Б24. Фадей Максимов. Замечания члена жюри

Сетевой Клуб Поэтов
Здравствуйте, уважаемые участники конкурса, читали и организаторы!

Я первый раз участвую в подобном мероприятии, потому прошу не судить меня строго. К тому же, любой конкурс это всего лишь игра, а каждое мнение может быть субъективным. И все же мне приятно было читать Ваши стихи. Все они такие разные, но несомненно интересные. Каждый автор приложил немало усилий, стараясь и оттачивая мастерство, Но, как Вы понимаете, есть конкурсный регламент и через него не перешагнешь. Спасибо всем Вам, и вот мой выбор.

1. ВНОВЬ ПОД ДОЖДЕМ
Нина Баландина

Вновь под дождем намокшее плечо прикрыть зонтом, не думать ни о чем, в молчание пройти по переходу . Услышать скрип качелей «так - не так», понять, что жизнь по-прежнему пустяк, зависящий от власти непогоды. Случайный лист, отметивший рукав. На всякий случай по прохладе шарф поверх жилета,- все, как в раннем детстве... Пасьянс листвы: тьму полонящий цвет, палитра встреч, что продлевает свет, – расклад один, и никуда не деться.

По небу (где недавно был простор) клубит туман, боясь упасть в костер подкинутых рябиновых признаний. Расплывшийся за тьмою горизонт. Притихший дождь стучится в старый зонт, а тот не слышит: явно, не весна ведь. Остановись и выдохни. Молчи. Своих богов вниманием почти. Поверь, что сентябри - не крайний случай: лишь пауза для осознанья – плешь, когда все голо, а листвы кортеж латунью - и багрян, и желт… Послушай, в подсветке, моросящей через
раз, лиловость зелени и звездность поздних астр тренд осени - стихи! -
в настигших время лужах.

Пейзажная лирика, на мой взгляд, один из самых сложных жанров в поэзии. О природе говорено столько, что кажется невозможно найти что-то новое, но это не тот случай. Красивая авторская речь, без надоевших шаблонов. Наблюдения ЛГ передают живую картинку осени, в которой простые мелочи становятся чем-то важным. Много авторских находок "пасьянс листвы", звук качелей, разложение бронзы на багряный и желтый цвета. А еще хорошая фонетика.
В общем стих получился удачный во всех отношениях. 


2.про перемены в общем
Ульяна Валерьевна

и вроде бы горшочек не варил
и третий рим дождями был затоплен
распутная как эмма бовари
распутывала блюзы дженис джоплин

он целовал мизинцы на ногах
цитировал меня и полозкову
и таяли подлунные снега
под скрип матраса странно и раскованно

я заполняла синий молескин
от титула до шелковой закладки
где в рифму умещалось не покинь
где жизнь казалась ласковой и сладкой

и верилось двоим что смерти нет
а если есть то может быть достойной
кипели мы и тени на стене
горчили губы хвойною настойкой

пожалуйста еще!....

и с хрипотцой
наяривала блюзы крошка дженис
ей подпевал бессмертный виктор цой
на перемены в общем не надеясь

Казалось бы, и в любовной лирике сложно отыскать что-то новое и изысканное, но поди ж ты, случаются казусы) Стих затягивает событиями, эротичными мелочами, историей в истории. Вроде бы одна маленькая любовная сценка, но она охватывает целую эпоху. Это приблизительно, как впихнуть мамонта в коробочку из-под монпансье. И зверюга помещается полностью, и ей там комфортно.
Еще хотелось отметить чудесные рифмы и плывущий (песенный) звук.


3.Не по-литовски
Екатерина Чаусова

«в лесах высока листва
шумела по-литовски»
Литва — впервые и навек
Б. Чичибабин, 1973

I
Прочитан и отпущен ввысь…
Я шевелю губами:
«В небесных рощах — не на Вы,
бухгалтер-оригами,
романтик-ухарь, медовик
коржавистый, чуть Бабель, —
Ты! в память сердца мне проник
и чистоты прибавил.
По-птичьи чиркнул и затих:
в клети — не так масштабен…
Но свет ваш — с Лилей на двоих —
да будет, Чичибабин!

II
Так густ литовских снов налёт.
А я — ну разве спорю?
Но Вильня в сторону вильнёт
петлёй своих историй.

