Бомбили в полдень. Синего стекла простор небесный
заня'лся дымом, и от дыма стало крику тесно.
Давно привычно умирают в этом дыме люди,
приказано не плакать: неприлично, все осудят.
Здесь о смирении опять затянет песню "дьяк".
"Что убиваешься, мамаша? Разве можно так".
Урок усвоен. Мать слезинки не проронит впредь.
Но к ночи горе успевает наново созреть...
***
Смеемся на' людях, а ночью в злости зуб о зуб
за годом год в кошмарных снах до крошева стираем,
и так становимся собой: врастает горе вглубь —
похоронив своё дитя, стареем и сгораем.
А всё ж не плачем. Всё ж неймётся: даже огород
перерывая — правда, для кого, уже не зная, —
вари'м уже давно не нужный никому компот
и ставни ни за чем — от скуки просто — тряпкой драим.
Ведь стоит нам на миг покой себя вокруг обрясть,
то чудится: стучит, как прежде, гулкий детский мячик;
то чудится: сыновий смех взрезает будня гладь...
И лишь тогда мы, матери бездетные, заплачем:
"Да будьте прокляты вы все! Не стоил ваших драчек
мой бедный, мой хороший, мой несчастный милый мальчик!.."
И не дай бог услышат нас: "Вы так преступно плачете!
"Сопутствущий ущерб" не в счёт: важнее сверхзадачи".
10 октября 23