Я не знаю, что было то явь или сон:
Будто в лес я забрёл пред рассветом.
Полыхали зарницы во весь небосклон,
чтобы мог я увидеть всё это.
Я стоял, не дыша, хоронясь за кустом.
Предо мной на безлюдной опушке,
непрестанно себя, осеняя крестом,
на коленях молилась старушка.
А в молитве усердно просила она,
мирных лет, тишины и покоя.
И сияла над ней светлым нимбом луна,
серый камень ей был аналоем.
На усталом лице след бессонных ночей
и печать бесконечной тревоги.
Обветшалое платье свисало с плечей
на её не обутые ноги.
И, рыдая, пред ней я упал на траву.
И обняв её стопы босые,
я спросил горемычную - как вас зовут,
а она прошептала – Россия.
Слышишь, бабушка слышишь ведь ночь на дворе
и тебе ль в этом мраке скитаться?
А она мне в ответ – видишь храм на горе,
я должна туда к утру добраться.
Верь, касатик мне верь, ну а я доберусь
и ладонью мне вытерла слёзы.
Слышишь гул по степи? Это Матушка Русь
возрождается в бурях и грозах.
Только с ней суждено мне войти в этот храм,
нам сегодня быть порознь негоже.
И отправилась в путь, прошептав – мне пора.
Я в ответ ей – храни тебя Боже.
Долго, долго смотрел я старушке той вслед.
Под ногами качалась планета.
А над храмом уже занимался рассвет,
озаряя окрест горним светом.
Я не знаю, что было то явь или сон,
только я с той поры, почему то,
вижу лик её, словно сошедший с икон,
в зорях каждого нового утра.