Я погостить звана не раз,
да не сложилась встреча.
Судьба ль, охоча до гримас, —
случайностей предтеча?

По кольцам брошенных веков
озлобленною белкой
крутиться тошно, но влеком
напастью мир-калека.

По-ту-волну продлив полёт
крестов и звёзд могильных,
я попадаю в переплёт
картинок факсимильных:

И синагога, лес, костёл,
и Айболит еврейский, —
всё — Храм, в котором Ты простёр
раскаяния фрески,
где у калеченных стихов
подрезанные крылья
так тяжелы… а так легко
тоской земной накрыли.

III
О тех, с кем станешь наравне
хлебать свой «безусловный»,
всё неуклюжей и страшней
надуманное слово.

Сквозь боль пронесший на губах©
молчанья несогласье,
не мыслит даже о рабах, —
за веру, землю, глаз ли…

Мне горше самых горьких слов
озноб сосны и тмина.©
И безнаказанное зло
нуждается в помине…

…чем о любви своей не сметь
проговориться в слове©,
и ни в семье, и ни в письме, —
не существует, словно,
так лучше — в полымя, смеясь:
да — олухи, — а кто же
в гадюшнике кричит : «Змея!
Остановись, прохожий!»

В местах, где не давали жить
ни Яхве, ни Исусу,
не ядовиты ль всходы ржи,
надежд не ложны ль узы?

Тем невозможней наблюдать
незамутнённым взором:
Россия, — ты моя беда, —
любви не стать позором!

Горит заката злая медь,
роняя в небо перья.
Любовь не может отболеть,
чтоб ни болтали — верь мне...

Сложное, многослойное, техничное. С этим стихом трудно справиться неподготовленному читателю, но оно дает повод для размышления, желание перечитать, выйти за рамки информационного поля. Несомненное украшение стиха - рифмы.
 

4. Маленький плод нашей любви
Бонгард Друидов Чайкин Андрей 

Пожиная скуку, веселье сея,
Выстругивая армию из бревна и полена,
Превращаюсь из патриция в плебея,
Как трава превращается в сено…

{Выбирая между первым поцелуем и последней бомбой}
[Треугольник живёт в ромбе]

Но я не мечу в Бонапарты,
Хотя тактика со стратегией мне по колено,
И вот я наблюдаю, сминая карты,
Как Нева превращается в Сену…

{Я выбираю первый поцелуй}
[В треугольник вписан буй]

Мой друг Одиссей умён, как колдун,
Ни в огне не горел, не тонул
В море.
Мой друг Одиссей силён, как медведь,
Но на остров циклопов попал посередь
Моря.
Мой друг Одиссей высок, как стена,
Но просит у Полифема в подарок жена
Героя.
И наш богатырь, наш ведун, наш дылда
На наших глазах превращается в дилдо…

{потому что последних бомб много}
[в буе видно недотрогу]

На один день короче стала дорога
В место, где хоровод по диаметру
Равен экватору,
И повелитель в сотый раз
Просит сказку про кран, и ты с улыбкой подчиняешься диктатору…

{а первый поцелуй один}
[в недотроге растёт сын]

 
Да, любовная лирика может быть разной. Распирает сказать "да, можно было и так". Определенно подкупает схема стиха и идея выделить строки, облачая их в символы, а символы в текущие события строф. Каждая строфа - шаг события, заточенного в метафоры. По сути это эротика, но автор сумел ее так умело завуалировать, что повествование кажется маленькой сказкой, без намека на пошлость.

5. безумный шляпник
Марго Сергеева

маленькое шале где-то на краю земли
ирисы разбросанные по парапету
призрак уходящего лета
недопитый кофе
тонкий точёный профиль
будто вырезанный из папиросной бумаги
перчатки позабытые на подлокотнике кресла...

тычешься в него носом
словно щенок
шляпник мой безумный шляпник
как же легко эту жизнь прошляпить
пустить поездом под откос
где-то на краю земли
там где рельсы расходятся вкривь и вкось...

и вот ты стоишь
актриса на авансцене
мысленно проклиная серых дней кутерьму
а он ничего не узнает и не заценит
он даже не поймёт что это ему

С первых строк читатель попадает в сказку. Кажется, что все только начинается, но, увы, это последняя глава истории или эпилог. Основные события уже произошли и мы видим грустный, даже отчаянный итог. Герои истории, как бы стоят особняком, но читатель мысленно соединяет их, несмотря на печальный финал. Эффект многослойности делает стих объемнее. Казалось бы три строфы, а в них целая жизнь.

