Бездомный ангел
В руках туман и в голосе песок…
Примерно так тебя и представляла.
Бездомный ангел, ты не одинок –
Ты весь пустынен. Ты пчела и жало.
Кусай себя бессмертьем за ладонь,
Целуй виденье смерти недоступной.
Она – всепожирающий огонь.
Она взлетит над волнами голубкой
И не вернется с веткою оливы,
Предпочитающая жарких и счастливых.
Классика
Побег в искусство или за
Границу смысла и искусства.
Как бы ни пела стрекоза,
Костяшка ляжет «пусто-пусто».
Придет тот самый муравей
И куда надо вставит клизму.
И возвратишься, хоть убей,
К сермяжному соцреализму.
Город детства
Город налипал, как пластилин,
Медленно, уверенно, негласно.
Он лепил себя один в один,
Вышла пластилиновая сказка.
Сказка вышла – мни кому не лень,
Не давай увязнуть в пластилине.
Ничего, он только до колен,
Дальше чьи-то руки в красной глине.
Дальше тот… не вижу, далеко.
Выше нет холма для обозренья.
Глина разбивается легко –
Дальше то, что выше измеренья.
Ну, скажи, зачем вот этот юг,
Это вечное «ползи, каруца»?
Ничего, и лошади, мой друг,
Просто так к подъезду не даются.
Трезвость
«Так тебя еще никто не раздевал» –
Классное вступление к порнухе.
Только автор снова сплоховал,
Или был разносчик слов не в духе.
И никто ни с кем не улетел,
Просто в космонавты не забрали.
Автор мог, и больше, чем хотел.
Не сейчас, не здесь, не нае....
И потом, стоит вопрос один,
Что, в конце концов, всего важнее,
Этот час – факир и господин,
Этот спор – с распятым иудеем…
Плевать
Мне года три. Без месяца еще,
Но я широким жестом округляю…
Вот это «все прости, и я прощаю»
Еще не раз споткнется на меже,
Которую, не человек, но дух…
Он перейдет. Сомнений не имею.
Я все прощу, воистину, мой Бог.
Мне только три. Люби меня скорее!
Потом не то, не так и не тогда.
Ну где ты был, или, скорее, не был?
Когда отец мой небо бороздил,
А кто-то пришлый мать склонял к измене?
Он был поэт… Ты, верно, перепил.
Он пианист… и недостоин драки.
Он был пилот, подлец, как все поляки…
Плевать, в кого я вышла в забияки,
Но небо ни один не оскопил.
Тебе стоять теперь у двух могил,
Мне собирать растоптанные злаки,
Не печь хлеба, не верить никому.
Но, впрочем, небу. Небу одному.
Плевать на все, что недостойно драки.
Благосклонность
Благосклонно светила луна,
Не болела, а даже, казалось,
Возлежа в облаках, улыбалась.
Ну еще бы – допила до дна…
Допила, да неважно, нажралось
Это небо на раз до хрена
Этой крови, любви и вина,
Этой жизни бессмертной и талой
И отмерило царского сна.
Только я тут бессонно одна
Повторяю великое «мало!»
Ты еще не увидела дна.
Ты еще не настолько пьяна,
Чтобы царскою кровью блевалось,
Чтобы вера осталась одна.
*
из всего можно раздуть скандал и стихотворение
для скандала нужен соучастник
Ви
Дорогая любимая Ви,
Я пишу тебе после заката.
Если хочешь, не глядя порви.
Мне зачем-то писать тебе надо.
Ты такая, какая ты есть,
По-французски, по-русски, по крови.
Мне писать тебе горькая честь,
Как шалаве признаться в любови.
Ты нахлынешь, возьмешь и предашь
И однажды утопишь в объятьях.
Но зачем-то скрипит карандаш
Перед самой прекрасною бляdью.