Любовь-морковь

Феликс Гойхман
06 Любовь-морковь
Когда приходится слышать, как муж говорит жене ''дорогая", я мысленно вздрагиваю. Лично мне такое в голову не приходит. ''Дорогая'' можно сказать приятельнице, поднимая в ее честь бокал с пузырящимся напитком, но жене… Говорю ей подобное, только когда сержусь, и в обстановке повышенных тонов данное обращение звучит, как дерзость. И милой никогда её не называю. ''Милая", это для дочери, в крайнем случае, для любовницы, с которой все зашло слишком далеко, но опять же, не для жены. И да, я практически ни разу за целую жизнь не объяснился ей в любви. Даже когда мы встречались, обошёлся без этого. Спросите почему? Все просто, истинное чувство не требует объяснений. А на мой вкус, это еще и сродни заламыванию рук, или как идти ва-банк при мизерной раздаче: я тебя люблю - чем ответишь? Истинное чувство не требует ответа, хотя поэты тысячи лет твердят о безответной любви. Разумеется, чувство это обречено без взаимности, но взаимность – не ответ, потому что ответа чувство не требует. Взаимность, это – судьба, линия жизни, и я бы сказал, что она предопределена, если бы был фаталистом. Судьба для меня – лишь вероятность, вероятность любви, взаимности, счастья. Остается понять, возможно ли счастье без любви. Но это когда еще будет, жизнь без любви. Может в следующей жизни, хотя вряд ли, потому что смерть, это – не повод расставаться с любимой. Может быть, когда-нибудь в вечности я наконец узнаю, возможно ли счастье без любви.
Давно заметил, к вечеру накрывают мысли о долгоиграющей жизни, о бессмертии. Должно быть, к этому располагает нега, разлитая в предвечерней природе, медленно багровеющее солнце, клонящееся к западу, загустевшие тени деревьев. В комнате – мягкий полумрак. В это время дня, когда потемки, осмелев, выползают из углов, а меркнущий прямоугольник окна кажется светлым пятном, хочется думать, что смерть не страшна, и за расставаньем, как предположил поэт, будет встреча. В комнате двое, ты сидишь у окна и что-то читаешь, я расположился неподалёку, вполглаза слежу за приглушенной погоней в очередном теле-боевике. На самом деле, смотрю на тебя, не могу оторваться, любуюсь. Замечаю, что ты отвлеклась от книги. Возможно, буквы стали сливаться.
- Солнышко, слышишь?
По обыкновению, ты отвечаешь не сразу. Это – твоя манера. Мне порой кажется, что реальность течет сквозь тебя, словно сон, и надо дать время, минуту-другую на пробуждение.
- Слышу, - говоришь ты негромко, - Ты что-то хотел?
- Хотел спросить, как тебе быть бессмертной?
- Кому, мне? - В голосе легкое недоумение, а на губах едва заметная улыбка. Эта улыбка не освещает все лицо, как бывает, а только передается глазам. От этого твой взгляд теплеет, но смотришь ты не на меня, в окно. Мне знаком этот взгляд, он знает, он все знает этот взгляд. Руки сложены на коленях, и выражают покой. Во всей сидящей фигуре - равновесие и безмятежность. А за окошком стихает беготня расшалившихся деток, и птицы горланят уже как бы в полголоса, последний дневной ветерок шуршит, запутавшись в листве акации.
Минуту примерно ты медлишь, сидишь без движенья, размышляешь о чем-то. Слышу твоё дыхание. Думаю: сейчас что-то ответит.
- Бессмертной? – Повторяешь ты.
- Ну да, хочешь жить и не умирать никогда?
Я слышу твое дыхание, но сам забываю дышать, еще минута и сердце не выдержит, но ты отвечаешь.
- Если без тебя, не хочу