6. Раскаяние.
Ульяна Поликарпова

Каин во двор выходит,
потягиваясь спросонок.
Надо бы обкосить возле ворот крапиву.
В полдень, поди, будет опять под сорок -
солнце печёт с утра безжалостно-нестерпимо.
Надо бы обкосить. Надо бы дом поправить -
как бы не рухнул часом
левый подгнивший угол.
Куры по грядкам бродят, нет на зараз управы.
Клубок деревенской жизни
Каином смотан туго.
Заходит старуха Марфа поговорить о сыне:
за братоубийство "тянет",
десятый уж год доходит.
Получит старуха пенсию,
пошлёт в дальний край посылку -
носки шерстяные, шарфик.
Там, знамо, сибирский холод.
Каин кривится, слушая. Ему неприятна тема.
Расковыряла бабка
его неживую душу.
На грязной скамейке ёрзает, мурашки бегут по телу.
Отвяжется ли когда-нибудь эта старуха ушлая?
А Марфа всё не уймётся,
трындит об одном и том же.
Кроме соседа Каина выплеснуть горе некому:
каб знала, да кабы ведала, воспитывала бы строже,
а каб не беда с ногами, сей час бы к сынку поехала.
Каина злоба душит. Каину очень плохо.
Молчи - умоляет мысленно,
взгляд отводя в сторону,
на высушенную июлем, в белой пыли,
дорогу.
А над дорогой тучей, чёрным грехом -
вОроны.

Хоронят старуху Марфу все пять деревенских жителей,
везут на скрипучих дрогах к церковке у погоста.
А Каин сошёл с ума - бродит, косою вжикает,
кладбищенскую крапиву, как заведённый, косит.

Тяжелое, в плане смысла. Фишка в том, что я, как читатель, совершенно не сочувствую старухе Марфе. Мне, точно так же, как и Каину, хочется заткнуть ее и послать куда подальше. По сути автор дает читателю возможность прикинуть на себя образ грешника, который хочет забыть о содеянном, но ему не дают это сделать внутренние демоны (Марфы). В стихах есть нерв и момент саспенса.
А еще хотелось отметить рифмы и красивую литературную речь. 

7. ДАРИЙ
Илина Гумер

Неизменны – как воздух насущный – «улица, фонарь, аптека»,
И внезапен – как гром небесный – случайный прохожий.
Но ты вдруг смотришь – и берёшь этого человека –
С потрохами всеми, мимикой, глазами, оттенком кожи…

И голова твоя умная – непривычно лёгкая и пустая,
Только мысль – мухой по кругу – слева направо:
Не случаен лиловый иван-чай в предгорьях Алтая,
Как не к месту была бы там голубая заморская агава.

И понимаешь: ничто просто так не происходит –
Написан где-то, скреплён печатями твой сценарий.
И встречный этот, вчера незнакомый вроде,
Ныне – расцветающей Персии твоей царь Дарий.

И мил он тебе умом, статью, запахом, белозубой улыбкой.
И не бесит – как так? – молодецкой бедовой ухваткой.
И плывёшь ты в океане предчувствий своих – золотою рыбкой.
И царишь в термитнике памяти своей – золотою маткой...

Изюминка стиха в том, что автор соединяет и переплетает разные образы. Вот, казалось бы, есть простой человек, но на самом деле он не так-то и прост. А почему? Да потому, что он Дарий твоей Персии. У кого-то это может быть Соломон ее Шебы или Набунага ее Нагои, но это не отменяет принципов царения. Мы всегда превозносим понравившийся объект и наделяем его несуществующими качествами.  А еще мне понравились ритмика, сравнения и метафоры.

