Человек из тумана

Перстнева Наталья
                А. Д.

Криворукость

*
гора опять родила мышь
что-то с папой

*
бог это такой колосс в небесах
а мы его ноги
ну не руки же

*
каждый раз
по утрам
открываешь глаза
рождая этот мир заново
каждый раз
к вечеру
все разваливается


Человек из тумана

*
Состоящий из тумана
Проходил по тротуару,
Был он облаком и паром,
Чем-то близким, кем-то странным,
Чьей-то пропастью глубокой,
Чьим-то космосом далеким.
Стало холодно, как будто
Жизнь кончается под утро.

*
Поторопись, останови,
Скажи два слова, пусть на ветер.
Его не будет на планете,
Скажи два слова о любви.
Пусть согревают пустоту,
Когда ничто не согревает,
Когда по берегу бредут
И ни о ком не вспоминают.

*
Но что еще от ничего
Ты примешь солью и песками?
Вот тут, у моря моего,
Где чайки ходят небесами…
Вот я стою среди холмов,
И листья падают под ноги…
Все тот же, Господи, улов
Недосчастливых и убогих.
Все те же, Боже мой, слова,
Кровь солона, и слезы жгучи.
Смотри, как стелется трава
Перед дыханием могучим!
Бурлит зеленый океан,
Холмы – вознесшиеся волны.
Спасибо за обилье стран,
За вечный шторм и берег голый.


Парки

Одиночество фатально
Остальное сводки с фронта
Дальше дальше горизонта
Данное на моментально
Что сквозь пальцы утекло
И иначе не могло
Там должно быть засмеются
Нити спутавшие ведьмы
То есть сестры то есть эти…
Пальцы спрятаны в передник
Будто когти не пробьются


Портрет незнакомки

Лепет опадавших лепестков,
На плечах уснувшая пустыня.
Недоступность, твой портрет готов!
Как я буду звать тебя отныне?
Женщина песочная в мехах,
Бесконечность, жизнью в два стиха.


Товарищ

Спящие бездны
И бездна вокруг.
Кинь мне, товарищ,
Спасательный круг.
Где мой товарищ,
Любимая где?
Только вода
И круги по воде.
Странное дело –
Болтать со звездой,
Верной собакой
Скулит надо мной.
Вроде бы нужно
Накинуть пальто.
Вроде не сужен
Нам с нею никто.


Сапоги

Застучали каблуки
С каблуками сапоги

Ой раз-два-три
До дыр не протри

Береги не береги
Пропали сапоги

Подошвы горят
Каблуки стучат

Ой раз-два-три
Не свались смотри


Мельница

Ветерок схватил за ворот
По дороге потащил
Через весь румяный город
Полон молодецких сил
Ты руками пьяно машешь
Ноги рядом празднятся
То ли ваши то ли наши
Да какая разница


Попутчик

Едем мы вторые сутки,
За окном то лес, то поле –
Мой попутчик всем доволен,
Ест яйцо с цыплячьей грудкой,
С колбасою огурец,
Вот наелся, наконец,
Засопел на верхней полке,
За окошком сосны-елки,
И колеса тук-тук-тук,
Едет поезд в пустоту.
Надоело рисовать
За окошком синь да гладь.
В подстаканнике стакан,
Вместо Сочи Магадан.
Кончились в коробке волки.
Спи себе на верхней полке.


Цепочка

Говори до рассвета
Цепляйся за слово
За губы за волосы
Все чего нету
Главное то
Что не будет другого
Ни мира
Ни света
Ни мига такого
Когда уже мертв
Но еще вроде жив
Зато первый сорт
Вокруг миражи
Ты звал ее
Звал
Мечтою
«Приснись!»
Химер приручал
Не бойся
Коснись
Держись за нее
Не стоящей ни
Копейки
Рубля
Крови'
И любви


До завтра

До завтра! До встречи! До воспоминанья…
Всю жизнь назначаешь кому-то свиданье.
И вот, предположим, умрешь в пустоту:
«Ну, здравствуйте!» – скажут и в гости зайдут.
У слова окажется жуткая сила…
Да что же ты раньше меня подводила!


