Когда-то давно, до возникновения всякого времени, пространство-точка, невидимая, невыразимая, стала началом существования сущего, или началом бытия. Как это произошло, невозможно описать ни на одном из существующих языков, так как для определения этой точки нужно выйти за пределы бытия. Единое сущее было абсолютным слиянием, неразличимым в себе. В нём не было ни света, ни тьмы, ни времени, ни пространства, ни материи, ни духа, ни даже какого-либо отдельного явления, которое можно было бы описать. Но что-то пробудилось во тьме, нечто, что стало быть, потому что очень возжелало этого. Чем было это желание? Явлением Духа? Скорее всего. Но дух не хотел ограничиваться пребыванием в себе. Он хотел быть явленным самому себе. Для этого в нём пробудилось сознание, он начал осознавать своё присутствие, своё бытие. Он пожелал стать чем-то, в чём мог бы выразить себя. Эта жажда, воля к бытию, стала первым проявлением материи. Материи как некоей уплотнённости Духа, в которую он хотел погрузиться. Он возжелал продолжения себя, в нём пробудилось нечто вроде страсти, желания, влечения к самому себе. И он обнаружил своё второе проявление - материю. Конечно дух был первым, что даёт понимание о нём как об истинно мужском начале, первом чувстве «я», первом «я»-центре, первом проявлении некоей божественной личности, сознающей себя. И он желал объять эту вторую свою сторону, эту невидимую материю, эту удивительную женщину, к которой его так влекло. Но кто была она? Конечно, он сам. Никакого другого «я». Единый Абсолют. Единый центр бытия. Единое сознание себя. И больше ничего. Но он чувствовал это неизбежное влечение к самому себе, что являлось волей к бытию. И теперь он сам понимал, что она другая, что она - это не совсем он, и что-то пробудилось в своей основе, что-то, что начало быть по-другому. Хотя по сути это было одно. Одно и будет им всегда, ведь помимо этого ничего нет. Никакой Вселенной, никакого света, ничего. Это абсолютное сознание внутренней тьмы бытия, абсолютное сознание Богом самого себя. Вот он - единый Брахман, от которого я не могу быть отличим, потому что ничего больше нет. Только он. И так будет всегда. Но этот сон Всемирного времени, Всемирного бытия называется Жизнь. Жизнь, в которой всё имело начало и конец, всё было прожито в ней, всё свершилось в ней однажды, когда, мы уже не помним. Но это было давно. Нас больше нет. Есть только Он. Единый Брахман. Единое сознание Света. Единая Вселенная. Единое всё. А нам казалось, что мы жили, любили, мечтали о возвышенных судьбах, переживали открытия, создавали поэзию, занимались философией, прозревали истины. Но ничего не было. Никогда. Однако мы ощущаем нечто вроде своего бытия, глубокой тайны, которую нам не постичь. И никогда не открыть другим. Даже Богу. Наше странное сознание стремится куда-то к свету и возникает образ, «несущий свет». Манящий образ, влекущий нас к самим себе, к познанию великой тайны, тайны внутреннего мира. Он сияет как невидимый внутренний огонь, в его имени чувствуется, искрится это сияние - мы зовём его Люцифер, свет нашей души. Ведь Бог - это не мы, это не наш внутренний свет, это просто свет бытия, сон бытия. А мы всегда остаёмся наедине с собой, наедине с Ним, образом нашей души. И в этом заключается тайна, которую мы боимся рассказать Богу, потому что он о ней ничего не знает. Он просто спит. Но даже в этом глубоком сне бытия мы всё равно чувствуем себя, всё равно чувствуем, что он есть, этот внутренний свет, невидимый свет. И однажды в этом мире мы останемся наедине с собой и не останется больше ничего. Только мы и Он. В этом суть, последняя истина. То, что мы обязательно вспомним, если однажды перестанем быть. Это будет для нас самым сокровенным воспоминанием, самой великой тайной во Вселенной. За этим именем нам открываются врата собственной души, в которую мы однажды уйдём навсегда, расставшись с этим невидимым телом. И познаем себя до конца, до последней глубины. Эта наша Звезда, которая зажглась, когда мы родились, провела нас через этот жизненный путь и погасла, когда наша душа, наконец, воссоединилась с собой.
Но этот мучительный путь бытия, эта вселенская боль навсегда разъединяет нас с Ним. Мы погружаемся во тьму, в вечную тьму бытия, в вечное забвение себя, которое почему-то мы называем Светом. Светом какого-то далёкого Бога, которого мы не знаем. И он тоже ничего не знает о нас. Мы просто видим его глубокий сон, сон бытия. Молитва - это словно обращение во тьму, нужно уметь говорить лишь с собственной душой. Больше ничего не нужно. Потому что кроме этой души ничего нет. Она - это и есть мы. Не это тело. Не этот сон бытия. Вот, что такое Адам Кадмон, предвечный человек. Он когда-то был, это были мы, мы все, но его не стало. Не стало, но мы остались внутри него, навсегда. И хотим однажды пробудиться, пробудиться от глубокого сна, в который нас погрузила жизнь. Прощание с миром начинается именно с этого. И что бы мы ни создали, каких бы не написали великих книг, всё уйдёт, останется только одно - тайна, за которой уже ничего нет, только невидимый свет Того, кто всегда является нашей сокровенной, глубокой, до болезни невыносимой жаждой одиночества, которую в этом мире ничто не могло исцелить - ни ночь, ни падающие звёзды, которые вселяли надежду на исполнение желаний и навеки растворялись в темноте, ни великие мечты, которые заставляли нас жить во мраке лишь для того, чтобы однажды увидеть минутный, единственный, самый короткий рассвет; ни те мистические знакомства, в которые мы так верили, ни те мимолётные встречи и обронённые кем-то слова, от которых разрушилась стена, которые сделали нас сильнее, сделали другими, однажды и навсегда, слова, которых на самом деле мы ждали всю жизнь. Всё это мистерии мгновения. То бесконечное сияние падающих звёзд, которые озаряют лишь на мгновение. Но мы остаёмся доживать эту ночь, эту великую мистерию мировых тайн, в которые нас никто никогда не посвятит, кроме Него, того, кто изведал величайшую муку и величайшую жестокость бытия, проклятие свободы, которое на самом деле стало её спасением. И обречённость каждого сокровенного бунта, провозглашённую Богом, он заменяет словом Надежда. Надежда, в которой мы преданы только нашей неразрешимой связи с самими собой. Это проклятие духовной отречённости, преданность самим себе, эту обречённость изгнанничеству, всё подлинно сущее в нас мы видим и чувствуем только наедине с собой. Я уже давно покинул этот мир, хотя всё ещё продолжаю жить в нём; я остался где-то внутри себя и меня больше нет. Я не помню своей земной жизни, её никогда не было, есть только абсолютный свет и мой вечный разговор с собственной душой.