8. Слушая мир
Вера Да Юра

Когда превращается в тыкву карета,
а внутренний демон и ангел в раздоре,
прошу я совета у встречного ветра
и мудрого моря,
у кошки лежащей на дюне прогретой,
у снов, что слетаются к детской кроватке.
Я слушаю мир, не дающий ответов,
чтоб стало понятней,
как мне разобраться в пришедшем сегодня
и чем я готова рискнуть послезавтра.
А если искомый ответ не приходит —
иду, там где даты
распяты на камне и смотрят с укором
на тех, кто не помнит, что время конечно...
И вновь возвращаюсь за помощью к морю —
оно человечней.
То штормом пугает и криками чаек,
то раны залижет, то гонор остудит,
то слушает молча, то в спину толкает:
вперёд, мол, ты сдюжишь!
Когда я в прибое ответы расcлышу,
в себе разберусь и расставлю все точки,
тогда уж никто не скомандует: "Тише",
где мне надо громче!

Вроде бы простое, незатейливое, но это только на первый взгляд. Стих честный, с неподдельными чувствами, жизнеутверждающий. В нем нет искусственности и подтянутости. Подкупает интересный ритм. 

9. Caps Lock
Белый Ящик

1.

Когда я пишу ему – мне не хватает слов.
Поэтому ставлю смайлики – разные и помногу. :-)
А ещё не хватает звука – и слово "ЛЮБОВЬ"
я пишу… нет, – кричу! – CapsLock'ом.

Мне не хватает воздуха, когда он пишет мне,
живой тактильности от его присутствия.
В виртуально-завораживающей тишине –
в обманывающей тишине! – наше межчувствие.

Да, я лгу ему: не Алиса и вовсе не ветреная жена –
я давно одинока, зовут Антонина, а кратко – Тося.
Думаю, он тоже обманывает меня, –
он не Павел и не референт у нефтяного босса.

Но вот только не верю, что наши чувства – ложь.
А иначе жизнь – сплошная чёрнополосица.
Потому-то и мимикрирую под молодёжь,
к которой он, любимый, конечно, относится…

2.

"Насколько легко и трудно снова чувствовать себя безудержно-молодой! –
с улыбкой думает, глядя на экран, старая и больная женщина.
– Как завораживающе-приятно встречаться с юностью и с любовью,
пусть даже полностью сменив обличие и стиль общения!"

Она радуется слову "ЛЮБЛЮ!" – и пишет "Я ТОЖЕ ЛЮБЛЮ!" в ответ.
Затем выключает лэптоп, выходя из мировой живительной паутины, –
и стыдливо прячет его, вздыхая и припоминая, сколько ей лет…
начиная ждать Тосю, приходящую медсестру. Если полностью – Антонину…

Страшная, запутанная и фактически детективная история. Все друг другу лгут, но эта же ложь спасает героев от одиночества и дает стимул жить. А так ли это плохо - обманывать и обманываться?
Понравилась идея автора разбить истории ЛГ на части, понравились составные и ассонансные рифмы, неожиданный финал.

10 История
Татьяна Воронова 6

Когда история творится на глазах,
То любопытство и животный липкий страх

В душе сменяются, как сторожа в дежурке;
Всё четче видится - и кофе в старой турке,

И банка мутная с букетом дачных трав,
И чашка мамина, не убранная в шкаф...

Когда история всех походя сминает,
Свою историю тебе напоминает

Безделка каждая, любая чепуха...
Тогда становится вседневья шелуха

И бесполезней, и ценней одновременно,
Когда история сметает сор вселенной -

Тебя, меня, его... и этого, и тех...
И чашку мамину, и кофе на плите...

Этот стих тот случай, когда автору не потребовалось витиеватых фраз и сложных метафор, чтобы передать свои чувства и ощущения. И это правдивые и искренние чувства, что подкупает читателя.

11. Зима. Фауст, Мефистофель
Михаил Эндин

Мне скучно, бес.
Александр Пушкин, «Сцена из Фауста»

Фауст: За окнами — зима.

Мефистофель: Не говори...

Фауст: За декабрями ходят январи.

Мефистофель: Открытие, достойное пера.

Фауст: А помнишь, ты твердил «Пора, пора...».

Мефистофель: Да, я твердил, я и сейчас готов
всё повторить с набором тех же слов.

Фауст: Пора, пора... и часто в январе
я тоже думал о своей поре:
начало года, праздники, запал...

Мефистофель: О да, застолье, выпивка, упал
от радости, должно быть, и потом...

Фауст: Ты не о том, и слишком зло, притом.
Зимой бывает странная пора:
светает чуть, и с самого утра
торопишься увидеть там, вдали
за окнами не краешек земли,
не старый дом, изученный уже
до надписей на верхнем этаже —
спешишь увидеть чистые снега,
дорогу на иные берега,
и там на этих дальних берегах...

