свет, сочащийся из дверцы буржуйки,
пляшет по комнате, как солнечные блики в море.
чистый мундир, но шинели стираем в луже,
и в то же время без эмоций утопаем в горе.
под вязкое хлюпанье кирзачей
вспоминаются прогулки по проспектам городским.
и на вокзале твой немой вопрос "зачем?"
однажды гласно сменит утверждение "ты стал другим".
всегда есть выбор: эшелон и эшафот.
эмбрион милитаризма вырывает дот
вблиз речушки фронтовых ста грамм в моих потрахах,
и форсирует её, неся в душеньку патронташ.
подъём. траншеи - наш второй дом,
но мы не черви, чтобы вечно копошить чернозём.
нам бы к звёздам через тернии с поднятной головой,
а не ползти по-пластунски с проверками "кто живой?".
осенний ветер гонит трупный смрад,
и на пропитанной кровью земле лежит тёмно-алая рябь.
на первый-второй рассчитайсь!
мы тут не в дозоре, первыми огонь не открывать.
родина - мать, бог - отец, винтовка - жена,
что ещё солдату нужно, если полная семья?
мы, как и враг, защищаем её в боях,
и только смерть для нас с ними, будто общая родня.
вражеский горнизон за перевалом,
позвонками огибаем его горб, и бьём градом.
наши души спасёт только победа,
не робеть, ведь Родина не простит нам побега.
пять минут на перекур и на молитвы,
этот бой обещает быть самым кровопролитным.
да сохранит наши души Господь,
командую сержанту, чтобы поднимал бойцов...
захлебнулась атака, как в речке котята,
команда была отступать.
и себя ощущал я бессмертным когда-то,
пока не пришёл умирать.
уголёк веры в сердце солдатском дотлел,
пропаганда горит на газу.
Бог войны ниспослал миномётный обстрел,
будто на муравейник грозу.
до конца не поняв, кто тут прав, кто тут злой,
я вслепую нёс гордости лучик.
возвращаясь домой, думал, буду герой,
а на деле - контуженный чудик,
проглотивший со страху свои ордена,
утопая в дождевой луже,
чтоб в кишке их в могилу с собою забрать,
и гордиться, что родине нужен.