Гребешок

Все тоньше лунный гребешок,
Заброшенный за тучку.
Пять граммов слов на посошок,
Искомых девять – лучше.
Да ладно, жизнь переживем –
А как она на небе?
Вот будет съедена живьем!
Да что я все о хлебе…


Будет хлеб

Будет хлеб с дождем
Остальное наживем
Будет хлеб ржаной
С талою водой
Откушу-отопью
Остальное воронью
Будем мы вдвоем
С черным вороньем


Луна в сметане, звезды в тишине

Луна в сметане, звезды в тишине.
Я на два слова – позвонить луне,
По телефону по беспроводному.
Она ответит. После. И другому.
Как будто дело в скорости и сроках!
Мы пировали, вороны с сорокой –
Ночные псы в присутствии ее.
Она нам отпускала забытье,
Пронзенная, как вилкою, осокой.
Ну, вилкою, похожей на копье.


Биенье

По вечерам, когда сильней тоска,
Живущая вокруг без объясненья,
И задержать биенье мотылька
Достаточно единственным движеньем,
Там кто-то подменяет города,
Там, за окном, теряет плотность воздух,
На стебельке качается звезда,
Взошедшая на улице морозной.
И хочется кому-то объяснить,
Что ты такой же призрачный, не местный,
Видением по городу проплыть,
Не задевая музыки чудесной.


Жажда

Опьянение жизнью пройдет,
Но останется вечная жажда.
И родник бесконечный однажды
Напоит перекошенный рот.
Вот тогда, оборвав провода,
Привязавшие к мировещанью,
Я найду тебя, в небе звезда,
Я исполню твое обещанье.
Напои молоком с чернотой,
Слишком белое с больше чем мраком.
Я однажды приду за тобой,
Как к порогу приходит собака.


Бабочка на рукаве

Невозможность,
Висящая на кончике пера.
Ведь все равно
Перо выводит те же
Четыре слога. В Эдене жара.
Приветствую, отчаянный мятежник.
Ты обречен, еще не побежден,
Еще в груди смеется колокольчик,
Еще в ладонях тает вита дольче,
А зрители кричат со всех сторон.
Из вечных цирков жарче прочих смерть,
На что еще бессмертному смотреть?
Два полюса, два вечных «страх» и «срам»
Должны быть безразличны мертвецам.
Но лев не слышит ваши «нет» и «да»,
Он умирает, падает звезда.
Он мотылька любил в волшебном сне,
Он умирает в вашей тишине.


Она звалась

А мир плевался злобою и кровью,
Стеклянный зорб, крутящийся в руке,
Парящий шар… да ладно, на шнурке.
Я первая бы в школе по злословью
Была бы…. Не споткнись на пустяке,
Грядущий клон.
Она звалась любовью…
Она еще жива невдалеке.


Лель

Он препарирует любовь
Своих покорных и неверных,
И жилы рвет, и режет вены,
И пьет, и сплевывает кровь.
И это есть самозабвенность.
А я за тридевять земель
От ледовитого искусства
В тебя влюбляюсь, жуткий Лель,
Ложась на лежбище Прокруста.
Какой еще тебе кусок
Отрезать от горячей плоти?
Ты на работе, видит Бог,
Ты на божественной работе…


Горизонт

Я держу за тебя кулаки.
Горизонт – это ленточка в море.
Только ты до нее добеги,
Сохранись в захлестнувшем просторе –
Что бы ни было в мире за ней,
Ни сегодня, ни дальше, ни прежде.
Я стою среди черных морей
В абсолютно прозрачной надежде.
Я еще не умею смотреть,
Как на мертвых, глазами слепыми.
Помнишь, мы ненавидели смерть?
И деревья… да, были большими.