2-2-13
Смеркалось уже, когда барина оба
Подъехали к главному входу в их дом,
Вниманье Андрей обратил на особы,
На заднем крыльце, суматоху на нём.
Старушка с котомкой, мужчина весь в чёрном,
И волосы длинны, и сам — невысок,
Похоже, что странники, видом чопо;рным,
Завидев коляску, бегут наутёк.
Две женщины тут же бежали за ними,
В испуге все четверо, вновь возвратясь;
— То Машины божьи, «живёт она с ними»,
Они убежали, отца убоясь.
Отец велит гнать этих странников, нищих,
Она — принимает, жалеет людей,
Она в этом правду, добро к людям ищет,
Отец, хоть и строг, но пасует пред ней.
Андрей провёл Пьера в свою половину,
А сам пошёл в детскую, в ней — его сын,
Чем Пьера занять, нашёл даже причину:
— Пойдём, Пьер, к сестре, там не будешь один.
Все божие люди — её как луч света,
Общение с ними — церковный обряд,
За помощью «шляются» часто и где-то,
И новость приносят, от скуки — что яд.
Внезапные гости стеснят её царство,
Зато ты увидишь добро и любовь,
Общение с ними — сестре, что лекарство,
Оно разгоняет заснувшую кровь.
Вошедшим явилась добра вся картина,
Хотя и сконфузилась, видя мужчин,
Конечно, к тому и была вся причина,
Ведь брат к ней зашёл, да ещё не один.
В уютном жилище — киоты, лампадки,
Сидел рядом с ней молодой человек,
И за самоваром, приёмом столь редким,
Бродячею жизнью влачит он свой век.
В монашеской рясе, лицо — с длинным носом,
Свисает на спину прядь длинных волос,
А в кресле — старушка, всё с тем же вопросом,
Худая, вся сморщена — вот весь и спрос.
— Андрюша, зачем не сказал мне заранее, —
Бросая на брата законный упрёк:
— А вас, Пьер, ребёнком я видела ранее,
Конечно, прошёл уже длительный срок.
Его дружба с братом, несчастье с женою,
И добрый и тёплый, застенчивый взгляд,
Роднили по виду и мыслям с сестрою,
К обоим проник «дружелюбный их яд».
И нежным, лучистым своим она взглядом,
Казалось, сам взгляд этот так говорил;
«Я очень люблю вас, не смейтесь, «как ядом»,
Всевышний несчастных тех благословил.
Такое, с насмешкой к ним князя «влечение»,
Защита всех бедных людей так, княжной,
Обычными были всегда отношения
В семействе Болконских, меж братом, сестрой.
— Но, добрый мой друг, дорогая сестрица,
Должна была быть благодарна за то,
Что я и отец должны с этим смириться,
И Пьеру, как другу, я ведаю всё;
Хотя и немного в насмешливом виде,
Но с нами — всегда понимания дух,
И ты не должна быть на брата в обиде
За доброжелательность наших потуг.
Княжна совершенно напрасно сердилась
За этих по духу ей близких людей,
Но чай попивая, они не смутились,
Согретые жалостью к ним богачей.
Андрей, тот скорее, как из любопытства,
Старушку пытался втащить в разговор:
— Где счастье нашли от такого мытарства,
Иль вы на себя навлекли лишь позор?
— Была в Рождество я на том Киев граде,
Я тайн там набралась от разных небес,
Теперь из Колязина — я вся в усладе,
И мне в благодати открылся мир весь.
—
А этот скиталец пошто такой ранний,
Он, как поводырь тебе служит уже?
— Нет, сам я, отдельно ходил, как нормально,
Сошлись мы в Юхнове, по общей судьбе.
— А там, на иконе святой Богородицы,
Из щёчки у матушки каплет миро,
У нас, всех у верущих, как это водится,
Всё видить и есть благодать от всего.
— Сама ли ты видела капли-то эти, —
Спросил удивлённый рассказом сам Пьер;
— Сама удостоилась видить на свете,
(Сиянье на лике, оно — всё во цвете),
И то, первый раз, как живу, например.
— Обман это всё, — молвил Пьер так наивно;
— Отец, дорогой, да ты что говоришь?
Слова твои господу богу противны,
Отец, супротив бога ты так грешишь!
Один анарал не поверил однажды,
— Монахи всё врут, — молвил: «Это — обман»!
Сказал, так ослеп этот самый невежда,
Себе навредил, сам какой-то — болван.
Приснилось, к нему мать Печерская входит,
И молвит: «Поверь мне, тебя исцелю»!
Проситься он стал: «повези», с ума сходит:
— Меня исцели, всё тебе я дарю,
Всё, что жаловал царь, я тебе отдаю»!
Звезда так и видна на ней, на одежде,
Блестит — так я видела это сама,
Прозрел в той своей он на бога надежде,
Вот, правда, отцы, мною вам и дана.
— Откуда звезда-то на образе взялась?
— Так ей генерала присвоили чин?
Старушкина басня никак не вязалась
С вопросами двух и дотошных мужчин.
Она побледнела, всплеснула руками:
— Отец, грех тебе, да простит тебя бог!
Какая-то пропасть лежит между нами,
Уж больно ты с нашим-то братом так строг!
Она встала, чуть плача, в знак грубой обиды,
Ей страшно и жалко обоих мужчин,
Ей как бы и стыдно за бедность причины:
— У вас, отец, есть уже даже и сын!
Обида пятнала и честь её, гордость,
Ей в шутку сказали, ты нам не нужна,
Она приняла; эту шутку за грубость,
Отныне ходить она к ним не должна!
— Ну что за потеха, обидеть старушку,
Зачем вы пришли ко мне, вас не звала?
Судьба тяжела, и играть с ней в игрушки,
Не стоит обоим, вам, эта хвала!
— Нет, я не шучу, извини, Пелагея,
— Княжна, право я не хотел обижать!
И больше шутить с нею, Пьер так не смея,
Обиду пытался он как бы замять.
Она уже, стоя, окинула взглядом,
Причём — недоверчиво, с чувством беды,
Не сразу понятно, зачем с таким «ядом»
Пытались они ей накинуть узды.
Но видя всю искренность их раская;нья
И их дружелюбный, и кроткий весь взгляд,
Прониклась она, наконец, пониманьем,
Что оба, они, все над нею шутя;т.