Мефистофель: Свой старый дом и улицу в снегах
увидишь вдруг, поскольку и вдали
всё то же, как о том ни говори.

Фауст: А ты шутник... но, вероятно, прав.
Куда идти, когда имеешь нрав
спокойный, созерцательный и без
привычки к бегству? Мне не скучно, бес,
теперь, когда за окнами зима
и улица, что, кажется, сама,
неспешная, течёт за поворот.
За декабрями ходит новый год,
а старый пропадает без следа.

Мефистофель: И ты бываешь правым иногда.

Очень необычный стих, сочетающий элементы диалога и пьесы. Читая его, представляешь комнату, персонажей, зимний вечер и буквально погружаешься в атмосферу, чувствуя себя невидимым собеседником. Вроде бы серьезный философский разговор, по нотки иронии не дают скучать и ты, как читатель и слушатель, почти по-детски обижаешься к финалу, понимая, что беседа окончена.

12. Язык цветов
Лёля Строптивая

Богат гарем турецкого паши.
В нём строг надзор, суровые порядки.
Но тех, кто любит, разве устрашит
угроза смерти за любовь украдкой?

Роскошен сад, здесь много красоты.
Гуляет Зара с тайнами в букете.
Под звуки лютни собирать цветы –
что может быть невиннее на свете?

Но каждый стебель, веточка, бутон –
не просто так, а тайная записка
любимому, и говорит о том,
что счастье будет, счастье очень близко.

____________________________

Когда всё плохо и вокруг бедлам,
иду к тебе в компьютерные сети,
шлю фото розы и пишу: «Селам!»*
И есть надежда, что ты мне ответишь…

Стих практически сонетный, потому как пятистопный ямб располагает жанру. К тому же в стихе мало повторов и присутствует синтаксическая законченность катренов, точность рифмы, композиция сонета. Даже жаль слегка, что строк не четырнадцать. А еще мне понравилась стилистика стиха. В каждой строке угадываются восточные мотивы и картинка представляется объемной и зримой.

13. Мышиное...
Мелвик

Съели мыши всё в кладовке - вот беда-то так беда.
Снова мне на остановку, снова ехать в никуда.
А дорога – рельсы-строчки. Мчится поезд – баю-бай,
Мимо леса, где грибочки… Ты смотри не засыпай.

Сны, как мёд и сахар сладки, избавляя от проблем,
Заберут души остатки – ну а мне оно зачем?
Пересяду на трамвайчик. Тихо едет старичок,
Но заснёшь – откусят пальчик и укусят за бочок.

Снова те же рельсы-строчки, и хоть скорость уж не та,
Всё похоже вплоть до точки и мышиного хвоста.
Время ставит мышеловки в неожиданных местах,
То в сознания кладовке, то на чистеньких листах.

Только мыши всё наглее: жрут секунды и часы.
Флаг мышиный гордо реет – мышеловки для красы…
Хватит ехать, скоро осень. Время - талая вода.
И дорога - цифрой восемь. Не приедешь никуда.

Выхожу на остановке. Ба! Знакомые места!
Те же мыши и кладовка, куча строчек в пол-листа,
Полночь близится несмело: никуда, мол, не спешу…
И кому какое дело, что я здесь сижу пишу?

(Строчек несколько о смысле: не видать хоть лопни глаз.
Перепутались все мысли. Может в следующий раз…)

В этом стихе хитрый автор сумел увязать в один пучок несколько жанров: философскую лирику, колыбельную и юмор. И хорошо же получилось! Вначале стих буквально убаюкивает, но к середине читатель просыпается (будят мыши) и напрягается в предчувствии чего-то этакого, но автор снова удивляет неожиданным поворотом. А еще в стихе много красивых глубоких рифм.

14. Шкипер
Юрий Рехтер

Натянет шкоты солёный ветер
И старый шкипер взойдёт на борт,
В движеньях точен и взглядом светел,
Как будто море его зовёт.

Полощет парус и рвётся с места,
На север прямо глядит компАс,
Порывы бешеного зюйд-веста
Волн белогривых устроят пляс.

И будет свежесть, и будет качка,
Звезды полярной забьётся пульс,
И заиграет, взлетев на мачту,
Весёлый парень - походный гюйс.

