ОСЕНЬ - ЭТО ВРЕМЯ ГОДА, СРАЗУ ПОСЛЕ КОТОРОГО НАЧИНАЕТСЯ ОЖИДАНИЕ ВЕСНЫ. (Дуг Ларсон).
"ПАХНЕТ ОСЕНЬЮ. А Я ЛЮБЛЮ РОССИЙСКУЮ ОСЕНЬ. ЧТО-ТО НЕОБЫКНОВЕННО ГРУСТНОЕ, ПРИВЕТЛИВОЕ И КРАСИВОЕ. ВЗЯЛ БЫ И УЛЕТЕЛ КУДА-НИБУДЬ ВМЕСТЕ С ЖУРАВЛЯМИ". (А. П. Чехов).
"- КАКАЯ ЯРКАЯ, КАКАЯ БЕСКОМПРОМИССНАЯ, ПРИШЛА И ВСЁ С СЕБЯ СБРОСИЛА.
- ПОВЕЗЛО ВАМ С ЖЕНЩИНОЙ.
- Я ПРО ОСЕНЬ".
Раньше, у меня просто не было времени сходить за шиповником, а он так звал, так звал, ведь он уже давно поспел.
Вчера ближе к вечеру был мой первый рейд за алыми манящими плодами. Собрал я его быстро, сказался ежегодный опыт по сбору "витамина С". С полным пятнадцати литровым пластмассовым ведром, я с радостью возвращался домой по заросшим разносортным бурьяном холмам и балкам.
Рядом с левадой полосой растут заросли густого тёрна. Его посадки длинны и в этом году как никогда богаты своим урожаем. Не знаю как где, а здесь его синие плоды достаточно крупны и висят, словно виноградные кисти. "Ну что же, - говорю я сам себе, - завтра по утру, если жив буду, приду его рвать".
Восемь часов утра, и я - уже у подножия холма, где меня совсем не ждёт красавец тёрн. На улице тихо и пока нет ветра. Так тихо, словно все ещё спят. Недалеко раздался раскатистый выстрел, и из зарослей тернов и бузины, опутанной засохшим хмелем, с криком выскочил перепуганный фазан, потом вспорхнул и, тарахтя крыльями, полетел в неизвестном направлении. Что не говори, а наши фазаны живут в левадах людей, но их не видно, пока не спугнёшь своим появлением. А стрелял, похоже, охотник по зайцу, ведь совсем рядом - степная балка, а громкий выстрел это - иллюзия, что он рядом, просто разряженный утренний осенний воздух и тишина.
Подвязываю на пояс платок, привязываю к нему ведро. Да, плоды тёрна крупные! Это просто чудо, что за много лет уродился такой сорт, ведь не везде он крупный. Засекаю время: за сколько я нарву ведро. Сначала я рвал по ягодке, а потом - нагну ветку над ведром и дою её, словно корову. Да-да, беру в пригоршню, как "дойку" коровью, прижимаю большим и указательным пальцем, тяну в низ, и ягоды обвалом падают в ведро. Хотите верьте, хотите нет, но я нарвал его за 25 минут. Отнёс домой, высыпал на чердак по правую сторону от шиповника, и не удержался, решил идти во второй раз, но взял с собой табурет, перевязал его шпагатом, повесил через плечо, как носит сумку почтальон, и пошёл. А взял я его потому, что с низу максимально оборвал пару кустов, а остальные ягоды висят повыше.
Минут через семь я был на месте. Правда,табуретом так и не воспользовался. Снова привязал к платку на поясе ведро и - за дело, нагибаю ветки и дою, словно бурёнку. Бу-бу-бум, бу-бу-бу-бу-бум... - тарахтят ягоды по дну ведра. Чувствую, меня кто-то в бок толкает, поворачиваюсь, а это ветка акации просунулась сквозь заросли тёрна и толкает меня.
- Ты чего? - спрашиваю у неё. - Что? Скучно тебе бедненькой, да?
Засмущалась она, дёрнулась и убралась восвояси. В этот раз тёрн давался мне сложнее, словно испытывал моё терпение, то уколет меня своими толстыми колючками, то веточкой по лицу стеганёт, то плоды норовит за листьями спрятать. Я, чтобы поднять себе рабочий дух, запел песню:
- Цвитэ тэрэн, цвитэ тэрэн,
А цвит опадае.
Хто в любови нэ знаеться,
Той горя нэ знає...
Услышав тёрн, что про него песню пою, присмирел, притих, заслушался и, словно не замечая меня, отдал все мне причитающиеся ягоды. В этот раз на сбор ушло сорок минут. И того, за 65 минут я собрал три десятилитровых ведра, если судить по мере моего пятнадцатилитрового ведра.
Придя домой и попив наскоро молока, я вновь отправился в поход за шиповником. Иду и вижу - вышла из ложбинки лиса и идёт в доль грунтовой дороги по обочине, я громко сказал:
- Привет, лиса! Остановилась она, стоит и смотрит в мою сторону.
