Так ярко в памяти воспоминанье детства:
Уютный дворик на окраине Перми
И женщина седая по-соседству,
Для птичек рассыпает сухари.
Бывает, что замрёт на небо глядя,
Задумавшись о чем-то о своем,
Потом спохватится, платок рукой пригладит
И побредет тихонечко домой.
Никто уже не помнил — как, когда,
Откуда занесло её в наш дом.
Немногословна и всегда одна,
Но очень мягкая и добрая при том.
Кричит: Поди сюда! Раздай мальчишкам.
И я мешок конфет друзьям несу.
— Помянете, ребят, маво сынишку?
И уголком платка смахнет слезу.
То, долго-долго сидя у окошка
Глядит на улицу - как будто ждет кого.
Щеку подпёрла правою ладошкой,
Сквозь дрёму щурится на наше озорство.
Вокруг подъезда всё цветы сажала,
Вздыхая, часто копошилась до темна.
Порой, под нос себе там, что-то напевала.
Хотя, почти всегда была грустна.
***
В один из пасмурных осенних вечеров
Во двор забрёл огромный рыжий кот —
Лохматый, грязный, с уха льётся кровь.
— Ты чей, Приблуда?! Не хватало мне забот!
Но вынесла ему воды с сосиской
И ухо рваное намазала зелёнкой.
А у подъезда стала ставить миску —
То с молоком, то с кашею с тушёнкой.
Кот, как ни странно, никуда не уходил...
Поправился, красавцем стал пушистым!
Запрыгнуть к ней в окно всегда спешил —
Похвастать своей шубкой золотистой.
И с наступленьем зимних холодов,
Уже на улицу он не стремился.
На подоконнике, со всех боков
Грел шкурку рыжую и весь лоснился.
Вот так и стали жить они вдвоём,
Украсив одиночество друг друга.
В уютном маленьком мирке своём —
Седая женщина и рыжий кот-хитрюга.
По вечерам она вязала у окна,
Потом мальчишкам раздавала рукавички.
Приблуду гладила, чтоб успокоить игруна —
Его дразнили юрко-наглые синички.
***
Стал постепенно день длиннее и светлее,
Сугробы стаяли ручьями отжурчав.
И солнце засветило веселее,
Кота на подвиги любовные позвав.
Соседка вновь на клумбе копошилась,
Цветами яркими наш украшая двор.
Но вот людей, уже не сторонилась
Приветливо вступая в разговор.
Тот день начАлся буднично. Как раньше,
Приблуду покормила у крыльца.
Смеясь, журила за кошачьи шашни,
Кастрацией пугая шельмеца.
Вошла в подъезд и оглянувшись напоследок,
Вдруг, побледневши стала оседать.
Мужчина с маленьким букетом незабудок
Успел в последний миг её поймать.
— Сынок! Живой! ДождАлась! Отмолила! —
Смогла лишь, задыхаясь, прошептать.
— Я Господа вернуть тебя просила,
Теперь спокойна и не страшно помирать...
***
Слеза скупая по мужской щеке скользнула,
— Родная! Ты прости! Я был в плену...
Осколком вражеским живот мне полоснуло.
Не верил, что до встречи доживу!
И в ледяном зиндане* — грязной яме,
Когда маячил свет в конце тоннеля,
Отчетливо твой голос слышал, мама...
И знал, что сгинуть права не имею!
Немало дней провел в бреду, больной,
Но видимо услышал Бог тебя —
Из плена выкупил меня нашха** седой,
И пару месяцев выхаживал меня.
Как только я окреп и смог вставать,
Как только силы появились наконец,
Я стал ему в хозяйстве помогать,
Ведь он родным мне стал — почти отец!
По вечерам читали мы Коран.
Я удивлен был мама, сколько истины
Открылось мне! Какой я был болван,
Когда считал, что вера их нечистая!
Я научился отличать добро от зла,
Узнал о сотворении Вселенной,
За что даются райские блага
И получил муллы благословение.
***
Ты не подумай, я о вас не забывал,
Я мысленно всегда был с вами рядом!
Но убежать возможность не искал —
Вокруг Кавказ, куда хватало взгляда.
Мой опекун, конечно, замечал,
Как я тоскую по родному дому.
Однажды, он за стол меня позвал
И разговор завёл по-деловому.
Мол, с братьями вчера договорился,
Хоть нелегко беседа та далась,
Тебя доставят втайне до границы —
Там можно выйти с вашими на связь...
Теперь я дома. Больше вас не брошу!
Зови отца скорей - хочу его обнять!
Надеюсь, сильно я его не растревожу —
Сердечникам нельзя переживать...
В её глазах стояла слёз завЕса,
На лбу глубокие морщины залегли.
— Сынок... Отца не стало через месяц,
После того, как похоронку принесли.
А я надеялась, молилась и ждала!
Хотя, на всякий случай поминала,
Поверить в твою смерть я не могла
И письма, каждый день тебе писала.
***
Устало опустилась на скамейку
Направив взор в пылающий закат,
Рванула пуговки на старой телогрейке.
— Ох, что-то сёдня*** вечер душноват...
Сын взял прохладную морщинистую руку
В свою большую теплую ладонь.
- Прости за эту долгую разлуку!
И за отца... Надеюсь, видит он.
Но женщина уже не слышала. Совсем.
Он тормошил её: Вставай, мамуля! Мааам!!!
Кричал так громко, что с округи всей
Сбежались люди, посмотреть, что там.
А там мужчина молодой, но весь седой,
Рыдая, на руках качал старушку...
Вокруг метался рыжий кот большой
И жалобно оплакивал подружку.
***
С тех пор, я каждый день, почти,
Из школы возвращаясь вдоль погоста
Встречал их на своем пути —
Седого юношу и рыжего прохвоста.
На лавке у ухоженной могилки
С большим резным, окрашенным крестом,
Сидела эта парочка в обнимку
И думала о чём-то о своём...
И силуэты этой пары странной,
Так в память врезались (хоть век я проживи)
Историей своей невероятной —
Как символ преданности, веры и любви!
* Зиндан — традиционная подземная тюрьма-темница, существовавшая в Средней Азии, Афганистане, Пакистане, Иране, Азербайджане и частично на Северном Кавказе.
** Нашха — в данном случае представитель одной из чеченских народностей.
*** Сёдня — это слово (и подобные "неправильные" слова в других диалогах) пишется как слышится, потому что это речевой оборот - слово употребляемое в просторечии.