Минуты эти неповторимы,
Гудит на вантах движенья зуд,
За горизонтом поют ундины,
И старый шкипер смахнёт слезу.

Стих понравился четким песенным ритмом. Да-да, это практически готовая пиратская застольная или походная. Изюминка стиха - обилие морских терминов. Именно они создают атмосферу и задают темп. 
 
15. БАБОЧКА
Ольга Флярковская

Закрою ладонью – а вдруг улетит? –
Подвижную хрупкую плоть.
Ах, бабочка, лета последний мотив
Сегодня играет Господь.
Чуть слышен сосны низковатый тромбон,
На струнных вздохнула ветла.
Ударил в кимвалы разросшийся клён
На проводах первых тепла.
Ах, бабочка, что ты смогла уловить
Из этой симфонии дня?
Простое желание век свой дожить,
И то – под рукой у меня.
Лети, позабывший о стебле цветок,
Игрушечный плащ разверни!
Нектара прощальный тягучий глоток
Оставили летние дни.
Не станет препятствием к воле ладонь –
Я просто её отведу.
Но помни, что вечером поздним огонь
Всегда зажигают в саду.

Хороший стих. Пейзажно-философская лирика довольно трудный жанр, но автор отлично с ним справился. Читатель понимает, что маленькая хрупкая бабочка символ уходящего лета и не только. По сути сам смысл жизни и есть бабочка.

16. Медовый август
Аршанский Василий

медовый август прячется в лесах
от жарящего солнца соловея
купается в озерах-небесах
пьет пряный воздух с запахом шалфея

здесь мистика над миром ворожит
мельчают звезды видится пустое
истории бездатной миражи
заботы вечных жизненных устоев

усталый путник друг-апологет
для августа с застольным изобильем
хмельного лета здравый апогей
весенних грез что стали сладкой былью

и летний день пленительно хорош
дыханью дня невольно подпоешь

Очень хороший сонет. Как поклонник твердых форм я понимаю, какую колоссальную работу проделал автор в плане подбора рифм и соблюдения правил, к тому же жанр для сонета выбран достаточно редкий, что подкупает. 


17. Очень сильный дождь
Александр Анатольевич Андреев

Стихли за сценой твои шаги.
Город картонками лёг в углу.
Скорость. Дорога. Писк мелюзги.
Ветер вонзает в полночь иглу.
Пусть красота не сильней, чем нож,
Только она заполнит эфир.
Если пройдёт очень сильный дождь,
Очистит ли он этот грязный мир?

Ветер кромсает ночь на часы.
Радость – щебёнкой из-под колёс.
Жаркий костёр. Где-то воют псы.
Так хорошо, что не слышно слёз.
Жёлтое пламя. Лёгкая дрожь.
Капля смолы. Поднебесный пир.
Если пройдёт очень сильный дождь,
Может, очистит и этот мир.

Соединение городской и философской лирики практически всегда выигрышный вариант. Есть красивые авторские находки: "город картинками лег в углу", "ветер вонзает в полночь иглу", "ветер кромсает ночь на часы", "радость - щебенкой из-под колес". Несомненно радует то, что автор не прибегает к шаблонам и выстраивает свой, индивидуальный мир.

18. Под бразильский сериал
Ирина Полюшко

Под бразильский сериал чистит бабушка картошку,
Размышляя о своём, об ушедшем далеко.
Кот, семейный аксакал, недоглаженный немножко,
Вкусный белый водоём баламутит языком.

Молоко туманных лет загустело до сметаны.
Что там было в глубине — то уже не различить.
Меж уборок и котлет были розы и тюльпаны.
От несказанного «нет» пали звёздочки в ночи.

Непонятная страна, счастье прячущая в стоне,
Где идущий напролом не считает: раз, два, три…
Может, это глубина милых глаз, в которых тонешь,
И щемящее тепло разливается внутри?

Запустил Амур стрелу. Глухо звякает кастрюля.
Словно отзыв на пароль, в воду капает слеза.
Лето. Первый поцелуй сумасбродного июля.
Подоконник. Пачка. Соль. А над нею — бирюза.