- Что, курятинки захотелось тебе, на промысел идёшь средь бела дня?
Но лиса как ни в чём небывало пошла вновь своим прежним курсом. Я снова говорю:
- Эй лиса, а ты не боишься, что прищучат и по мягкому месту получишь? Ох и достанется же тебе!
Развернулась рыжая и той же тропой, какой шла, обратно побежала. "Неужели она понимает человеческую речь"? - подумал я.
Вот и родимый шиповник. Снова подвязываю платок на пояс, к нему - ведро и, подойдя к заветному кусту говорю:
- Здравствуй, шиповник! здравствуй, красавец! Как дела, как ночь прошла? - спрашиваю. - Как настроение?
Меня учила одна старушка, говоря, что с травой и ягодами нужно разговаривать как с живым существом и просить у них помощи, просить, чтобы помогали от той или иной хвори, общаться с ними ласково и улыбаться. "Травка слышит тебя", говорила она мне.
Улыбается мне шиповник в ответ яркой алой улыбкой, значит всё хорошо.
- Дай мне, пожалуйста, своих плодов, - говорю я ему, - ну очень надо.
Тихонечко приступаю к работе. Одна ягодка, две, три, пять, десять. Шиповник мне спокойно отдаёт свои плоды без единого укола рук. Оборвав куст, иду к другому, к третьему, четвёртому... За это время проснулся и стал по степи гулять прохладный ветер. Хорошо, что я свитер дома не снял после похода за тёрном, а то бы продрог. Вдруг мне стало интересно, а что будет, если поговорить с шиповником грубо? Я подошёл к очередному кусту и, максимально изменив голос, как можно противнее, говорю:
- Привет, шипан! Что качаешься? Вырваться из земли и убежать от меня хочешь? Не выйдет, надорвёшься и поломаешься! Что стоишь? Ощетинил свои поганые шипы,как драная кошка шерсть перед собакой! А ну быстро отдавай мне свои плоды! Ишь глаза налил кровью и пялишься! Чего пялишься? Не боишься, что зенки лопнут? Короче так, шипан, а нет, не шипан, а шипун, ты же утка мускусная, а плоды твои - это перья, я тебе их сейчас все повыщипываю!
И тут же принялся рвать. Но лучше бы я не дразнил кустарник. Оборвать-то я его оборвал, даже ветки сами собой ломались, я цеплялся за шипы курткой, пальцами, тыльной стороной ладони, запястьем, свитером и брюками, проткнул старой веткой галош, убирал, а точнее вытаскивал то и дело его малюсенькие кривые колючки из пальцев. Кровили царапины, но я выстоял в этой схватке с ним, так как на нём были очень крупные плоды. Я и прощение у него просил, и обещал, что больше не буду, но он всё равно издевался на до мной, мстил за нанесённую обиду. Мало того, что оскорблял, я ещё и пред другими кустами опозорил его, не подумав. Даже близ стоящие кусты потускнели от моего злого языка и не заслуженных слов к их собрату. Потом, когда уже было доверху наполнено ведро, я, уходя домой, поблагодарил все кусты и так же попросил прощения у всех кустарников, какие были предоставлены моему обзору.
Иду домой, смотрю на пожухлый тысячелистник, а ведь он ещё совсем недавно был бел, словно молоко. Ещё по пути я видел дорожки луговых опят, шампиньоны, и кое-где - синюю ножку. Как говорится, это только их начало, нужен дождь, и пойдёт осенняя грибная пора. Весной - те же самые грибы, только плюс ещё сморчки. Летом
- километровые поляны земляники, ряды смородины вдоль лесополос, за которой - поля пшеницы, подсолнечников, кукурузы, и других злаковых культур. Байбак, зайцы... Разнообразная флора и фауна! Не зря говорят: степь-кормилица.
Вы не поверите, но, придя домой, я отправился снова к холмам, но уже собирать на компот ягоды переспевшей бузины. Как говорится, охота пуще неволи, а мне так хотелось её нарвать, и я нарвал пятилитровое ведро. Мне хватит.
Отправив бузину на чердак, я взял два ведра и пошлёпал снова в леваду, но уже в другую сторону: собирать на вечер корове яблоки. Тёща напомнила: "Иди, - говорит, - яблоки Майке на вечерю собирай..." И я пошёл. Нынче они насыпом лежат по всей леваде. Если сказать, что их полно или много, - это значит ничего не сказать. Но так не всегда, просто нынче такой урожайный год.
Раньше возле левад стояли дома, но с годами старики ушли в мир иной, обрушились и исчезли с лица земли саманные дома, крытые камышом, и в живых остались лишь вишни, яблоньки и груши, которые от одиночества и тоски переродились в дички.
"МНОГИЕ ПЫТАЮТСЯ СОБРАТЬ ТО, ЧТО НИКОГДА НЕ БЫЛО ПОСАЖЕНО" (Мейсон Кули).
08. 10. 2023 год.