыгает, и дурит
искорку перехватывая, озорной ветерок.
Некто в плаще, посмеиваясь говорит:
«Ну, дружище мыслитель, айда на мой катерок».
Шорох отсутствия смысла множится и растёт,
так называемый я что-то во сне пою.
Тени у трапа медлят. Снег пошептал и стёр
очередной чертёжик со стрелкой к небытию.