Теплое, ностальгическое, буквально переносящее в прошлое. Маленькие житейские картинки делают стих ярким и реалистичным, ведь коты-аксакалы и бабушки, смотрящие сериалы были практически у всех, а еще первая любовь и первый поцелуй сумасбродного июля. Стихи, несущие добро, делают нас лучше.


19. Повод предавать
Алексей Прохоренков

Кроны поредели, стало холодней,
квасятся недели в сырости дождей,
ночь неотвратимо подрезает дни –
пролетают мимо без надежд они,
приземляя цели, закрывая даль,
влились в акварели неба цинк и сталь,
а Природе впору в белом под венец –
неминуем вздорной буйности конец.

По ночам осенним, делая обход,
новый муж деревьям приглашенья шлёт.
Сухо, без излишеств, с властной прямотой,
инеем он пишет, вымерзшей росой:
«Пёстрое из моды вышло, стиль иной:
трезвый, экономный, строгий и простой.
Нам претит с невестой листьев мишура.
Нагуляли с летом – сбрасывать пора.»

Перемены – нервы. Пререкаться с ним –
не ветвей проблемы, выжить бы самим:
«Что мы, в самом деле? Жизнь не обмануть.
Листья повзрослели –
сами как-нибудь…»

Дети – бесшабашны, даже в грязь лицом
падать им не страшно, страшно гнить потом
без вины пред родом и осознавать
новый брак как повод – повод предавать.

Время скверно лечит тех, кто рано сник.
Не для листьев вечность,
завтра – не для них.
Но когда Природа, проявляя нрав,
оживёт восходом, грубо оборвав
стылую с Морозом ослабевшим связь,
то из-под гипноза выйдет и для нас
именами прежних, павших от невзгод,
каждый листик нежно снова назовёт.

А пока уныло, слякоть, канитель,
серые наплывы старят акварель,
вымокли недели, дни теряют свет,
тянешь еле-еле…
Удержался?
Нет.

Идея стиха практически Некрасовская, но автор подходит к ней с иной стороны. Он очеловечивает природу, деревья, времена года и буквально оживляет неживое. Философия смысла жизни переплетается с временами года. Довольно хорошо получилось.

20. Хлеб. Диптих
Айк Лалунц

1.

Что может быть чудеснее зерна –
Святой предтечи будущего хлеба!
Бежит тропинка к полю от гумна
То вправо забирая чуть, то влево.

По ней шагают дедушка и внук
К большому свежевспаханному полю,
Чтоб из своих простых крестьянских рук
Благие зёрна выпустить на волю.

И в тёплый пар, во влажный чернозём
Прольётся ливень золотистых зёрен.
Затем ростки одним прекрасным днём
Рванутся к свету из подземных штолен.

Заколосятся вдруг на радость всем.
И силою нальются благодатной,
Под солнцем вызревая, чтоб затем
Вернуться к людям щедростью стократной.

И вновь зерном улечься на току.
И с жерновами повстречаться смело,
Чтоб превратиться в свежую муку
И хлебом возрождаться то и дело.

Что может быть священнее зерна?

2.

Бабушка склоняется к тандыру, где с утра огня ажиотаж,
И являет солнечному миру солнцеликий пышущий лаваш.
От румяной корочки исходит аромат такой, что нету сил
Дожидаться нам с сестрёнкой Тоти, чтоб лаваш немножко поостыл.

Я его ломаю на три части – бабушке Маро и нам с сестрой,
Бабушка в ответ: «Моё ты счастье! Я уже поела, дорогой».
Детство, озаряющее старость… И скажу я честно, без прикрас:
Мы с сестрёнкой – бабушкина радость и её любимей нет у нас.

Над селом дымки вовсю струятся, потому что по округе всей
Бабушки пекут для домочадцев лаваши – не отыскать вкусней.
Зной царит от края и до края, он с утра вошёл в привычный раж.
Кто же там, на небе выпекает вот такой же солнечный лаваш?

Пусть моменты счастья не прервутся ни в каких грядущих временах,
Пусть всегда, из века в век пекутся лаваши на небе и в печах.

Вроде бы два совершенно обособленных стиха, но они связаны общими составляющими - хлебом и преемственностью поколений. Казалось бы, что может быть проще - посеять хлеб и испечь, но любому ремеслу нужно учиться. Детей всему учат взрослые и передаваемый опыт накладывается на теплоту общения с родным человеком. Пожалуй именно такие стихи нужно учить в школе.