кусок льда выпал из ладони солнца,
другая сторона всосала бледность мениска,
скотоложец,
где ты был раньше, когда гнил,
перчаткой скрывал протез снов,
сводил во взгляд глаза гепатита,
а мне бы найти твои ранения,
штопать голодной совой
ветви путаной листвы,
она не хотела смотреть в глаза строчкам моим…
я пришёл снять фартук с занавеса,
мой пёс один на один с лаем,
тихо крадётся время,
стрелки не свалит усталость,
и только первые шаги пробуждений динамиком захрипят,
и только первый бас фальцетом откинет одеяло,
градус выкружится ниже нуля,
удержится за выступ припадка мозолями сотен рук,
скотоложец мысли развалит в чёткий строй
маршировать неуправляемой толпой…
и был первый,
нянчил в мясистых губах дым сигарного перегара,
второй кормил из ладоней переломанных птиц,
сведя взгляд в глаза,
привидением блюза блестел хищным оскалом нот,
третий, – в сумерках вен на частоте пульса дозревал,
молния стучалась в окно,
хозяйка сонных трав не пускала,
здесь не светит измерять дорогу,
здесь жуют воспалённое зрение,
хозяйка сонных трав умеет пить росу залпом,
дождь хлопал по плечу скотоложца
выставляя капилляр в разрыв сердца…
они гостили с ней,
да ночлег оставался за кадром,
хозяйке сонных трав было откровенно лень
контрольно отряхиваться,
упаковываться,
дискредитирующее основание времени
стрелки часов повернуло по территории,
вверх ногами тряхнул вакуум вечер…
я не один, раз присутствие дикости замечают другие,
мне интересно знать,
как кулак грома, поймав пустоту,
указующим пальцем молнии попал в скотоложца,
впалые глазницы,
крупная ячея зубов не содержит сторон,
сиплый выдох задумчиво жуёт воздух,
и сыро скребёт вой запах страха,
скотоложец, нащупав покой,
в тени глаз,
позади взгляда.