В полутёмной квартире
С запылё;нною лампой несмелою
Мы с бабулей моей
Исподволь говорим о стихах.
А за окнами – вьюги
Слеповатой игрой неумелою
Накидали снегов
И пошли по дворам отдыхать.
Мне – с десяток годков.
Я исполнен проворства и бравости.
И бабуле своей
В утвердительной форме пою,
Что частушечный слог –
Это точно не повод для зависти,
И что я при желании
Хоть сто шту;к на лету сотворю.
И, накушавшись всласть
Эскапады бравурного внучека,
Мне приносит бабуля
Зелёный пенал для очков.
В нём, как помню, был крестик,
Хранящийся там для везунчика,
С красной пастою ручка
И пара вязальных крючков.
Говорит мне бабуля:
«Вот ручка тебе и тетрадочка.
Сочини-ка, давай,
Мне стишок… А потом принесёшь.
И как начал я строчки
Хватать, что есть сил, лихорадочно,
Что на Пушкина даже
Стал где-то невольно похож.
Убежал в дальню комнату.
Комната с видом на озеро,
Где полярная мгла
Коронована долгой зимой
И при свете настольной
Утонул в совершенно непознанном
И не верил глазам,
Что стихи были созданы мной.
Мне казалось я – гений.
Ну, если не гений, то – около…
Я бежал с этой радостью
В фликере медленных звёзд
Через космос голодный
С закрытыми наглухо окнами
К той родной и понятной,
Чей облик и добр и прост.
«Что ж… – сказала бабуля,
Едва прочитав «гениальное»
(удивившись стараньям,
вернула мне в руки тетрадь)
И добавила. – Знаешь,
Пиши к ты выдумщик далее…
И на всякие глупости
Попусту время не трать».
С той поры пять десятков
Отсыпалось скореньких годиков.
А стихи так и льнут
К золотому перу тишины.
И всё кажется мне,
Что в соседней особенной комнате
Ждёт меня старый друг
С доброй лирой открытой души.