Часть первая (Молодость)
В чудесной молодости ранней
Я был в любви неутомим -
Во мне кипел огонь желаний
И жизнь бурлила вместе с ним.
Когда от жизни я устану,
Включу забойный рок-н-ролл,
Перчатки, трость, Breguet достану,
Цилиндр надену и камзол.
Начищу модные ботинки,
Замок проверю у ширинки,
Платок на шею повяжу
И тем свой облик освежу.
Настроюсь к публике шутливо,
Начну комедию валять,
И чтобы время не терять,
Возьму с собой презервативы.
Да успокойтесь, я шучу,
Лишь вспомнить молодость хочу.
Бывает, тайно размышляю:
Ах, если б женщиной я был,
То в платье лёгком щеголяя,
Я б всех мужчин с ума сводил.
В деталях зная предпочтенья,
Имел мужчин для развлеченья,
Умел бы им мозги трепать,
Как кошка с мышками играть.
Уж я б заставил их томиться,
Не спать все ночи напролет,
Идти в тюрьму, на эшафот,
Чтоб сердца моего добиться.
Но, как на грех, прошу пардон,
Я был мужчиною рожден.
Мы все романтики немножко –
И это вовсе не порок.
Поэт воспел девичьи ножки,
Как до него никто не мог.
Они в прекрасные мгновенья
К нему врывались в сновиденья,
Ласкали взор, томили дух,
Взрывали плоть и в прах, и в пух.
С ума сводили бесконечно,
Хоть был и так неудержим
Он темпераментом своим,
И тратил жизнь на них беспечно.
О ножках он писал в угаре
И забывал о гонораре.
И мне приятна тема эта,
О ножках сочинял не раз.
Бывало, с ночи до рассвета
Над ними я впадал в экстаз.
Всё счастье в них, все думы наши,
Ах, как я понимаю Сашу!
Он ножкам лиру посвятил,
Поскольку крайне влюбчив был.
Не стоит даже сомневаться,
Как был бы скучен мир без ног.
Недаром ножки создал Бог,
Чтоб в женщин по уши влюбляться.
И я не знаю лучшей доли,
Чем целовать у них мозоли.
Когда в ударе пребываю,
Парит фантазия моя,
Красоток взглядом раздеваю
И оставляю без белья.
Тогда в блокноте их рисую,
Ничем при этом не рискуя,
Во всей красе и нагишом,
Черкнув простым карандашом.
И средь блистательных натурщиц -
Довольно полных и худых,
Роскошных дам и молодых,
Ни разу не встречал халтурщиц.
И помню, как наедине,
Они терзали сердце мне.
В былые дни поэты смели
Назло навязчивой хандре
Писать стихи на женском теле:
На ножках, спинке и бедре.
Покуда волю не теряли,
На ягодицах сочиняли
И восхищали дам умом,
Едва касаясь их пером.
И я, взволнованный до дрожи,
Писал возлюбленной сонет,
Чтоб в сердце ей оставить след
И на волшебно нежной коже.
Ах, чтоб её не растерзать,
Себя с трудом мог удержать.
Мой друг был баловнем фортуны,
Теперь таких давно уж нет,
Умел тревожить в дамах струны,
Со счёта сбился от побед.
Едва стишок на ушко молвит:
«Ma chere amie, charmant, mon dieu!»
А сам наутро вряд ли вспомнит,
На ком вчера он рвал бельё.
Он был незаурядным мачо -
Во всех делах хорош вполне.
Во снах являлся не иначе
Как принц на белом скакуне.
Из всех щелей сквозил в нём эрос,
Познал он женщин от и до.
Ему завидовал Бандерас,
И был он круче Бельмондо.
Как Апполон был в самом деле –
Умён, удачлив, смел, богат,
Но неразборчивый в постели
И соблазнял всех дам подряд.
Был остроумным, сексуальным
И просто дьявольски брутальным,
Но по беспечности своей
Дарил красавицам детей.
Довольно часто ошибался,
Доверчив и наивен был,
Когда спускал на дам весь пыл.
Уж лучше б он предохранялся.
Не стоит с дамами шутить
И всем подряд детей дарить.
- Чем больше лет у нашей дружбы, -
Я говорил ему, любя:
- Тем на лице морщины глубже
И у меня, и у тебя.
Но в этом нет ужасной драмы,
Пусть украшают нас, как шрамы,
Когда нам стукнет шестьдесят,
Морщины там, где захотят.
Пусть женщины морщин боятся,
И, потеряв былую прыть,
Скрывают всё, что можно скрыть,
И перед нами молодятся.
А у крутых во всём мужчин
На жопе только нет морщин.
Пора седых висков настала,
За юмор, друг, не обессудь,
Давно уж юность отсверкала,
Осталось времени чуть-чуть.
Промчались годы чередою,
Финал, увы, не за горою,
Когда прервётся жизни нить
И нас придётся хоронить.
Тебе желаю без сарказма
В своей постели иль в чужой,
Какая разница, enjoy,
Однажды сдохнуть от оргазма.
И пусть от зависти враги
Прикусят злые языки.
Часть вторая
Промчалась молодость, как лето,
Уж осень хмурая видна,
И вскоре на висках поэта
Засеребрится седина.
Лицо избороздят морщины,
Потухнет беспокойный взгляд,
Но не расстроится мужчина,
А превратится в листопад.
Сорвутся с дерева листочки,
К земле их ветер увлечёт.
И оживут внезапно строчки,
Когда их кто-нибудь прочтёт.
Был август. Падали кометы.
Я на скамеечке сидел.
От поздней ночи до рассвета
На бездну Вечности смотрел.
В необозримо чистой дали
Мне звёзды яростно сияли
Средь галактической пыли
И ослепляли, как могли.
Везде материя кипела -
По воле мудрого Творца
Она сгорала без конца
И возрождалась то и дело.
Хотя влюблён был в Вечность я,
Плевать ей было на меня.
Забудь про возраст, мой дружище,
Про бесконечный геморрой,
Во всех столицах не отыщешь
Таких орлов, как мы с тобой.
Припомни как мы покоряли
Вершин заоблачные дали,
Открыт был Запад и Восток,
И целый мир лежал у ног.
Ни в чём не знали мы преграды,
Глоток свободы ощутив,
Был каждый крут, трудолюбив,
И нам повсюду были рады.
Так отчего, дружище мой,
И ты и я теперь изгой?
Чтоб век не кончить под забором
И не подохнуть в нищете,
В стрип-клуб устроюсь стриптизёром,
Крутиться буду на шесте.
Вот я – поэт, виляю жопой
Перед зажравшейся Европой,
Так отчего ж честной народ
В трусы мне деньги не суёт?
Быть может, съехал я с катушек,
Задор исчез, потух мой взгляд,
Когда кривляюсь невпопад
Для стариков и для старушек?
Зажму гордыню в кулачок,
Ах, суньте в стринги пятачок!
Я был мечтатель по призванью,
Отважно бился в стены любом.
Когда умрут во мне желанья,
Занудным стану стариком.
И, соответствуя всем трендам,
В маразме гордым импотентом
На лавке буду я сидеть
И про политику бухтеть.
Забуду всё на свете, братцы,
Кто я такой и шёл куда,
Пока светила мне звезда,
И перестану в дам влюбляться.
И, как другие старики,
Однажды сдохну от тоски.
Вот почему огонь желаний
Так дорог мне и всех желанней.
Он греет сердце изнутри,
Пока я жив, чёрт побери.
09.10.23. А.Г.